Михаил Алексеев - Солдаты

Генерал замолчал и долго всматривался в правый берег. Там, под кручами, приветливо белели домики большого села Бородаевки. Тишиной и покоем веяло от соломенных крыш, кирпичных труб да старых колодезных журавлей. Но никого не могла обмануть эта тишина.

— Притаились немцы, — как бы размышляя вслух, заметил Сизов.

— Притаились, конечно, — подтвердил Демин. — Как думаете, послать вначале одних разведчиков?

— Да, разведчиков. Кстати, Васильев, они продолжают свои наблюдения?

— С самого утра, товарищ генерал. Двоим удалось на зорьке пробраться даже на остров. Вон на тот, видите?

Майор Васильев показал на покрытый зеленым тальником небольшой клочок земли, который находился почти на самой середине реки.

— У них там рация есть?

— Есть, товарищ генерал.

— Пусть наблюдают до самой ночи.

— Слушаюсь.

— Пока пошлю разведчиков, саперов и с ними одну стрелковую роту. Старшим назначаю лейтенанта Марченко, — продолжал генерал, отвечая на вопрос Демина. — Вот эта группа и поплывет первая. Быстров, видите, сколько лодок приготовил!

Демин оглянулся назад. Весь прибрежный лес был завален рыбачьими лодками, деревянными воротами, колодами из конюшен, небольшими плотами и даже связанными между собой плетнями. Тут же валялись пустые железные бочки с отверстиями, плотно забитыми деревянными пробками. Саперы прикрепляли их к плотам.

Надо послать с разведчиками батарею Гунько, Иван Семенович. Он очень просил меня об этом, — предложил полковник Павлов. — У него с разведчиками старая дружба.

Генерал быстро согласился с Павловым.

— С разведчиками переправится капитан Крупицын, — сообщил Демин.

— Хорошо, — одобрил генерал и снова посмотрел на правый берег Днепра, над которым кружились два наших самолета-разведчика. — Крупицын — под стать разведчикам. Молодой, энергичный. И, кажется, они с ним старые друзья, так же как и с Гунько. Это очень хорошо. — И комдив вновь стал следить за самолетами. Наблюдали за ними и остальные офицеры.

— Странно, что немцы не стреляют по самолетам, — наметил Васильев. — Может быть, у них тут и зениток-то нет?

— Вы думаете? — повернулся к нему Сизов.

— Мне кажется, товарищ генерал.

— Эх, разведчик! — комдив улыбнулся. — Немцы не такие уж дураки, чтобы из-за двух самолетов, к тому же прилетевших с целью разведки, открывать свои огневые точки. Вот что, майор, передайте разведчикам, чтобы связь держали постоянно. Пусть еще раз проверяют радиостанцию.

Васильев ушел.

Генерал вынул из кармана пачку папирос.

Демин посмотрел на него с удивлением: генерал был некурящим…

Отпустив офицеров в полки, комдив и начальник политотдела еще долго оставались на берегу, всматриваясь в противоположную сторону. Сизов казался спокойным, но Демин знал, что это не так: огромная ответственность вновь легла на плечи стоявшего рядом с ним высокого и худого человека.

Генерал повернулся и неторопливо зашагал от берега. Демин пошел за ним. Вскоре они услышали солдатский разговор.

— Оно бы только зацепиться, а там пойдет, — звучал чей-то немного простуженный голос.

— Зацепимся. Как на «пятачке», помните?

— Ну, брат, тут тебе не Донец! Похлеще, пожалуй, «пятачка» будет!..

— …А я ведь, товарищи, и плавать-то не умею. Честное слово. В наших краях негде было поучиться плавать. Пустыня кругом. Буду пузыри пускать.

— Ничего. Прокофьев тебя на спине перевезет, коли тонуть соберешься. У Ваньки спина что палуба…

— А Днепр-то, хлопцы, того… широк!

— Гоголь вроде писал, что птица только до середины долетает…

— Ну, Гоголь тут немножко того…

— Чудачье! Это же он образно выразился!.. Романтик!

Заметив генерала и полковника, солдаты быстро вскочили на ноги и стали торопливо одергивать на себе гимнастерки, стряхивая с них песок. Генерал, улыбаясь, направился к ним.

— Значит, зацепимся, говорите, а? — спросил он, подойдя к бойцам.

Солдаты просияли.

— Зацепимся, товарищ генерал! — отметили хором.

— А ведь трудно, товарищи, будет.

— Понятно, что трудно.

— А если кому придется вплавь?

— И вплавь доберемся, товарищ генерал!

— Петренко добрэ казав: и вплавь одолеем. Тильки б скорийше приказ був.

— За Днепром, наверное, дом? — спросил украинца Демин.

— Ни. Я з Полтавщины.

— Был дома-то?

— Був. Все погорело як есть… — и застенчиво улыбнулся. Глядя на товарищей, торопливо закончил: — Поправится колысь. Построим заново…

— Конечно, построим, — подтвердил начальник политотдела и добавил: Гитлеровцев только надо поскорее гнать.

— Погоним, да еще как! — уверенно проговорил Петренко, прокашлявшись. — А скоро, товарищ генерал, прикажете плыть-то туда? — осмелев, спросил он.

На него зашикали.

— Не твое дело. Все бы он знал.

— Скоро. Очень скоро, — сказал генерал и пошел дальше.

Сейчас он был вновь серьезен и суров. За всех вот этих хороших людей, одетых в солдатскую форму, был он в ответе. От принятого им решения во многом зависела их судьба.

Сделай генерал опрометчивый шаг, и может не только сорваться операция, но и напрасно погибнут десятки и сотни безропотных, доверчивых и добрых людей, за которых он отвечал и перед страной, и перед командованием, и перед их семьями, и перед ними самими — этими великими жизнелюбцами! И как же нужно было все взвесить, все учесть и спланировать, чтобы успешно выполнить боевую задачу и побольше спасти драгоценнейших жизней!

Прибрежный реденький лесок был полон возни. Тут устраивались артиллерийские батареи, на вершинах старых дубов сидели артиллерийские разведчики-наблюдатели, записывали что-то в свои журналы, придерживая их на согнутых коленях; связисты, как пауки, тянули в разных направлениях тонкие нитки кабеля, опутывая ими деревья. Зарывались в желтый, шафранного цвета, песок тяжелые танки, которым сейчас делать было нечего. «Катюши», притихшие, как всегда овеянные таинственностью, стояли за лесом в колхозном саду.

Шла непонятная на первый взгляд, но привычная для фронтового люда мудрая работа перед большими событиями.

На задание уходили все разведчики. Шла впервые в бой и Наташа. На этот раз бойцы не сдавали документы старшине. Коммунисты и комсомольцы получили от Пинчука для своих партийных и комсомольских билетов по листу пергаментной бумаги. Это растрогало солдат.

— Эх, Тарасыч!.. — отбросив официальность, расчувствовался Сенька. — Умную голову дал тебе твой батька! Все-то ты предусмотрел, обо всем позаботился… Были бы у нас все такие старшины, давно бы Гитлеру каюк!..

Пинчук, обычно относившийся с большим подозрением к Сенькиным похвалам, на этот раз был польщен и взволнован. Он понимал, что паренек сказал такие слова не ради простой шутки. Потеплевшие взгляды разведчиков, с которыми встречались глаза Пинчука, тоже говорили о многом.