Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга первая

— Люди добрые! Он дурака Демку послушал! Да кто же Демку-то не знает?.. Он на кого хошь понесет. Кого хошь оговорит.

— Нечего тут людей смущать. Их благородия разберутся! — прикрикнул на Романа Груздь.

— Сено поджег Захар Бобров! — громко, чтоб все слышали, сказал Роман, повернул коня и поехал прочь.

За ним бросился мельник. Он забегал то вперед, то справа, то слева. По-смешному семенил ногами, визжал:

— Не докажешь. Не было этого. Не было.

— Отстань, гад! — Завгородний замахнулся на Боброва плеткой и пустил Гнедка рысью.

— Я этого так не оставлю! В тюрьму, милок, посажу! Будешь потом знать! — крикнул Захар вдогонку, но, убедившись в том, что Роман не обращает на него внимания, вернулся к толпе. — Люди добрые!

Мужики стояли, потупившись. Захар понял, что настроение у них не в его пользу, взмолился:

— Поверьте мне, люди добрые…

И вдруг с подводы раздалось громкое:

— Верим!

Это сказал Фрол. Теперь он полулежал на бричке, опершись на локоть руки, заброшенной назад, и смотрел в глаза мельнику.

— Вот послушайте, послушайте переселенца, люди добрые, — Захар приблизился к подводе. — Ты уж извини, Фролушка, старого дурака… за то, что я вас костил.

— Верим! — снова крикнул Фрол и, спрыгнув с брички в одно мгновенье, страшным ударом сапога отбросил Боброва к забору. Тот сгоряча хотел подняться, встать на ноги, но они подкосились, и Захар ткнулся лицом в песок. Милиционеры еще толком не поняли, что случилось, как Фрол был снова на бричке.

— Убью, стерва! — Груздь замахнулся на Фрола прикладом винтовки и крепко выругался. — Вяжи его, ребята!

Откуда-то принесли волосяные вожжи, накрепко прикрутили Фрола к бричке, заодно привязали и Акима. И унтер тяжелым, как молот, кулаком ткнул старшего Гаврина в зубы. Из рассеченной губы струйкой потекла на рубашку кровь.

— Бей!.. Нам уж все одно, — прохрипел Фрол. — Жюнуску жалко. Ни за что пострадал. И пусть нас судят. Пусть судят.

Бричка с арестованными отъехала от сборни. И только тогда люди вспомнили о Боброве, который по-прежнему корчился под забором, сплевывая навязший в зубах песок.

— Фершала позвать потребуется, якорь его, — предложил Гузырь.

— Так оклемается. Живучий, как кошка, — сказал Гаврила. — А подохнет, туда ему и дорога. Из-за него трое пострадали да, может, еще не одному муку принять придется.

Тем временем Роман побывал у Елисея Гаврина. Рассказал ему о разговоре Завгородних с Демкой.

— Мы с Яковом свидетелями будем, чуть чего. И ты этого дела не оставляй. Пусть отдаст тебе стог. А ребята твои дурость спороли. Засудят их.

— Я, вишь, отец им, а жалости нету. Потому-та и хлопотать за них не стану, — трудно ответил Елисей. — Посидят в каталажке, дык умнее станут.

— В волость на Боброва подавай, — посоветовал Роман. — А, может, туда и не стоит. Там у Захара дружки. Лучше всего, сходи-ка ты, дядька, к квартиранту фельдшерову. Он грамотный и мужиков не дает в обиду. Ходатайствует за нашего брата перед властями.

О Рязанове Роман слышал от Гаврилы, который часто бывал теперь в доме Мясоедова. Кузнец говорил, что приезжий печется о крестьянах. До самого Омска доходит с прошениями. Про всякую всячину мужикам рассказывает, обещает землю поделить поровну, подати уменьшить, организовать в Покровском кооперативную лавку.

— Сходи, дядька, к нему. Он поможет.

— Спасибо, сынок. Схожу. Благодарствие тебе большое, что надоумил, — сказал Елисей, провожая Романа за ворота.

В тот день кто-то из покровчан видел, как старик Гаврин с булкой хлеба под мышкой и с небольшим узелком в руке входил в мазанку киргиза Жюнуски.

Роману хотелось встретить Любку и сказать ей хоть что-нибудь в утешение. Он знал, что после неудачного сватовства Солодовы навсегда заказали Любке дорогу к нему. Не попреков, поди, боятся, а той дурной славы, которую накликали беспричинно покровские бабы.

Теперь уж свадьбе не бывать. Да и позор-то какой: отказали Завгородним! Впрочем, Роману наплевать на пересуды. Отца жалко. Гордость его ущемленная червем источит. И так уж потерял сон Макар Артемьевич.

Хотел Роман повидать Любку и боялся встречи. Боялся, что встреча эта будет последней. Ведь Любка — совсем еще девчонка. Может, потом и пожалеет, а теперь так легко порвет нитку их короткой дружбы.

Домна, пообещав побывать у Солодовых, почему-то мешкала. Выжидала, наверное, что сын сам откажется от Любки, к другой интерес поимеет. Оттого и посылала Романа на гульбище:

— Засиделся дома. Пошел бы похороводился…

Роман молчал, глядя в одну точку и потирая пальцами виски. Горестно вздохнув, мать отступалась.

Утешить Романа старались Яков с невесткой. Брат то предлагал тайком обвенчаться, подпоив отца Василия. Когда обкрутит, мол, — поздно идти напопятную. Волей-неволей, а придется Солодовым согласиться на свадьбу. То говорил, что надо украсть давку, как киргизы делают. За реку, к инородцам, увезти или во Вспольск. Пожить там с полгода, а когда все забудется — домой вернуться. Варвара советовала ждать. Никуда не денутся Солодовы, если Любка дорожит Романом. По себе знает Варавара, как сватов немилых встречать. Трое парней сватались, и родители были не против, а вышла все-таки за Якова, за любимого. Ни с кем не посчиталась.

— Ой, все мы, девки, одинаковы! С ума сходим, коли парень приглянется. А там хоть трава не расти. Скоро и к Любке сваты потянутся, вот посмотришь.

— Да она молоденькая, — грустно возражал Роман.

— Раз на гульбище ходит — значит, в самой поре.

Как в воду смотрела Варвара. В воскресенье встревоженный прибежал к Завгородним Ванька Бобров. Вызвав Романа за калитку, рубанул с плеча:

— Медведевы с Кукуя наехали Любку сватать! Вот, брат!..

— Что? — Роман облизал пересохшие губы и вдруг рванул Ваньку за ворот рубашки. — Медведевы?

— Они. Меньшого, Данилу, женят. С бубенцами прикатили.

Роман устало опустил голову, потом вскинул ее, сверкнул глазами и сильным ударом ноги распахнул калитку. Ванька слышал, как тяжело и часто простучали по двору сапоги. А минуту спустя Роман выскочил на улицу верхом на оседланном Гнедке.

— Куда ты, Рома? К Солодовым? Ага?..

Роман ничего не ответил. Он сильно хлестанул коня плеткой и галопом помчался в противоположную сторону. На повороте в переулок, у палисадника, едва не стоптал зазевавшегося парнишку.

— Куда это он? — выглянул из окна Яков.

— Да сваты к Любке Солодовой наехали… — Ванька недоуменно пожал плечами.

Роман скакал к Кукую. Расстилалась, трепетала на ветру смолистая грива Гнедка, клубы желтого песка вылетали из-под копыт. Играла у ноги всадника витая плетка с тяжелым свинцовым наконечником.

Стряслось то, чего Роман в тайне боялся с первого дня знакомства с Любкой. Вначале был порыв: бежать к Солодовым, рассказать им все, что носил в сердце, просить, расстроить сватовство. Пожалуй, так бы и сделал Роман, случись это до опрометчивого поступка отца.