Алим Кешоков - Долина белых ягнят

— Тебе можно было! — не удержалась Апчара.

— Не можешь ты попрекнуть мать, еда поперек горла становится. — Хабиба неожиданно нашлась: — Что я? Кем я тогда была? Несмышленая девчонка. А ты? Председатель колхоза! К тебе весь аул, как в амбар за зерном, ходил за советом, за умным словом. Почему ты должна равняться на меня? Я не умом выбрала твоего отца, да отведет ему аллах лучшее место в раю, а сердцем. И, слава богу, не ошиблась. Вы, нынешние, выбираете больше по анкете.

— Как это — по анкете?

— Ты не хочешь за Доти, потому что он уже в возрасте. Но муж должен быть старше жены.

— Неправда, не поэтому.

— А почему?

— У меня есть свои соображения.

— Значит, все-таки по анкете! Я тебе вот что скажу: отца у тебя нет. Брат на фронте. — Хабиба что-то хотела еще добавить про Альбияна, но у нее перехватило дыхание. — Я тебе и мать, и отец, и брат. За всех говорю: отдам тебя за Доти, хоть ты весь колхоз подними против меня. Это дело материнское, и не смей мне перечить.

— Как это «отдам»? Что я тебе — тыква? Хомут?

— Отдам! Никто мне не помеха.

— Не отдашь!

— Тогда я тебе не мать, а ты мне не дочь. Живи, как знаешь. — Хабиба сердилась, понимая, что дочь все равно поступит по-своему. А как он хотелось видеть комиссара своим зятем! Апчара сама не понимает, как это было бы хорошо… Доти переезжает к нам, семья обретает второе дыхание, счастливая бабушка нянчит внуков… — Я буду хранителем этого дома, не дам погаснуть огню в очаге, а ты ступай на все четыре стороны… «Молодым везде у нас дорога…»

— Не выгонишь ты меня из дому. Тебе же будет хуже. Впрочем, я уйду, если хочешь…

Хабиба еще надеялась, что дочь одумается, бросится к ней в объятия, со слезами, как это уже бывало не раз, будет просить прощения. Но Апчара говорила спокойно, твердо, глядя в окно, и тем ужаснее для Хабибы звучали ее слова.

— А куда ты уйдешь? Можешь сказать матери?

— Могу. Меня хотят избрать секретарем райкома комсомола.

— На место Чоки, «велосипедного всадника»? Теперь ты сама будешь крутить велосипед?

— Буду. Сяду на районную вышку, как бахчевник в шалаше на столбах, и стану высматривать женихов. Вернется же с войны хоть один жених на весь район?

— А ты что, первая невеста в районе? Для таких перестарков, как ты, в пору открыть магазин уцененных товаров. — Хабиба мстила дочери за непослушание, но сама не верила тому, что говорила. — Если ты о себе такого высокого мнения, зачем забираться на вышку? Тебя и так заметят.

Апчара теперь старалась не ездить в райцентр, чтобы не встретиться с Доти. Ответ у нее был готов, но очень не хотелось травмировать хорошего человека отказом. По традиции на размышление невесте даются месяцы, а тут прошло всего несколько дней… Кроме того, всегда можно отговориться делами. С хлебом еле-еле управились, мясопоставки завершают, потом предстоит вспашка зяби, подготовка животноводческих помещений к зиме… Апчара поймала себя на том, что сама чем-то напоминает Доти, у которого общественное дело превыше всего. С Хабибой они тоже больше не говорят о ее замужестве, будто и не было приезда комиссара, не было сватовства…

Апчара собралась в правление колхоза. Бидарка стояла у ворот. В этот момент во двор вбежал мальчик лет девяти и выпалил:

— Тетя Апчара, меня послала тетя Аня. Гошка ранен. Мы с ребятами нашли мины в школьном огороде, хотели их выбросить в овраг, чтобы не взорвало школу. Гоша не сумел кинуть далеко, он же самый маленький, мина взорвалась, и его ранило. Тетя Аня плачет, просит тебя скорой приехать, говорит, надо Гошу в больницу везти.

— Сильно ранило?

— Не знаю. В крови весь…

— О, аллах, спаси сиротинку! — взмолилась Хабиба. Апчара села в бидарку вместе с мальчиком, хлестнула лошадь.

Анне Александровне предоставили отличный дом с фруктовым садом; прежде он принадлежал организатору курбан-байрама, посвященного «освобождению от ига комиссаров и евреев». В горах Гоша быстро поправился, подружился с местными мальчишками, хотя пока что они друг друга понимали неважно.

Ребята попались смышленые. Они тотчас принесли домой окровавленного малыша, кто-то из них побежал на свиноферму за матерью. Испуганная Анна Александровна мгновенно примчалась домой. В ауле не было своего медпункта, а обратиться к старикам, знатокам народной медицины, она не решилась.

Апчара, точно опытная фронтовая медсестра, забинтовала рану на груди и ноге мальчика. Она знала: важнее всего в таких случаях остановить кровь. Гоша, и без того бледный, выглядел совсем восковым. Его закутали потеплей и повезли в город — но не в больницу, хотя она была уже восстановлена, а в военный госпиталь, с которым у колхоза установились добрые отношения. Из госпиталя в колхоз приезжали снабженцы — покупали поросят, чтобы подкормить раненых свежим мясом. Они давали рыночную цепу, и Апчара с Анной не возражали, — тем более что мясо предназначалось бойцам. Вместе со снабженцами раза два приезжала диетврач Галина Вальянская, сама отбирала поросят, звала в гости Апчару и Анну. Апчара один раз сама зазвала ее в гости к маме отведать кабардинских кушаний.

— Тут проходила линия фронта. Надо попросить, пусть пришлют саперов с миноискателями, отыщут все снаряды и мины. Могут быть и еще несчастные случаи. — Апчара подгоняла лошадь, чтоб скорей передать мальчика в надежные руки. — Я обязательно на обратном пути заеду в обком. — У нее уже возник план в голове. Анна на бидарке поедет назад в аул, а она останется в городе, попытается попасть на прием к Кулову и переночует у Ирины. Апчара давно не видела Даночку, соскучилась. Завтра Анна приедет навещать сына, и они вместе вернутся в Машуко.

Анна осторожно просовывала руку под одеяльце, в которое завернули ребенка, и проверяла — нет ли крови.

— Я так и знала. Так и знала! — горестно воскликнула она. — Понимаешь, однажды Гошка приносит домой какую-то штуку в желтой обертке: «Мама, положи в огонь, посмотрим, как горит». — «Что это?» — «Не знаю, мальчики дали». Развернула, смотрю — похоже на хозяйственное мыло. Даже обрадовалась. Но очень твердое, топором не расколешь. Отнесла к соседу — инвалиду. И что ты думаешь? Гошка принес мне толовую шашку. Я чуть не умерла со страху.

— Ужас!

— А если бы я положила ее в огонь?

— Толовая шашка не горит. — Апчара с удовольствием продемонстрировала свои военные познания.

— А если бы это была настоящая мина?

— Да, надо немедленно обшарить все закоулки в Машуко…

Госпиталь размещался в корпусах лучшего в округе санатория. Дома утопали в море фруктовых деревьев. Каждое дерево — яблоневое, персиковое, грушевое — словно соревновалось в яркости и красоте с другими. Главный корпус санатория — нарядное двухэтажное здание с широкими лоджиями и балконами фасадом было обращено к дороге, пересекавшей живописнейшую долину, Неподалеку от дома сделали смотровую площадку, окруженную балюстрадой, куда в ясную погоду выходили больные «пить красоту» гор. Хребты, покрытые девственным чинаровым лесом — источником целебного воздуха, уходили под облака. Слева открывался вид на низовья Терека, над берегами которого осенью и зимой плавали рыжие стада туманов. Вблизи корпусов журчал ручей.