Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга первая

Теперь же он решил встретиться с женихом и сватами без лишних свидетелей и объясниться. Что скажет им, Роман не знал. Но что-то обязательно скажет. Должен сказать! Любку он не отдаст ни за что, никому. Она судьба его, счастье его и горе.

Самым удобным местом встречи с Медведевыми Роман считал небольшой мостик на окраине Кукуя, к которому вплотную подходили высокие, кряжистые сосны. Возвращаясь домой, сваты не могли объехать его.

Углубившись в сосняк, Роман остановил взмыленного Гнедка и стал ждать. Лесная прохлада приятно коснулась разгоряченного лица. Вспомнились покос, бегущая по просеке Любка и ее метавшиеся по спине русые косы. Роман ударил плеткой по сапогу, и заныла ушибленная свинцовой пулькой нога. Закурил.

Отсюда была видна почти вся Грива с подслеповатыми окнами крепких домов, построенных на века. Чуть ниже вышагивали по песку друг за другом, как солдаты в строю, вербы, а между ними, по берегу озера, извивалась дорога. На ней маячили полушалки баб, да невдалеке тяжело тянула в гору телегу с сеном низкорослая серая кляча.

А вот из переулка, за озером, показался ходок, запряженный парой. Пристяжная шла вскачь.

«Медведевы, — решил Роман. — Любят ездить с фасоном. Высватали, видно».

Упало сердце. Синим пламенем мелькнула злость в прищуренных глазах. Роман зачем-то рывком подобрал поводья, и Гнедко попятился, присел задом. Коротко свистнула плеть.

Ходок обогнал воз и был уже в каких-нибудь ста саженях от мостика, когда всадник выскочил на дорогу. Теперь Роман хорошо различал возбужденные лица сватов, слышал заливистый звон шаркунцов. Торопливо достал кисет, прыгающими пальцами свернул самокрутку.

— Стой! — поднял над головой руку.

Правивший конями Данилка рванул вожжи. Коренник прыгнул в сторону и остановился, закусив удила. Романа обдало пылью.

— Чего надо? — недовольно спросил дядя жениха Архип Медведев. — Завгородний, кажись.

— Он самый, — Роман подъехал вплотную. — Дай прикурить.

— Вон что! Вроде, из жилого места едешь. — Архип полез в карман за спичками.

— В бору был, — Завгородний старался прочитать на лицах жениха и его дяди: состоялось ли сватовство. — А вы откуда? Вроде с гулянки, а трезвые…

— Не твое дело, — Архип выругался и сплюнул. — Прикуривай и вали своим путем.

Роман понял, что Медведевым не повезло. Он улыбнулся, возвращая спички, и задиристо проговорил:

— Отказали Солодовы, что ли?

— А-а… тебе что за беда? — задыхаясь от гнева, прохрипел Архип.

— Да я так, просто. Видал, как у солодовских ворот останавливались. Подумал, что свататься.

— Для парня посвататься все равно, что дровней попросить: не дадут в одном месте, дадут в другом, — заметил второй сват — дальняя родня Медведевых — Герасим Корчин.

— Поезжай! — Архип, поудобнее устраиваясь в коробке, толкнул Данилку в спину.

— Худо ваше дело! — притворно вздохнул Роман. — Даже чаем, видать, не попоили. Эх, худо! Не повезло вам, мужики…

— Ух, анафема! — Архип ухватился за черешок бича.

— Не дури, дядя! — Завгородний занес над ним плетку, но опустил ее на широкий круп Гнедка. — Не таи обиды, дядя! — добавил уже на скаку.

За спиной взахлеб ругались сваты, а навстречу Роману летел на Чалке Яков, обеспокоенный новой выходкой брата.

Едва посерело в окнах, как Роман спрыгнул с постели. Осторожно перешагнул спавших на полу Якова и Варвару. На секунду остановил взгляд на приоткрытой белой груди невестки, потом посмотрел на брата и прошел в переднюю.

Через распахнутые двери из сеней тянуло холодом. Роман крякнул и принялся одеваться.

— Ты куда, сынку? — скатился с печи сонный голос Домны. — Ни свет ни заря…

— Тут… К мужику знакомому, — уклончиво ответил он.

Домна привстала на локоть, отбросила назад рассыпавшиеся за ночь волосы:

— К какому мужику? Ой, крутишь! Чего удумал? Га?

Роман виновато улыбнулся. Мать не проведешь. Уж кто-кто, а она видит его насквозь.

— Подрядились с Ванькой Бобровым помочь Никите Бондарю. Он сегодня на молотьбу поденщину собирает.

— И чего ты у Микиты заробишь? — сухо спросила мать.

— Цена известная. Что другим, то и мне.

— Сиди дома! Никуда я тебя не пущу. Проживем без Микитиных грошей.

— Да я ведь, мама, слово дал. Неудобно теперь… Не подрядись я, он бы другого взял.

— Сиди дома! Не для того я растила тебя, сынку, чтоб по чужим людям скитаться!

Будь на месте Романа Яков, мать, пожалуй, не стала бы удерживать его. С жатвой Завгородние управились. Отчего б и в самом деле не заработать лишнюю копейку? Отделится Яков — много кой-чего в хозяйстве потребуется.

Но Роман… Ему она не хотела, не могла позволять этого. Домна родила Романа в тот тяжелый год, когда голодную и вшивую волну переселенцев прибило к кромке Касмалинского бора. К зиме влезли в землянки. Спали не раздеваясь. Во вмазанном в печурку котле по ночам застывала вода. А утрами соседи приходили откапывать двери, занесенные бураном.

Трехмесячный ребенок простудился и долго лежал в жару. И когда казалось уже, что все кончено, он начал поправляться. В одну из страшных ночей, проклиная свою постылую судьбу, поклялась Домна в том, что ничего в жизни не пожалеет для счастья Романа. Только бы выздоровел.

Роман учился в церковно-приходской школе в то время, когда его сверстники работали по хозяйству или батрачили у богатых односельчан. А окончил четыре класса — отдала в обучение к галчихинскому лавочнику. Был бы теперь он приказчиком, да сам не захотел: года за полтора до призыва в солдаты с благодетелем-купцом Рогачевым поругался.

— И все-таки, мама, я пойду к Бондарю. Надо идти, — твердо сказал Роман.

Мать пристально посмотрела на него. Конечно, Роман что-то скрывает. И вдруг догадалась: да там же Любка Солодова. Присушила она сына злой присухой. Вот и не смотри, что молодая. К ней он тянется. И такой упрямый, что не послушает материнского запрета.

— Пусть будет по-твоему. Попробуй, какая она есть поденщина. Только знай: в другой раз не пущу, — согласилась Домна.

От завтрака Роман отказался. Выпил лишь стакан холодного молока и отправился к Бондарю.

У разоренного палисадника Гордеевых неожиданно повстречал Николая Ерина, который всего неделю назад вернулся домой изуродованный. Правое ухо его было стесано шашкой, по щеке пролег багровый рубец.

Роман слышал, что за Ериным приезжал в Покровское сам Марышкин, но Колька что-то сбрехал ему и избежал ареста. Поговаривали покровчане и о том, что выручил Ерина Мишка Жбанов. Замолвил, дескать, десятский слово за него, как он, Мишка, с Колькиной жинкой, Лукерьей, путался.

Что бы там ни было, а Ерин днями разгуливал по селу, искал, где выпить. Ему подавали из жалости. Вот и сейчас Николай еле стоял на ногах.