Николай Григорьев - Двенадцать поленьев

Через село ближе.

Этим ближним путём конвоиры и повели шпиона. А того и не подумали умники-разумники, что короткая-то дорога не всегда лучшая.

Но расскажу по порядку.

Украинские сёла все в садах. И огорожены сады всего только низенькими плетнями.

Плетень, а за ним — зелёная непроглядная гуща.

Идут конвойные по сельской улице, ведут пленного.

А он клянчит:

— Дайте покурить...

Конвойные пригрозили винтовками:

— Шагай, шагай, не задерживай!

А тот как примется совестить бойцов. На командира бронепоезда сослался: мол, вот деликатный человек, сам угостил покурить, а у вас, жадины, проси — не допросишься!

Красноармейцам обидно такое слышать.

Опустили винтовки. Один достаёт из кармана кисет с табаком.

Другой готовит самодельную зажигалку, чтоб высечь огонька.

Вдруг — оглушительный вопль:

— Караул! Грабят!

Бойцы опешили. Глядят по сторонам.

А это шпион крикнул — для обмана. Да сам — через плетень.

Караульные засуетились — руки-то заняты! Не сразу и стрелять наладились.

«Бах-бах-бах!..» — загремели выстрелы.

Били наугад. Но когда обшаривали сад, обнаружили свежую кровь. Значит, пуля настигла негодяя!

Но где он сам?

Пропал. Как сквозь землю провалился...

Командир донёс о случившемся в штаб.

Пятьдесят бойцов в конном строю кинулись прочёсывать поля, рощи, овраги.

Другие пятьдесят конников оцепили село.

Обыскали каждый дом, дворы, сады, клуни, стога сена... Но пропал беглец, окончательно пропал!

Утром, проснувшись, я побежал к паровозу.

Здесь и умоешься — воды в тендере хватает! — и ночные новости узнаешь.

На этот раз толковали... о чём бы это?

Оказывается, ночью на бронепоезд прибегала санитарка с перевязочного, Оксана! Часовой кричит: «Стой!» — а она ему ещё громче: «Пропусти!»

И пробилась к командиру.

Скажет слово — и в рёв, ещё слово — слезами зальётся.

Будто Оксана кричала в глаза командиру, что она изменница, трусиха, злодейка.

Едва успокоили. Едва добились от неё разумных ответов.

И вышло на поверку, что Оксана шпиона обнаружила. Здорово?

И никакая она не изменница и не трусиха. А просто, как у всех девчонок, у неё глаза на мокром месте.

Словом, дело было так. На перевязочный пункт притащился раненый. Увидела его Оксана — и обомлела: дядя, лавочник, от которого сбежала... Неужели за ней?

Но дядя успокоил её: живи, мол, как хочешь, теперь порядки свободные, советские. И добавил, что сам он тоже стал другим человеком — на фронте был, кровь пролил за Советскую власть.

Оксана была как в тумане. Дядя не велел звать доктора, и она сама перевязала ему простреленную руку. А в книгу записала его, как он велел, красноармейцем.

Вдруг по селу обыски, облавы. Стало известно, что ловят шпиона. Сунулись конники и на перевязочный пункт.

Тут лавочник пригрозил Оксане:

«Выдашь — тогда и тебе не жить. Прикончим!»

Но Оксана не испугалась угроз — прибежала на бронепоезд.

В ту же ночь наш командир лично арестовал «суслика». Теперь его свели в штаб уже под надёжной охраной.

И сапоги с тайниками туда переслали.

И кружевные платочки.

Платочки со шпионскими знаками доставили в штаб.

Разгадали там эти знаки и встревожились: в руках у шпионов важные военные тайны!

Беда, если бы лавочник принёс кружевные платочки врагу.

В штабе, на допросе, спросили:

— Кому вы несли сведения? Назовите: кто ваш начальник?

Лавочник долго упирался, но видит — деваться некуда. Признался, что сведения передаёт полковнику.

Так вот он каков, этот полковник! Не только у пушки на бронепоезде, но ещё расплодил против нас шпионов!

В штабе решили одурачить полковника.

Он ждёт кружевные платочки?

Хорошо, отправим ему платочки. Приготовим как надо, со шпионскими знаками. Только на этих платочках сведения будут — наоборот.

Так решили в штабе.

И потребовали в штаб матроса Люлько.

Люлько живо смекнул, как действовать.

— Оденусь, — говорит, — в крестьянскую одежду, платочки ваши — для сохранности — в кисет с табаком. И потопаю на ту сторону.

— А что вы, товарищ Люлько, скажете полковнику?

— А скажу ему так. Мол, ваше высокоблагородие, беда приключилась. Ваш надёжный человек, лавочник, большевиками схвачен. Но уцелели его платочки. Успел мне их подсунуть. Он мне сосед...

В штабе даже засмеялись — так ловко Люлько представил мужичка.

— Ну, мы в вас уверены, товарищ Люлько. Видно, что не растеряетесь. В добрый час!

Ночь. Сидим вдвоём в броневом вагоне.

Командир молчит. И я молчу.

Чуть шорох — оба настораживаемся: не матроса ли шаги?

Качается огонёк коптилки.

Если отщипнуть обгоревший фитиль, огонёк становится ровным, чистеньким, как зёрнышко. Но проходит минута — и огонёк ложится набок, опять шатается и коптит.

Поздно. Вот уже на бронепоезде просвистали отбой.

Стихают голоса. Бойцы укладываются спать.

А мы всё сидим.

И вижу я, что на лбу у командира всё больше и больше тревожных морщинок...

— Товарищ командир!

Командир вскидывает на меня глаза, а я не знаю, что сказать. Окликнул его, потому что мне стало страшно за матроса.

Потом говорю первое, что приходит в голову:

— Товарищ командир, а правда, что английская броня очень крепкая?

Командир усмехается:

— Такая крепкая, что и пушки не возьмут? Глупости это. На «Красном воине» отличные пушки. Кстати, изготовили их у вас в Питере. На каждой марка выбита: «Путиловский завод».

Мне вспомнился отец, и сердце сжалось от нежности к нему.

— Мой батька, товарищ командир, работал на Путиловском. Только он больной сейчас.

— Вот видишь, Агашин. Может, эти пушки твой отец сделал. Для нас, бойцов за Советскую власть. Не могут такие пушки стрелять плохо!

Опять молчим. Глядим на огонёк.

Я отщипываю с фитиля нагар.

Но огонёк — уже в ползёрнышка, в четверть зёрнышка.

Неужели погаснет?

Командир вдруг встаёт:

— Агашин, отправляйтесь спать. А я подниму разведчиков. Пошлю их навстречу матросу... Спать, Агашин!

Разведчики возвратились вместе с матросом.

Только он не сам пришёл.

Его принесли мёртвого.

Ах, почему же ты, Люлько, ну почему не поберёгся?.. Сперва у моряка всё шло благополучно. Белогвардейские часовые приняли его за крестьянина. Обыскали, нет ли оружия. Оружия не оказалось.

Но они привыкли обирать крестьян. А если нечего отнять — избивали.

Но Люлько силач. Не допустил, чтобы ему надавали тумаков.

— К полковнику ведите. Несу ему важные сведения.

И так он ловко изобразил мужичка-простачка, что полковник тут же откупорил бутылку французского коньяку.