Михаил Савельев - Парни из легенды

А фашисты решили, не дожидаясь утра, уничтожить «головачевских казаков» [1]. Для бригады это была очень тяжелая ночь. На деревушку и окружающие ее небольшие рощи, где находились наши подразделения, фашисты обрушили шквал артиллерийского и минометного огня, вели непрерывную стрельбу из крупнокалиберных пулеметов. Фашисты устроили головачевцам то, что на военном языке называлось котлом, и стремились уничтожить в этом котле окруженные части бригады. Каково же было их удивление, когда утром они атаковали… пустое место, не найдя там ни живых, ни мертвых «казаков».

Убитых Головачев похоронил, а живых увел. Увел всех до единого мелкими группами по путям, указанным разведчиками. Сам комбриг, обернув вокруг груди знамя бригады, вел последнюю арьергардную группу. Через 12 дней в пункт сбора выходивших из окружения прибыла последняя группа бригады Головачева.

Надо было видеть солдатские объятия и мужские слезы на огрубевших щеках, чтобы понять, что переживали люди в тот момент, когда Головачев достал из–под куртки и развернул перед соратниками Боевое знамя! Почему так долго выходили из окружения люди Головачева? Комбриг приказал: «Без крайней надобности себя не обнаруживать. На рожон не лезть, беречь каждого человека. За людей спрошу строго».

Шли ночами — по бездорожью, по весенним многоводным болотам и оврагам, обходя населенные пункты. И вышли почти без потерь. Вышли изнуренные, ободранные, изголодавшееся, но живые. Живые и злые как черти, с возросшим запасом ненависти к врагу.

Александр Алексеевич Головачев очень любил и берег людей, Он и погиб, оберегая своих солдат.

Произошло это на немецкой земле, возле деревни Логау. Части корпуса получили приказ на выход из боя и сосредоточение в новом районе. Обнаружив наш маневр, противник начал нажимать на фланги. Командир бригады с группой офицеров остановился у подножия высоты и лично предупреждал командиров подразделений:

— Склон преодолевайте на максимальной скорости, по нему ведется прицельный огонь!

Когда мимо Головачева проходила арьергардная группа, рядом разорвался вражеский снаряд…

Александр Алексеевич Головачев не дожил до Дня Победы, но он выполнил свой долг.

А вот как он этот долг понимал. В одном из писем с фронта комбриг писал: «…Да, я всегда был там, где жарко. Семь раз был ранен, а ран на моем теле одиннадцать… Но если у меня даже не будет рук, все равно пойду вперед и буду грызть врага зубами. Не будет ног — поползу и буду душить его. Не будет глаз — прикажу вести себя и буду истреблять врага. Но пока враг в России — я с фронта не уйду».

Не ушел он с фронта и тогда, когда Родина была освобождена, не ушел, и сложив свою голову. Воины бригады штурмовали Берлин и освобождали Прагу с именем Головачева на устах.

Мы так и закончили войну головачевцами.

…В центре города Василькова, недалеко одна от другой, две могилы. В них захоронены дважды Герои Советского Союза Головачев и Хохряков. Этот город от гитлеровских захватчиков освобождали войска 7‑го гвардейского танкового корпуса, в состав которого входили бригада Головачева и батальон Хохрякова. Оба они погибли уже на немецкой земле, но похоронены в городе, который освобождали. Части корпуса получили наименование Васильковских.

Целый месяц длились бои за Букринский плацдарм на правом берегу Днепра. Тяжелые бои. Когда уже стало ясно, что гитлеровцы утратили надежды на ликвидацию плацдарма, к нам приехала группа офицеров из политотдела армии. В беседах с воинами они говорили:

— Захватив и отстояв плацдарм, вы совершили великий подвиг. Сейчас вы в сами еще не можете до конца осознать, насколько он велик…

А мы не думали о подвиге. Исполняли свой долг перед Родиной, перед народом, делали свое солдатское дело — били врага, освобождали родную землю. В таких боях лучше всего проявлялся, да и закалялся характер советского человека, солдата, великого гражданина.

За отличия в боях на Букринском плацдарме многие воины были удостоены высокого звания Героя Советского Союза. Среди них был и Николай Горюшкин.

Вспоминается темная сентябрьская ночь. В землянке тускло горит коптилка, сделанная из гильзы артиллерийского снаряда. За столиком напротив комбрига сидит старший лейтенант Николай Горюшкин. Худой, подтянутый, собранный. Взгляд его темных глаз устремлен куда–то в угол, на земляной пол. Он явно избегает встречи со взглядом полковника.

Сумеет ли он, Горюшкин, объяснить все происшедшее комбригу? Поймет ли полковник, что произошло на высоте 279,2 не расценит ли это как неспособность или, что еще страшнее, зазнайство молодого комбата?

Три дня назад батальон (в который раз!) пошел на штурм высоты 279,2 и очень дорогой ценой, при огневой поддержке соседей, овладел высотой. Первыми ворвались на позиции врага бойцы роты Горюшкина. В эти дни боев за высоту погиб командир батальона капитан Гуляев. Комбатом назначили его, старшего лейтенанта Горюшкина. Вчера от имени командарма сообщили, что он представлен к званию Героя Советского Союза, А сегодня высота оказалась в руках врага.

— Что же вы молчите, товарищ старший лейтенант?

— Батальон не отходил с высоты 279,2, товарищ полковник, — поднял голову Горюшкин.

— Но ведь в вашем донесении ясно сказано, что противник овладел высотой 279,2, батальон занимает оборону по северным, восточным и южным скатам высоты. Вы подписывали это донесение?

— Так точно, я подписывал. Но я не писал, что батальон отошел с высоты.

— Товарищ старший лейтенант, не крутите, а объясните толком, что у вас произошло! — повысил голос комбриг.

Горюшкин быстро встал и вытянулся по стойке «смирно». Говорить ему было тяжело. Фразы он произносил быстро, но с большими паузами, повторяя сказанное.

— Товарищ полковник, вся третья рота на высоте. Моя рота… Вы знаете, сколько людей выбыло при штурме… Но мы выполнили приказ и взяли высоту… Выполнили приказ. И оставшимися силами держали высоту. Держали до последнего солдата… — И, переборов волнение, Горюшкин закончил: — А мертвые, товарищ полковник, уже не воюют… Никто не сделал назад ни одного шага… А высоту мы отобьем…

Понимая состояние молодого комбата, комбриг не разрешил Горюшкину возвращаться в батальон ночью. Пригласив к себе начальника санитарной службы, сказал:

— Устройте, пожалуйста, так, чтобы старший лейтенант мог хорошо отдохнуть. Ему надо отоспаться и успокоиться. А вас, Андрей Васильевич, — повернулся он в сторону начальника политотдела, — попрошу добраться до батальона и поддержать людей морально, подбодрить их. Другой помощи батальону мы сейчас оказать не можем.

Утром начсанбриг доложил полковнику, что старший лейтенант Горюшкин исчез.