Михаил Кузмин - Несобранная проза

Петр Антонович разрушил мечтания своей жены насчет того, что новая ее дочка будет ей помогать в хозяйстве, шить и т. п. Конечно, он рассуждал совершенно правильно, что каждому человеку нужно заниматься и делать то, что он умеет, и потом, видя искреннее желание Лизы не сидеть сложа руки, а чем-нибудь быть полезной и занятой, стал подыскивать ей какой-нибудь подходящей работы, имея в виду именно ее образование и знание языков. Те, у кого он спрашивал, удивлялись, почему это у простого столяра такая странная протеже, но Петр Антонович вкратце объяснил, в чем дело, и даже находил кой-какие уроки и переводы. Удивляться этому нечего, потому что Лизин отчим по своему ремеслу бывал в разных кругах общества и, будучи ни барабошкой, ни болтуном, а человеком хотя и простым, но очень достойным и скромным, снискал доверие и уважение ото всех, кто знал его ближе. Петр Антонович рассказывал свою историю неоднократно в разных местах, так что многие из его заказчиков, знающие друг друга, выучили ее почти наизусть, причем между собой называли Лизу не иначе как «княгиня от Покрова», хотя она и была всега княжной. Ей самой расспросами не докучали, а смотрели на события просто и прямо: княгиня так княгиня, чего на свете не бывает. Так Лиза и зажила, на чужой взгляд, может быть, и скучновато для молодой и красивой девушки, да нельзя сказать, чтоб и Лиза иной раз не вздохнула, но все-таки находила, что этот способ житья лучше тех, что она испытала, и не могла забыть, что обязана она этим человеку совсем почти постороннему, но сердечному и рассудительному, который делал добро не по отвлеченным филантропическим причинам, а просто потому, что хотел помочь девушке, которой некуда было деваться и которую судьба поставила перед ним; и потом опять-таки на так, как отвлеченно он находил бы наилучшим, а как в настоящем данном отдельном случае он мог всего удобнее. Лиза утром ходила на урок, а вечером, когда уже дети лягут спать, устраивалась около матери со своими переводами. Пелагея не раз говорила:

– А все-таки, Лизанька, не так тебе надо было жить! Все-то ты работаешь, а ты к этому не привыкла, да и годы твои не такие.

– Я работаю не так уж много, и это мне доставляет удовольствие. Вы все трудитесь, а мой возраст что же? Я думаю, в молодости еще легче работать, чем стариком.

– В молодости, Лиза, любить надо.

– Я и так люблю: вас, мама, Петра Антоновича, своих братьев.

– Ах, какая ты смешная, Лиза! Рассуждаешь, как монашка. Я говорю, так любить, ну гулять что ли, замуж выйти.

– Отчего же мне замуж не выйти? Я от этого и не отпираюсь, если кто-нибудь меня полюбит и сам придется по сердцу.

– Очень это трудно, дочка! Барин тебя отыскивать у нас в мастерской не станет, а за простого ты сама не пойдешь. Да простой человек и сам на тебе не подумает жениться, все-таки ты княгиня у нас.

– Отчего же простому человеку и не жениться на мне? Я же вот живу с вами, никому не мешаю, и самой мне легко. Нет, если бы вот такой человек встретился, как Петр Антонович, я бы с удовольствием вышла за него.

– Нет, все-таки, как человек подумает, что ты – княгиня, так и остановится.

– Вы же сами, мама, были княгиней, а потом, какая же я княгиня? От Покрова? – Видя, что ее слова не успокоили Пелагеи Ивановны, Лиза продолжала с улыбкой: – А может случиться, что какой-нибудь Бова-королевич меня и здесь отыщет.

– Мало теперь что-то таких королевичей.

– Ну да ведь и красавиц таких немного, как я, – и Лиза даже подошла к зеркалу, будто для того, чтобы убедиться в справедливости своих слов.

Изредка заходил Алексей Прохорыч и передавал, какое впечатление произвело Лизино решение на Нину Яковлевну. Конечно, прежде всего, попало ему, старику, зачем он открыл барышне тайну и вообще сунулся не в свое дело. Но хотя его и бранили, видно было, что барыня отчасти довольна, что племянница устроилась и докучать ей не будет; о ней же самой отзывалась так, что, мол, де она неблагодарная девчонка, сама не знает, чего хочет, и что не может же Нина Яковлевна приезжую племянницу сажать себе и своим дочерям на голову.

Так как Бова-Королевич, действительно, не отыскивал Лизы, то она сама отыскала его. То-есть, она его не отыскивала, а сама судьба столкнула их в передней одного из домов, куда Лиза приходила заниматься с детьми. Она надевала свою кофточку, когда из гостиной в ту же переднюю вошел молодой человек в студенческой форме, и хозяйка представила его Лизе как товарища старшего сына, Владимира Николаевича Горелова. Лиза в душе поблагодарила устройство петербургских квартир, которое всегда оставляет передние полутемными, так что не было заметно краски, покрывшей ее щеки. Она хотела замешкаться, чтобы дать время студенту уйти вперед, но тот почему-то некстати выказал особую любезность и все твердил, что им идти по дороге. Лизу он едва ли разглядел, а ее имени хозяйка не сказала.

– Я очень тороплюсь, мне нужно ехать к Покрову, – сказала Лиза, выйдя на лестницу.

– Вот и прекрасно, – отвечал тот, – мне нужно в ту же сторону, и я очень тороплюсь.

Отказываться было почти неудобно, и Лиза поспешно стала спускаться, стараясь идти впереди своего спутника, чтобы тот не разглядывал ее лица.

– Извините, как ваше имя-отчество?

– Елизавета Никитична, – ответила Лиза, не подумав.

Студент приостановился.

– Елизавета Никитична? – Нет, этого не может быть… У меня была знакомая, которую как раз так и звали. Княжна такая-то. – И он назвал фамилию Лизиного отца.

– Представьте, какое совпадение, я ношу ту же фамилию.

– Лиза! – воскликнул студент. – Неужели это вы? Откуда вы взялись? Куда пропали?

– Это вы скорей настолько пропали, что не отвечали ни на какие письма, а я давно здесь живу у своей матери. Я отчасти даже вам благодарна за вашу не совсем понятную нелюбезность. Ответь вы мне тогда, неизвестно, что еще было бы; может быть, я не нашла бы своей матери и не жила так счастливо, как теперь.

– Княжна Лиза бегает по урокам, живет где-то у Покрова и счастлива… Что же, мир стал вверх ногами?

– Тут ведь очень многое произошло за это время, но отчасти вы знаете, что случилось, я вам писала, мне теперь несколько стыдно, что я утруждала вас просьбами, обращалась к вам за помощью.

– Лиза, Лиза! Не надо, не говорите. Как я был безумен, что мог забыть эти глаза, этот рот, этот голос!

– Мы виделись последний раз детьми, нетрудно позабыть с тех пор.

– Вас, Лиза, трудно, невозможно позабыть! Помните, я еще назывался вашим рыцарем?

– Это вам, по-моему, скорее следовало бы помнить, а не мне. Однако, если позволите, я на сей раз воспользуюсь вашим рыцарством и попрошу не говорить в том доме, где мы встретились, что мы были с вами знакомы раньше. Потому что могут пойти разные слухи, а мне этот урок нужен.