Борис Бурлак - Левый фланг

— Уж лучше бы минные поля, чем проклятые болота, — сказал в заключение комдив, устало разгибаясь над рабочей картой, испещренной условными знаками боевых порядков пехоты.

— Я все-таки считаю, что должны быть тут какие-никакие дефиле, — стоял на своем полковник Строев. — Ночью произведем инженерную разведку. Сколько нас подводили карты.

— Ты оптимист, — Бойченко все передергивал плечами, но это уже был озноб, а не его старая привычка.

— Вам что — нездоровится?

— Немного. К утру все пройдет.

Вид у него был действительно неважный: небритые щеки в красных плывущих пятнах, воспаленные серые глаза утратили молодой, задорный свет. Однако он держался.

— Вам надо отдохнуть, Василий Яковлевич. Может быть, прислать врача?

— Никого не нужно. А вот боевой приказ, пожалуйста, продиктуй и пришли мне на подпись. Машина должна крутиться.

— Не беспокойтесь, все будет сделано точно в срок.

Как не хотелось сейчас комдиву ложиться, но пришлось. Он выпил полстакана водки, универсального лекарства от всех фронтовых недугов, и, не раздеваясь, прилег в комнате, отведенной для него гостеприимными хозяевами. Может, забудется на часок, пока в штабе готовят документы. В голову лезла всякая чепуха: а ведь Строев, пожалуй, обрадовался его болезни. Обрадовался не обрадовался, а уж, конечно, постарается завтра показать, на что он способен. Это он лишь делает вид, что вовсе не тщеславный человек. Ой ли! Все они такие — эти скромники: дай им только власть! В прошлый раз, во время последнего боя в Сербии, самовольно отложил атаку города до вечера, надеясь, наверное, на то, что победителей не судят. Правда, все обошлось благополучно, но мог бы и угодить впросак. В теории силен, заткнет за пояс любого академика, — ничего не скажешь, а вот самостоятельно дивизией не командовал. Советник, штатный советник при комдиве. Привык всю войну быть в тени. Пусть меньше славы, меньше орденов, зато и спроса никакого. Ну-ну, посмотрим, как Строев натянет вожжи всех трех полков. Интересно, что у него выйдет. Хотя должно получиться: решение принято, остается только выполнить готовый боевой приказ… Тут Бойченко выругал себя за давнюю неприязнь к Строеву, которую он боялся назвать прямо — завистью. (Помилуйте, этого еще не хватало, чтобы он, генерал, завидовал полковнику!) Однако Строев и сегодня мягко, исподволь немало подсказал дельного, когда принималось окончательное решение. Стало быть, тактический замысел принадлежит не одному командиру дивизии. Умеет товарищ Строев навязывать свои идеи таким образом, что ты не противишься, здорово умеет щадить самолюбие старшего. Но если это так, то, значит, не ты, а твой помощник фактический хозяин в соединении? Какая ерунда! Просто у тебя умный заместитель, и умный до тех пор, пока осторожно советует со стороны. Но чтобы командовать самому одного ума еще мало, нужна твердость духа. Сколько их, всяких умниц, сидит в штабах, а водят в бой дивизии бывшие комбаты… И опять Бойченко поймал себя на том, что необъективен: ведь если нужно, Строев идет в полк, на передний край, чтобы поднять в атаку какой-нибудь отчаявшийся батальон. Нет, полковник не из робкого десятка. Если на то пошло, он не раз выручал из беды того же Мамедова. Но почему давно не обратили на него внимания, когда армия особенно нуждалась в образованных офицерах? Почему не этот кадровик, а он, Бойченко, запасник, оказался в начале сорок третьего на посту комдива?.. «Э-э, что это я, в самом деле, ударился сегодня в самокритику? — поморщился Василий Яковлевич. — От температуры, что ли? Да, видно, простудился на открытом виллисе. Ничего, отлежусь, утром встану на ноги. Непременно надо встать. Хотя генерал Шкодунович и ценит моего зама, но спрос-то в конце концов с комдива».

В дверь постучали. Вошел адъютант с приказом. Бойченко приподнялся на локте, дважды прочитал, плохо соображая, что к чему, и подписал наскоро, размашисто, не как всегда, — буква к букве.

— Что там нового? — спросил он для порядка..

— Части готовятся занять исходные рубежи, — ответил старший лейтенант.

— Хорошо, ступай, — сказал он, чувствуя себя совсем плохо.

— Тут полковник Строев прислал из медсанбата майора Чеканову. Она ждет.

— Скажи, что мне лучше. Поблагодари.

— Есть.

«Нет уж, обойдемся как-нибудь без этой докторши, — упрямо решил Бойченко. — А то она, чего доброго, уложит меня на целую неделю ради своего ухажера, которому выпал редкий случай покомандовать дивизией».

Строев до поздней ночи просидел в штабе. И без того пунктуальный, педантичный, Некипелов сегодня делал свое дело с необыкновенным тщанием, зная, что к о м д и в н а ч а с сам в прошлом подвизался на штабной работе.

Когда все было готово к завтрашнему бою, Строев поинтересовался между прочим:

— Кроме шифровок ничего не поступало с в е р х у, Дмитрий Павлович?

— Так, разная мелочь, — сказал Некипелов. У него лежали в походном сейфе два распоряжения комкора по личному составу, но время терпит, доложит завтра с а м о м у.

— Тогда я пойду. Главное — как можно больше заготовить фашин и штурмовых мостиков.

— Всех офицеров послал в части, проследят.

— Ясно. Утро вечера мудренее.

Начальник штаба проводил Строева до ворот, постоял, подышал свежим воздухом. Небо прояснилось, в темно-лиловой вышине холодно горели крупные южные звезды. Мокрая земля дымилась слабо, и низовой работящий сиверко старательно распутывал на черном полотне дороги белесые мотки реденького тумана, который устала прясть декабрьская ночь. Похоже, что завтра будет вёдро. А будет вёдро — будет и авиационная поддержка. Строев правильно сказал, что утро вечера мудренее. Утро на войне освещено надеждами на боевое счастье, От него ждут новой удачной атаки, если наступают, и нового упорства, если обороняются. Да, только бы не завязнуть в болотах. И, как на грех, заболел командир дивизии. Ну ничего, ничего, генералы на фронте долго не хворают. Не успеет н о в а я м е т л а начать мести по-новому, как Василий Яковлевич Бойченко снова появится на НП. Такой и дня не пролежит. А что как он слег всерьез и надолго? Жаль. Очень жаль. Сработались, привыкли понимать друг друга с полуслова. Кто-то правильно заметил, что начальник штаба — прямое продолжение командира. Но каким он, полковник Некипелов, может быть п р о д о л ж е н и е м полковника Строева, когда они терпеть не могут друг друга. В случае чего, Строев, конечно избавится от такого наштадива. Может, напрасно не показал ему эти бумажки о Зотове и Лебедеве? Посчитает за неуважение к собственной персоне или, того хуже, за неподчинение временно исполняющему обязанности комдива. Надо завтра же пойти к генералу. А теперь пора спать. До рассвета осталось немного времени, а на рассвете — артиллерийская подготовка и атака. Калиф, то бишь комдив на час, прав: утро вечера мудренее.