Хеммонд Иннес - Воздушная тревога

— Замечательно, — сказал я.

— Когда вы отправляетесь?

— Как стемнеет, часов в одиннадцать. Луна сейчас появляется поздно. Наш расчет заступает на пост в час ночи, стало быть, хватятся меня только через два часа.

— Удастся ли вам ускользнуть незаметно?

— Это нетрудно. Разве что очень уж не повезет.

— Тогда желаю удачи, — сказала она и стиснула мою руку. — Я должна возвращаться, а то ваши ребята уже моют нам косточки.

Она уж было повернулась, но остановилась.

— Кстати, незадолго до восьми Вейл уехал куда-то на своей машине и сегодня уже не вернется.

— Откуда вы знаете?

— Сказал один знакомый с поста оповещения. Он учится на штурмана. Этот парень видел, как Вейл садился в машину, и спросил, можно ли зайти попозже поговорить о какой-то премудрости. Обычно Вейл с готовностью помогает людям, но тут он ответил, что нельзя, поскольку сегодня-де его больше не будет.

— Все совпадает, — проговорил я.

Марион кивнула.

— Я тоже так думаю. Если вы не вернетесь до рассвета, я сама пойду к Уинтону.

— С богом, — сказал я.

Она задержалась еще на мгновение, глядя мне в глаза. Может быть, хотела запомнить мое лицо, опасаясь, что мы больше никогда не увидимся? Не знаю. Но в этот миг мы были очень близки. Секунду спустя Марион быстро повернулась на каблучках и ушла.

В окопе меня не преминули осыпать разного рода шуточками, но я, занятый другими мыслями, не обратил на них никакого внимания.

— Вы с Мики — идеальная парочка, — заявил Че-твуд. — У обоих одинаково перепуганный и таинственный вид.

— Не плети чепухи, — яростно огрызнулся Мики.

Злость, прозвучавшая в его голосе, должна была навести меня на кое-какие мысли, но я был слишком погружен в собственные думы и едва заметил ее. Приближался решительный час.

В десять нас сменили. Обычно весь расчет тут же заваливался на боковую, чтобы поспать как можно дольше, но как раз сегодня Кэну и Четвуду приспичило затеять спор о сцене. Четвуд отстаивал достоинства актеров-любителей, а Кэн, естественно, защищал более утонченную современную школу. Они просидели при свете фонаря «летучая мышь» и проспорили до без четверти одиннадцать, а я тем временем лежал на койке, кипя от злости.

Наконец барак погрузился в тишину. Я выждал до четверти двенадцатого, пока все крепко уснут. Когда барак наполнился тихим ровным сопением, я соскользнул с койки и натянул форменку. Ложась в постель, я снял только ее. Чтобы идти быстрее и без шума, надел парусиновые башмаки. Перед уходом я запихнул под одеяло свой вещмешок и шинель, чтобы караульный, который будет будить сменщика, подумал, что я по-прежнему сплю.

Никто из спящих не шелохнулся, когда я открыл заднюю дверь барака. На улице было темно, только на западе, над горизонтом, еще брезжили последние отсветы уходящего дня, на фоне которых маячил силуэт зенитки. Я без труда разглядел каску часового и ствол пушки. Тихонько приоткрыв дверь барака, я замер и прислушался. Изнутри не доносилось ни единого звука. Спустившись по склону холма поближе к ограде, я присел, чтобы оглядеться и привыкнуть к темноте. Прежде мне лишь однажды доводилось заниматься чем-то подобным, когда я рыскал по Шотландии. Однако я знал точно: в таких делах нельзя спешить, даже если время и поджимает.

Постепенно я начинал видеть все лучше и лучше и вскоре различил витки проволоки, растянутые вдоль склона. Дальше в низине смутно маячили черные деревья. Я выжидал. Надо было узнать, где часовой. Наконец я услышал его. Он медленно вышагивал по внутреннему периметру изгороди, время от времени штык его винтовки клацал в гнезде. Я дождался, пока часовой минует меня, и уже поднимался на ноги, когда за моей спиной что-то щелкнуло. Мне показалось, что открылась задвижка на двери барака, но больше никаких звуков не доносилось. Чуть погодя я встал и быстро двинулся к изгороди.

И в этот миг взвыли сирены. Я выругался и в нерешительности застыл на месте, но тут же ринулся вперед, сообразив, что рев сирен заглушит любой шум, который я мог произвести, пробираясь сквозь проволоку.

Еще мгновение — и вот я уже на протоптанной часовым тропке. Посмотрев вдоль изгороди в обе стороны, я не заметил никаких признаков присутствия охранника. Я прихватил с собой пару кожаных перчаток. Натянув их, я раздвинул витки проволоки и ступил в образовавшуюся брешь, потом точно так же разъединил витки с внешней стороны, поднялся на цыпочки и перекинул на освободившееся место правую ногу. С левой было сложнее, колючки впились в тело, и я почувствовал жгучую боль. Стиснув зубы, я снова махнул ногой. Казалось, дело сделано, но тут один из шипов зацепился за парусиновый башмак. Потеряв равновесие, я упал ничком и ударился головой о твердую как бетон землю. Левую ногу обожгла резкая боль.

Поднявшись, я обнаружил, что проволока позади, и прислушался. В неподвижном ночном воздухе не раздавалось ни звука. Похоже, шума моего падения никто не слышал. Пригнувшись пониже и ныряя за крошечные бугорки на голом склоне, я поспешил в лес. Оглянувшись, я по-прежнему никого не увидел, на верхнем краю склона смутно маячили барак и пушка, чуть правее виднелась черная громада капонира.

Я углубился в лес. Здесь стояла кромешная тьма, дорогу приходилось отыскивать ощупью, натыкаясь руками на деревья и кусты. Каждый ярд пути занимал уйму времени и, хотя моей голубой мечтой было как можно скорее миновать лес, чтобы выйти на дорогу, я не позволял нервам подгонять себя. Переход через этот чертов лес опять заставил меня трястись за свою шкуру. Целых десять дней я жил на оголенном холме аэродрома и знал все до единого звуки этой открытой полоски погубленной земли. За это время я ни разу не слышал, как шелестят от ветра листья деревьев, как скачет белка по тонким веткам, как потрескивают сухие листья или хворостинки — в лесу кипит ночная жизнь. Над каждым новым, наводившим поначалу ужас звуком приходилось задумываться, и лишь поняв, откуда он доносится, я набирался духу двигаться дальше.

Однажды за спиной у меня треснул сучок, преломленный чем-то очень тяжелым. Из-за этого звука я замер и простоял с поднятой ногой чуть ли не целую минуту.

В конце концов я набрел на какую-то тропку. Было тихо, только шелестела вверху листва. Пройдя с десяток футов, я почувствовал себя уверенней и зашагал быстрее. Но за мою беспечность был тут же «вознагражден» кочкой, споткнувшись о которую, я просто каким-то чудом не угодил в глубокую канаву. Миновав ее, я опять наткнулся на колючую проволоку, но теперь это были не стоящие торчком витки, а всего лишь несколько нитей, и я без труда пролез между ними.

Однако на это ушло время, и, когда я перелезал последнюю проволоку, за спиной у меня снова треснул сучок, на этот раз буквально в нескольких ярдах. В тишине этот хруст прозвучал особенно громко. Я оцепенел. Инстинктивно догадавшись, что это необычный лесной звук, я тут же получил этому подтверждение. Послышались чьи-то спотыкающиеся шаги и глухой шлепок; в ров, через который я только что перескочил, свалился какой-то человек. Раздались приглушенные проклятья, потом я услыхал, как человек осторожно поднимается на ноги.