Хеммонд Иннес - Воздушная тревога

Я бросил на него быстрый взгляд. Невероятно! Трус, испугавшийся бомбежки, сейчас источал тот самый дух, благодаря которому британские «томми» в свое время бесстрашно бросались с винтовкой и штыком на вооруженного автоматами врага. Судя по наружности, Мики мог оказаться полезен, если дело дойдет до потасозки. Маленький, злобный, он, вероятно, не станет брезговать ударами ниже пояса. К тому же я не строил иллюзий насчет моих собственных способностей к кулачному бою. Словом, Мики мог очень помочь мне.

— Ладно, — сказал я и снова включил скорость, — только учти, я могу и ошибаться. Вполне вероятно, никакой шайки нацистов мы там не найдем, а стало быть, и драки не будет.

Быстро перейдя на прямую передачу, я дал малый газ, и мы почти бесшумно покатили по ровной, поросшей вереском пустоши. Дорогой служила здесь колея, кое-как присыпанная щебнем. В тусклом мерцании луны открытая местность впереди и по сторонам от дороги казалась совершенно безжизненной. Деревьев не было, и однообразие вересковой поросли нарушали только искореженные скелеты кустов утесника. После недавнего пожара кусты почернели, цветов на них не было. От такого окружения на душе у меня стало еще тревожнее.

— Господи, вот уж где жуть так жуть, — пробормотал Мики, облекая в слова мои собственные думы.

«Вот Чайлд Роланд подъехал к черной башне», — невольно вспомнилось мне. Стоял легкий, почти прозрачный туман, все вокруг источало хлад запустения. Когда я видел Эшдаунский лес в последний раз, он был залит солнечным сиянием, казался теплым и мирным, вереск пестрел яркими осенними красками. Я ехал тогда на такси в Истборн, чтобы провести выходные с приятелями. Теперь от этого дружелюбия не осталось и следа. Я вдруг подумал о древних бриттах, которые сражались и полегли на этой пустоши, тщась преградить путь лавине победоносных легионов Цезаря. В Англии много пустынных уголков, и самые пустынные из них в большинстве своем еще хранят призрачную память о скорбной доле этого народа…

Проселок разветвился — значит, с пути я не сбился, — и я резко свернул вправо. Пошла грунтовая дорога, между ее ухабистыми колеями росла трава. Где-то в конце этого проселка должна стоять ферма Коулд-Харбор.

Я миновал еще более узкую тропинку, убегавшую вправо, и тут мне навстречу из бледного тумана буквально выскочил какой-то густой кустарник. Я притормозил и свернул с дороги, чувствуя, что пора как-то сориентироваться. Загнав грузовик подальше от проселка за кусты, я выбрался из кабины. Мики — за мной.

— Куда теперь потопаем? — хриплым шепотом спросил он.

— Вот по этой тропке, — ответил я. — Она должна вывести нас к ферме Коулд-Харбор.

— Чтоб мне окаменеть! Ну и название [29] Cold Harbour (англ.) — холодное пристанище. !

Мы молча двинулись вперед — две тени, крадущиеся в зыбком лунном свете. Наши парусиновые туфли бесшумно ступали по ссохшейся от жарких лучей солнца тропе. Прошагав с четверть мили, мы вошли в какие-то ворота. Они были распахнуты настежь, полусгнившие сосновые створки косо висели на изъеденных ржавчиной петлях. На воротах вкривь и вкось было намалевано краской название: «Ферма Коулд-Харбор».

Тропа пошла влево, и чуть дальше мы увидели ферму — приземистое, беспорядочно сложенное здание в окружении многочисленных надворных построек и с огромным сараем в дальнем углу усадьбы.

— Прямо дом с привидениями, а? — шепнул Мики.

Это была одна из тех построек, что кажутся разоренными даже с первого взгляда, — неопрятный дом с остроконечной крышей. Деревьев не было, только чахлый кустарник, подступавший из-за хозяйской халатности к самой двери.

Теперь мы шли крадучись. Оставив в стороне тропу, мы пересекли то, что, судя по всему, некогда называлось цветником: среди душившей все вокруг поросли вереска и утесника изредка попадались рододендроны и даже розы. Мы обогнули дом сбоку и вышли туда, где прежде была посыпанная щебнем терраса. То крыло здания, где возвышалась остроконечная крыша, казалось темным и нежилым, черепица поросла зеленым мхом и кое-где отвалилась, деревянные балки и оконные рамы наполовину сгнили. Во влажном воздухе стояла кладбищенская тишь. Мы вороватым шагом обогнули угол и вышли к фасаду.

Дом был длинный и, судя по всему, некогда принадлежал зажиточному семейству. В беспорядочном нагромождении наступающего вереска еще виднелась проторенная подъездная аллея. Я бросил взгляд вдоль стены пришедшего в упадок строения. Ни малейшего проблеска света в окнах. Ночную тишину не нарушал ни единый звук. Дом буквально задыхался под шубой из плюща, который зелеными волнами выплескивался даже на крышу, поскольку ему ничто не мешало.

При виде этого дома у меня упало сердце. Я просто не мог заставить себя поверить в то, что Вейл устроил свое логово именно здесь. Казалось более вероятным, что он встречается с другими агентами в Лондоне. Здесь, в этой богом забытой дыре, любого пришлого сразу же заметят и обсудят местные жители, если, конечно, они еще есть в округе. Во всяком случае, такой большой дом и сам по себе наверняка должен был стать предметом сплетен.

Я подошел к парадной двери, которую, вне всякого сомнения, уже меняли. Она была сколочена из дешевых сосновых досок и снабжена медной ручкой. Коричневая краска трескалась и шелушилась. Я приналег на дверь, пытаясь открыть, и, к моему удивлению она поддалась, отворившись с легким скрипом. Войдя, мы прикрыли ее за собой.

В темном доме стояла мертвая тишина. А впрочем, не совсем уж и мертвая — доносилось едва уловимое тиканье часов. Значит, дом был обитаем. Я включил фонарик. Мы стояли в просторном холле с низким потолком, прямо перед нами была узкая лестница, покрытая истертой дорожкой. В холле тут и там валялись потрепанные половики. Здесь стояли изящный старинный обеденный стол и стулья с прямыми спинками. Остальная мебель была в викторианском стиле. Дом казался грязным и запущенным, открытый камин завален осыпавшейся штукатуркой, а потолок, разделенный тяжелыми дубовыми балками на полосы, почернел и кое-где осыпался так сильно, что была видна дранка.

Я открыл дверь по левую руку и повел вокруг фонариком. Большая комната, заставленная самой безобразной и неудобной викторианской мебелью, какая только может существовать. Стены сплошь заклеены фотографиями и испещрены какими-то надписями, все завалено старым хламом. Застекленная дверь выходила на террасу, по которой мы только что подошли к дому. Тяжелые плюшевые шторы были раздвинуты, светомаскировка не соблюдалась, не хватало нескольких стекол. Воздух был влажен и удушлив. Наверняка в комнате никто не жил.

— Похоже на ярмарочный балаган «Снеси счастливый домик», — зашептал Мики. — Я, бывало, двумя крикетными мячами разбивал целую кучу фарфора.