Джастин Сарасен - Ведьма Сталинграда

Чем дальше они продвигались на юго-запад, тем чаще над ними появлялись истребители. Генри научил Алекс различать советские и немецкие самолеты. И теперь, как только американка видела в небе советский истребитель или штурмовик, она невольно спрашивала себя, не сидит ли за штурвалом женщина. Особенно девушка с белокурыми кудряшками, торчащими из-под шлема.

Вместе с остальными журналистами Алекс дважды возвращалась в Москву, передавала снимки советским цензорам и отправляла прошедшие проверку фотографии в «Сенчери» дипломатической почтой. Ее компаньоны тоже отдавали цензорам свои статьи, ворчали каждый раз, когда они что-то удаляли, но добросовестно отправляли «подчищенные» истории с Центрального телеграфа в свои редакции. Приезжая в Москву Алекс сразу уведомляла Джорджа Манковица телеграммой, что жива-здорова и что фотографии скоро будут. Потом она отправлялась в гостиницу, где стирала руками свою одежду.

Алекс вернулась на линию фронта в третий раз. Девушка чистила объективы фотоаппаратов, готовясь к очередной вылазке, когда в журналистскую землянку вошел Паркер.

– Послушай, эта новость тебя наверняка заинтересует. Я был в штабе дивизии, пытаясь взять интервью, и там узнал, что только что разбилась одна из известных советских летчиц.

– Кто именно? – вскричала Алекс. Пожалуйста, только не кто-нибудь, с кем я знакома, мысленно взмолилась она.

– Я точно не запомнил. Роскова, Косова – что-то такое.

– Марина Раскова? – сердце Алекс сжалось от этого удара.

– Да, она. Я не понимаю по-русски, но ты можешь прочесть сама. Вот, взгляни, – Паркер протянул ей экземпляр фронтовой газеты «Красная звезда». – Судя по всему, это событие большой значимости.

Алекс вспомнила выдающуюся целеустремленную преданную делу майора Раскову. Быть может, в мирное время они бы даже стали друзьями. Мать-настоятельница для сотен женщин-пилотов, штурманов и механиков. Все они наверняка убиты горем.

Американка быстро пробежалась по статье, до последнего надеясь, что Паркер что-то напутал, но в газете действительно сообщалось о трагической гибели Расковой. Среди соболезнующих значился сам Сталин.

– Будут проведены государственные похороны, – произнесла Алекс. – Церемония назначена на воскресенье.

– Думаешь, это хорошая история? – Лицо Паркера засияло от предвкушения.

Он не знал Марину Раскову и не переживал, и это раздражало Алекс. Она поумерила пыл Паркера.

– Трудно сказать. В любом случае я была с ней знакома и собираюсь почтить ее память. Когда я могу отправиться в Москву?

– Поговори с командиром дивизии. Он узнает, собирается ли кто-то в Кремль.

Алекс, не дослушав, вышла из землянки.

У нее ушло два дня на то, чтобы добраться до Москвы на военном самолете, предназначенном для эвакуации раненых. Но спешить не было нужды. Останки Марины Расковой везли в Москву на специальном поезде. После этого закрытый гроб с телом на три дня поставили в Доме Союзов, куда потянулась мрачная очередь из тысяч скорбящих.

Алекс присоединилась к ним в день похорон. Она подошла к гробу, окруженному красными знаменами, а потом вышла из очереди и стала ждать прибытия почетного караула. Шестеро мужчин в форме подняли гроб на плечи и вынесли его наружу, поставив на лафет орудия, который был прицеплен к джипу. За гробом с венками по Красной площади медленно шли представители правительства, офицеры и солдаты. Один из них нес красную подушечку, на которой были выложены медали погибшей. Алекс тоже дошла вместе с процессией до Кремлевской стены, где был проведен короткий похоронный ритуал. Рядом с гробом теперь стояла пожилая женщина, державшая за руку девочку. Должно быть, осиротевшие мать и дочь Марины Расковой, подумала Алекс.

К присутствующим с речью обратился генерал Осипенко и другие кремлевские лица, которых американка не знала, после чего почетный караул дал ружейный залп. Из громкоговорителей, установленных на стене, зазвучал гимн СССР, и гроб увезли. Алекс было известно, что это лишь церемония. Тело Марины Расковой затем будет кремировано, а урна с прахом захоронена в Кремлевской стене.

Журналистка старалась фотографировать происходящее как можно аккуратнее. Вокруг нее плакали люди, и она разделяла с ними эту тяжелую утрату. Алекс не верила в жизнь после смерти и посмеялась бы, если бы её стали уверять в том, что дух Расковой знал, что она пришла на похороны. Но ей все равно казалось важным быть здесь, у гроба, отдать дань уважения этой необыкновенной женщине, трагически ушедшей из жизни.

Толпа стала расходиться, и Алекс тоже побрела в сторону «Метрополя», размышляя о том, как ей теперь вернуться на Южный фронт. Впрочем, она чувствовала усталость от одной этой мысли. Вдруг кто-то возник на пути у журналистки, вынуждая её остановиться.

– Анна Дьяченко… – тихо сказала Алекс, узнав женщину.

– Здравствуйте, мисс Престон. Я надеялась, что вы придете сюда фотографировать, и мне удастся вас отыскать. Я побоялась спрашивать вас в гостинице.

– Как вы узнали, что я Москве?

– Я не знала этого, конечно же. Настя отправила меня сюда. Она подумала, что вы, скорее всего, приедете на это печальное мероприятие, чтобы сделать снимки.

– Настя? – выпалила внезапно обрадовавшаяся Алекс, пытаясь разобраться в ситуации. – Вас послала Настя? Но как?

Анна взяла журналистку под руку и повела ее в сторону метро.

– Две недели назад она была ранена. Госпитали переполнены, и она попросилась ко мне. Сейчас она дома и хочет вас увидеть.

– Ее ранили? Насколько серьезно? – В голове у Алекс была полная каша и множество вопросов. – Вы не боитесь, что вас заметят в компании со мной?

Анна сначала ответила на последний вопрос.

– Навестите нас не сегодня, а в какой-нибудь другой день. Сейчас мы просто два пассажира метро, – Анна ускорила шаг, потянув за собой Алекс. – Ее ранило в ногу, но лучше пусть она сама все вам расскажет.

Соседи у подъезда и в коридоре коммуналки увидели Алекс. Но даже если среди них и были стукачи, мать Насти явно решилась пойти на риск. Огорошенные соседки в коридоре воззрились на незнакомку. Анна Дьяченко указала на Алекс, одетую в форму летчицы, и сказала нарочитым тоном: «Это американский лейтенант. Она была другом Марины Расковой». После этих слов выражение подозрительности на лицах соседок сменилось благоговением. Анна открыла дверь в свою комнату и впустила Алекс.

Настя Дьяченко сидела, вытянув ноги и опираясь на подушки, на лавке, которая, как верно догадалась журналистка еще в первый раз, служила ей постелью. Лицо девушки просто сияло.

– Проходите, присаживайтесь, – пригласила мать Насти, и Алекс поняла, что стоит не шелохнувшись.