Владимир Богораз - Чукотскіе разсказы [Старая орфография]

Юноши, которые впослѣдствіи должны сдѣлаться великими шаманами, на поворотѣ половой зрѣлости иногда слышатъ такой голосъ или встрѣчаютъ знакъ ничтожный и непонятный для непосвященныхъ, но имъ внезапно открывающій глаза на ихъ грядущее призваніе. Сѣрая чайка, пролетѣвшая три раза мимо, камень странной формы, попавшійся подъ ноги, съѣдобный корень, завернувшійся необычайнымъ узломъ, въ состояніи произвести полный переворотъ въ настроеніи человѣка, обреченнаго вдохновенію .

Черезъ нѣсколько дней наступилъ праздникъ дикихъ оленей, когда, по обычаю, мужчины и женщины должны по очереди показывать свое шаманское искусство, поколачивая бубенъ и распѣвая обрядовые напѣвы. На этомъ праздникѣ оказалось, что Нуватъ пріобрѣлъ шаманскую силу совсѣмъ необычной для него величины; кромѣ своихъ семейныхъ напѣвовъ, онъ сталъ распѣвать множество другихъ, самыхъ разнообразныхъ, неизвѣстно откуда сошедшихъ въ его горло. Мало того, голоса духовъ начали откликаться на его голосъ изъ разныхъ угловъ темнаго полога, когда лампа была погашена по обычному требованію вдохновенныхъ [10] Вдохновенный — шаманъ. . Наконецъ, прошаманивъ около часа, Нуватъ вдругъ удалился на своемъ бубнѣ въ надзвѣздныя страны и совершенно свободно носился тамъ, т.-е. носился, конечно, его духъ, между тѣмъ какъ тѣлесная оболочка безжизненно лежала на шкурѣ. Такъ какъ ни одинъ изъ присутствовавшихъ на праздникѣ шамановъ не умѣлъ, какъ слѣдуетъ, летать на бубнѣ, то Нувата тутъ же провозгласили нововдохновленнымъ, т.-е. молодымъ шаманомъ, только-что начавшимъ пріобрѣтать шаманскую способность и обѣщающимъ имѣть въ будущемъ большую силу. Послѣ этого Нуватъ нѣсколько разъ шаманилъ и пѣлъ въ пологу, но задумчивость его не проходила. Какое-то странное сознаніе неудовлетворенности лежало на его лицѣ, между тѣмъ какъ обыкновенно первое обнаруженіе шаманской силы у юношей ведетъ за собою подъемъ жизненной энергіи. Оттого-то старикъ съ такимъ опасеніемъ поглядывалъ на сына. Можно было ожидать, что, высшія силы хотятъ привести Нувата къ какому-нибудь дальнѣйшему шагу на поприщѣ вдохновенія.

— Такъ всегда! — съ горечью думалъ Кителькутъ, — самыхъ искусныхъ, самыхъ удалыхъ, гордыхъ умомъ, храбрыхъ сердцемъ, Наргинэнъ забираетъ на службу себѣ; скупится оставлять ихъ людямъ.

Онъ сильно опасался, чтобы высшія силы не побудили Нувата покинуть отцовскій домъ и удалиться въ какую-нибудь отдаленную страну или же не приказали бы отказаться отъ всѣхъ мужскихъ промысловъ и занятій и принять на себя женскую одежду и естество, какъ это нерѣдко бываетъ съ молодыми нововдохновленными шаманами.

У второй лампы, въ сторонѣ отъ другихъ, сидѣли рядомъ двое подростковъ: мальчикъ и дѣвочка. Мальчику могло быть лѣтъ двѣнадцать, дѣвочкѣ немного меньше. Оба они были совсѣмъ раздѣты и сидѣли другъ подлѣ друга, набросивъ себѣ на колѣни старое мѣховое одѣяло и, не обращая вниманіе на старшихъ, съ большимъ увлеченіемъ занимались своеобразной игрой, весьма распространенной между чукотскими ребятишками и состоящей въ выдѣлываніи различныхъ арабесокъ и фигуръ изъ одной длинной нити, которую они переплетаютъ по очереди на своихъ десяти пальцахъ, снимая другъ у друга петли такимъ образомъ чтобы каждый разъ получалось новое изображеніе. Особенно искусенъ въ этой игрѣ былъ мальчикъ, запускавшій свои мизинцы и толстые пальцы съ различными хитроумными разсчетами то въ ту, то въ другую петельку плетенки; потомъ онъ вдругъ сдергивалъ ее съ пальцевъ подруги и, раздвинувъ далеко руки, созидалъ передъ ея изумленными глазами продолговатую рамку, внутри которой появлялся старый моржъ, ползущій по льдинѣ, охотникъ, преслѣдующій оленя, нарта, запряженная длиннымъ рядомъ собакъ или какое-нибудь иное любопытное изображеніе, которое, вдобавокъ, могло двигаться слѣва на-право и справа на-лѣво и вдругъ исчезало при особомъ чудодѣйственномъ движеніи пальцевъ творца. У дѣвочки на плетенкѣ выходили только изображенія орудій женской работы и разной домашней утвари: ножницы, деревянный треножникъ съ котломъ, подвѣшеннымъ на крюкѣ, мотыга для копанія корней и тому подобныя простыя фигуры, не требовавшія особеннаго искусства.

Дѣвочка была сиротка безъ отца и матери, приходилась двоюродною племянницей Кителькуту и состояла на его попеченіи и подъ его властью, такъ какъ онъ былъ самымъ старшимъ изъ ея родственниковъ. Мальчикъ былъ вывезенъ Кителькутомъ изъ поселка Якана года два тому назадъ въ качествѣ пріемнаго мужа для маленькой десятилѣтней Черинги. Кровопомазаніе было уже совершено, и Кайменъ навсегда сдѣлался членомъ семьи Кителькута. Брачная чета росла и воспитывалась въ шатрѣ Кителькута въ ожиданіи того, когда формальное сожительство превратится въ дѣйствительное, что должно было случиться при первомъ побужденіи природы. Такіе браки часто встрѣчаются на тундрѣ, и маленькій пріемный зять, достигнувъ возмужалости, вступаетъ къ своему тестю и воспитателю въ сыновнія отношенія, на что и разсчитывалъ, конечно, старый Кителькутъ, имѣвшій только одного сына.

Старая Рынтына, жена Кителькута, сидѣла рядомъ съ дѣтьми, держа въ рукахъ пучокъ расчесанныхъ сухожилій, похожій на льняную кудель. Она сучила и скручивала изъ нихъ толстыя и крѣпкія нитки, складывая ихъ въ маленькій кожаный мѣшочекъ. Она собиралась перемѣнять кожаную обшивку на одноручныхъ байдаркахъ [11] Байдарка — кожаная лодка на одного человѣка. своихъ домашнихъ промышленниковъ и приготовляла теперь необходимый запасъ нитокъ и шнурковъ. Изъ-за ея плеча выглядывало маленькое старушечье личико съ совершенно птичьимъ выраженіемъ и съ глубокими складками около глазъ и губъ. Ввалившіяся щеки и подбородокъ некогда были украшены тонкими синими пунктированными линіями татуировки, которая теперь почти совершенно сливалась съ морщинами. Это была Анека, старая жена Уквуна, совсемъ подъ стать своему мужу. Она была родомъ изъ-за морского поворота, т. е. съ тихо-океанскаго взморья Азіи по южную сторону Берингова пролива, и происходила отъ небольшого племени керекъ , отличнаго отъ чукчей по языку и весьма презираемаго ими за бѣдность и робкій нравъ. Сорокъ лѣтъ жизни среди чукчей не могли сгладить для Анеки ея чужероднаго положенія. Если Уквунъ не могъ плотно ужиться ни въ какомъ поселке, то это болѣе всего зависѣло отъ неудовольствій, возникавшихъ между женами природныхъ жителей и его женой. И въ настоящемъ случае было не лучше. Рынтына всегда громко выражала неудовольствіе, отдавая чужестранкѣ часть пищи, приносимой ея сыномъ.

— И не могъ ты выбрать себѣ жены между настоящими людьми! [12] Чукчи называютъ себя просто людьми, а въ противоположность другимъ племенамъ — настоящими людьми. — говорила она, не обинуясь, Уквуну. — Развѣ мало намъ своего племени, что мы должны набивать рты керековъ.