Николай Григорьев - Двенадцать поленьев

— Угощайся. А где же твои платочки?

— Зараз, зараз... — И матрос, доставая кисет, на свою беду, распахнул грудь.

А грудь у него в морских картинках... И повыше картинок наколото: «Да здравствует мировая революция!» Матроса схватили, связали.

Допрашивал полковник. Он же его и замучил.

И вот мы, бойцы, стоим вокруг свежей могилы. Вынесено знамя. Командир говорит речь над гробом. Но я почему-то плохо понимаю слова.

Меня трясёт. Голова горит. Ох, как больно голове... Будто не матроса, а меня полковник тюкнул топором, вырубая на лбу красноармейскую звезду...

Вот он, наконец, решительный бой.

Командир приказал развернуть красное знамя.

Я ожидал, что ринемся вперёд: «Ура, даёшь белогвардейца!» А командир пошёл в поле за соломой. Бойцы побежали помогать. И я, конечно, не отстал.

Навалили перед бронепоездом кучу соломы.

Машинист принёс с паровоза ведро мазута и выплеснул на эту кучу. Солома потемнела и замаслилась.

Теперь не подходи с огнём!

Командир поднялся в башню. Наставил бинокль — глядит вдаль.

Вражеский бронепоезд молчит. Должно быть, он ещё очень далеко.

Вдруг в утреннем тумане что-то сверкнуло... Выстрел!

Наш «Красный воин» резко попятился. Ну прямо-таки отпрыгнул назад. И снаряд, нацеленный полковником в бронепоезд, угодил в кучу соломы.

Жирная солома от взрыва вспыхнула — и заклубился чёрный дым.

Командир ещё больше прильнул к биноклю.

— Отлично, — говорит, — отлично. Горит солома, а беляку кажется, что он поджёг бронепоезд. Кончать нас идёт!

Теперь и без бинокля видно, что надвигается серое чудовище... Ух, глядеть страшно!

Я отвернулся.

«Красный воин» неторопливо уходил задним ходом.

— Заманивай его, заманивай! — кричал командир машинисту. — А где дым? Дыми!

Тут из трубы паровоза с рёвом повалил чёрный дым — да такой густой, что думалось: «Уж и вправду не горим ли?»

Но это была только уловка.

«Красный воин» прикидывался, что подбит, сражаться не может, что рад бы спастись.

Вражеский бронепоезд осмелел. Всё ближе он, всё ближе.

— Готово, заманили, — сказал командир. — Стоп!

Гляжу, «Красный воин» встал спиной к солнцу.

А врагу, значит, солнце — в глаза!

Вот это позиция, вот здорово!

И пошли тут солдатские шуточки.

— Ну-ка, господин полковник, покажешь ли теперь призовую стрельбу?

Куда там! Солнышко ослепило полковника, не давало ему правильно нацелиться. По-товарищески помогало нам.

Стрелял полковник, стрелял — и всё мимо, всё невпопад.

Не забывайте, что мы ещё и паровозным дымом укрыты!

— Ну, хватит, — сказал командир. — Дали беляку пострелять — теперь дело за нами!

И сам встал к пушке.

— Машинист, вперёд!

«Красный воин» прорезал дымовую завесу и стремительно вышел на светлое место.

Вот он, вражеский бронепоезд: страшилище — будто огромная черепаха.

Но не успел я толком сообразить, что происходит, как панцирь черепахи раскололся и сполз набок. Из-под него рванулось пламя.

— Урра-а-а!.. — закричали ребята.

— Ура!.. — подхватил и я.

Ведь всё дело было в первом выстреле: кто кого застигнет врасплох — за тем и победа.

Наш командир перехитрил полковника и первым влепил ему снаряд в башню.

Да ещё с короткого расстояния — чуть не в упор. И броня — вдребезги.

Тотчас загремели залпы из всех наших пушек.

И вот уже не грозная черепаха перед нами, а сплошной костёр...

Я гонюсь за полковником.

Он — от меня.

Вся черепаха в огне, а он спасся, из пекла выскочил!

— Стой, — кричу, — сдавайся!

А он только набавляет ходу.

В первый раз своими глазами вижу этого бандита. Долговязый да длинноногий, он до того лёгок на бегу, что я едва за ним поспеваю.

В руках у меня наган, но на ходу не прицелиться.

— Стой! Буду стрелять!

Нажимаю на курок, гремит выстрел — и бандит растягивается в траве.

— Ур-ра-а!..

Но не успеваю порадоваться победе, как долговязый вскакивает — и опять ходу.

Значит, только прикинулся подстреленным.

«Эх, Петька, дал зевака!» — выпускаю вдогонку пулю за пулей.

А он — в сторону, в другую. Шарахается, приседает... Нажимаю на курок: бах-бах-бах-бах!..

И — пшик. Кончились мои патроны.

Полковник остановился, посмотрел на меня.

Почему же он не стреляет в ответ?

И тут я понял, что он безоружный.

«Безоружный беляк вооружённого красноармейца обдурил! Да что же это за срамота?» — подумал я в отчаянии. А он — опять от меня.

Гляжу, лошадь пасётся. И седло на ней.

А всадника нет, не иначе, как убит всадник.

Беляк — к лошади.

— Стой! — закричал я. — Не смей!

А в голове стучит: «Верхом удерёт... верхом удерёт...» Вдруг лошадь навострила уши. Где-то в стороне заржал конь.

«И-ги-ги-ги!» — ответила лошадь и вся встрепенулась.

Тут пошёл с обеих сторон конский разговор.

И только полковник протянул руку, чтобы схватить лошадь за уздечку, как она побежала к коню, на его ласковые призывы.

А коня-то и не оказалось! Это знаете кто подманил лошадь? Дорофеич — наш Старый Солдат.

Он же меня и в седло подсадил.

Ещё не доводилось мне быть конником. Но ничего — из седла не вывалился.

Догнал беляка.

Теперь я увидел негодяя в лицо.

Так вот он, палач, рубивший топором Люлько, подсылавший шпионов и диверсантов, продажная шкура...

— Стой, — кричу, — бандит! — и занёс над головой гранату. — Руки вверх!

Но в последнюю минуту подоспел Старый Солдат.

— Повремени-ка, Петруша, с гранатой, — сказал он. — Пусть народ его судит.

Полковника-белогвардейца судили в Москве.

По приговору военного трибунала бандита расстреляли.

А бронепоезд «Красный воин» плечом к плечу с другими частями Красной Армии продолжал громить врагов, пока не была достигнута на всех фронтах полная победа.

Я кончаю рассказ.

Всё это мне напомнила будёновка. Вот она. Старенькая уже, мы вместе с нею состарились.

Я впервые надел её в те далёкие дни, когда, парнишкой, на фронте, вышел из госпиталя.

Подарил мне её на прощание будённовский конник.

Он тоже лежал в госпитале и был очень изранен.

«Мне уже, хлопец, не бывать на фронте, — сказал конник. — Воюй за меня».

Но будёновка была мне велика. Оксана ушила её, сделала впору. Кстати, она ведь жива, тогдашняя девчонка. Теперь она опытный доктор. Живёт в Киеве.

Дорофеича, нашего Старого Солдата, крестьяне пригласили в деревню. Сразу же выбрали председателем сельсовета и говорят, что наш мастер на все руки здорово наладил колхозное хозяйство.