Джастин Сарасен - Ведьма Сталинграда

– При коммунизме хотя бы никто не сидит без работы, – заметила Анна, завязывая ботинок.

– Я никогда особо не интересовалась политикой, – призналась Алекс, – но мне кажется, везде есть свои плюсы и минусы. В условиях сурового капитализма в США каждый человек обладает свободой, но у него нет защиты. Президент Рузвельт, конечно, ввел программу социального страхования, но она распространяется прежде всего на тех, у кого есть работа. Каждому приходится бороться за себя, и, если ситуация против него, он падает на самое дно. У вас у каждого есть и работа, и еда, и здравоохранение, но всем нужно делать то, что велит правительство, и никто не смеет выступать против коммунистической партии.

– У каждой нации – своя догма, – подытожила Анна. – Тьмы низких истин мне дороже…

– Нас возвышающий обман, – закончила вместо нее Настя. – У моей мамы это самая любимая строчка из Пушкина. Пожалуйста, не подумай, что мы всегда такие циничные.

– Быть может, однажды, после войны, вы обе приедете в мою страну и увидите своими глазами, каково это – жить по нашим догмам. – Хотя Алекс и сказала «обе», смотрела она на Настю.

– О, это было бы забавно. Интересно, ваша Таймс-сквер похожа на Красную площадь?

– Уверяю тебя, ни капельки. Там много магазинов, и вообще это даже не площадь, а, скорее, пересечение двух главных улиц. Но если ты приедешь, я обещаю, что отведу тебя туда и в универмаг «Мэйси», где куплю тебе все шарфы, какие ты только пожелаешь.

Анна бросила взгляд на маленькие часы на полке и встала.

– Жаль, но мне пора: смена начнется через пятнадцать минут. Пожалуйста, останьтесь, мисс Престон. Моей дочери так одиноко, а вы, как я вижу, хорошо на нее влияете, – женщина быстро поцеловала обеих девушек и вышла из комнаты.

Когда дверь за ней закрылась, Алекс осознала, что осталась наедине с Настей впервые с той ночи на летном поле, когда Настя ее поцеловала. Американка немного поерзала на месте, пытаясь вспомнить, о чем же они говорили.

– Я скучала по тебе, – вдруг произнесла Настя.

– Правда? Мне казалось, ты думала о других вещах.

– А ты по мне скучала? – спросила Настя. Взгляд ее голубых глаз был очень серьезен.

– Да, скучала. И я всегда боялась, что твой самолет собьют.

– Меня и впрямь подбили, так что можешь перестать волноваться на этот счет.

– Пожалуйста, не допускай этого больше.

– Я постараюсь, но немцы, ты знаешь… они такие тупые. Мы всё просим и просим их уйти, но они никак не уходят. Это страшно раздражает.

– Я рада, что ты способна шутить на эту тему, но то, что ты выжила, – чистое везение.

– Это ты принесла мне удачу. Я надела подаренный тобой шарф. Он до сих пор немного пахнет тобой.

– Пахнет мной? О боже! Должно быть, это не слишком приятно.

– Вовсе нет! Он пахнет, даже не знаю… теплой картошкой или чем-то таким, гостеприимным. Тот же самый запах, когда мы прощались на летном поле. Ты помнишь? Я тогда тебя поцеловала.

Щеки Алекс зарделись румянцем.

– Конечно, помню. Но я не поняла, что все это значило. Я до сих пор не знаю.

– Может, мне нужно продемонстрировать это еще раз, и тогда ты все поймешь.

Сердце Алекс забилось как бешеное. Настя играла с ней, и она была во власти этой советской девушки. Алекс пристально посмотрела в Настины глаза – такие же голубые, как русское небо.

– Может.

– Я не могу встать. Тебе придется подойти ко мне.

– Подойти к тебе, – глупо повторила Алекс, – хорошо. – Она присела на краешек узкой кровати, на которой полулежала девушка. Когда Алекс наклонилась над ней, полные губы Насти медленно растянулись в улыбке.

Но тут кто-то стал громко и настойчиво колотить в дверь – Алекс отпрянула от девушки.

– Анастасия Григорьевна! – донесся голос с той стороны. – Кое-кто хочет с вами поговорить. Это официально.

Настя с тревогой посмотрела на Алекс.

Официальное лицо. Значит, добра не жди, подумала Алекс, приоткрывая дверь. Каково же было ее изумление, когда за дверью она обнаружила знакомого шпика из «Метрополя»! Низенький толстячок с проплешиной на голове в мятом костюме. Человек из НКВД.

– Пройдемте со мной, пожалуйста, – сказал он.

Алекс затопили страх, сожаление и чувство вины. Спускаясь вслед за шпиком по грязным ступенькам, она никак не могла сосредоточиться. Неужели она подвергла семью Дьяченко смертельной опасности? Угрожало ли что-нибудь ей самой? Боже, что же она натворила?!

Энкавэдэшник подвел американку к машине, стоявшей рядом с домом.

– Садитесь, – велел он, открывая пассажирскую дверь. Алекс немного успокоилась. Во всех известных ей фильмах жертву похищения всегда заталкивали на заднее сидение машины или вообще в багажник. С тяжелым выражением лица человек из органов обошел автомобиль, сел за руль и завел двигатель. Алекс снова охватил страх.

– Кто вы такой и куда вы меня везете?

Он заговорил, глядя перед собой и не переводя взгляда на девушку.

– Не важно, кто я. Гораздо важнее, куда я вас не везу, а именно – в штаб-квартиру НКВД.

От слов «штаб-квартира НКВД» у Алекс похолодело сердце.

– Я приписана к военно-воздушным силам США, и меня будут искать, – заявила девушка. Но она блефовала.

Шпик не обратил на эту угрозу никакого внимания.

– Вы создаете проблемы, – резко произнес он. – Семья Дьяченко и без того была под подозрением из-за отца, и ваше присутствие снова разжигает это недоверие.

На мгновение Алекс лишилась дара речи. Он не собирался её арестовывать. Похоже, энкавэдэшник хотел ее урезонить. Это не укладывалось у американки в голове.

Приободрившись, она сказала тоном, граничившим с грубостью:

– Она советский герой, гордость своего полка. Почему журналисту нельзя с ней побеседовать?

– Не глупите, – рявкнул шпик. – Ваша встреча носила совсем иной характер. Это был частный визит американской гражданки в политически неблагонадежную советскую семью.

– К чему вы клоните? Мне нельзя навещать Дьяченко?

– Да, нельзя, если вы хотите их уберечь.

Алекс не мигая посмотрела в заляпанное лобовое стекло, заметив, что они уже второй раз поворачивают за тот же угол.

– Почему вы мне это говорите?

– Потому что НКВД не хочет арестовывать героя.

– НКВД или вы ? Я ни разу не слышала о пощаде со стороны НКВД.

– Вы задаете слишком много вопросов. Просто поверьте мне на слово: вам туда нельзя. За вами слежу не я один, – мужчина остановил машину перед «Метрополем».

Наклонившись над Алекс, он потянул ручку и толкнул дверцу.

– Теперь можете выходить.

Вернувшись в гостиницу, Алекс почувствовала себя побитой собакой. При всех своих огромных размерах «Метрополь» все больше походил на тюрьму.

Девушка на секунду замешкалась у входной двери, а потом направилась к стойке регистрации, заставив себя улыбнуться.