Елизавета Салиас-де-Турнемир - Сережа Боръ-Раменскiй

— Гдѣ дѣти?

— Мы здѣсь, — отвѣтили дѣвочки.

— А мальчики? Ваня! Гдѣ Ваня?

— Будьте покойны, они помогаютъ кучерамъ запрягать лошадей, — сказалъ Андрей Алексѣевичъ.

— To-есть мѣшаютъ имъ запрягать лошадей! воскликнула смѣясь Глаша, и разсмѣшила всѣхъ.

— Бойкая барышня! воскликнулъ Сидоръ Осиповичъ.

— Бѣдовая, — сказалъ Степанъ Михайловичъ.

— Очень умная, — прибавила Зинаида Львовна.

Серафиму Павловну усадили въ таратайку, укутали ей ноги пледомъ; адмиралъ сѣлъ съ ней рядомъ; двое слугъ несли передъ ними зажженные фонари. Тихо тронулись они въ путь. За ними сѣла въ коляску Зинаида Львовна съ мужемъ и Саррой Филипповной.

— У насъ есть мѣсто. Степанъ Михайловичъ, пожалуйте къ намъ, садитесь, довеземъ, — сказалъ весело и привѣтливо Сидоръ Осиповичъ. — А вашъ нѣмецъ уже усѣлся съ Андреемъ Алексѣевичемъ.

— Это я ужъ видѣлъ, себя не забудетъ. А дѣти-то какъ же? Они одни.

— Да вѣдь они пѣшкомъ идутъ, и барышни съ ними, а за барышнями наша барская барыня, Прасковья Ивановна, а за ней цѣлая свита — горничныя. Чего жъ вы опасаетесь?

— Кажется, бояться нечего; впрочемъ, адмиралъ всегда отпускаетъ дѣтей кататься однихъ, а теперь они пѣшкомъ…

И съ этими словами Степанъ Михайловичъ влѣзъ въ коляску. Кучеръ тронулъ и пустилъ рысью. Она скрылась изъ глазъ всѣхъ въ теми лѣса.

Анатоль, находившійся въ возбужденномъ состояніи, не зналъ удержа. Онъ влѣзъ въ телѣгу и взялъ вожжи.

— Баринъ, — завопилъ одинъ изъ слугъ, — это телѣга подъ посуду и ковры.

— Молчи! закричалъ Анатоль. — Не твое дѣло.

— Да куда жъ мы все это уложимъ?

— Куда хочешь! Эй, ты! Егорка, садись!

Молодой конюхъ Егоръ прыгнулъ въ телѣгу и сѣлъ на передокъ. Анатолій хлестнулъ лошадь, она взвилась и поскакала по полянѣ по опушкѣ лѣса, и, описавъ кругъ, подъѣхала къ группѣ дѣтей и прислуги, которыя шли по полянѣ къ лѣсу.

— Садитесь! Садитесь! Кто хочетъ, — я лихо прокачу!

— Что вы это, Анатоль Сидоровичъ, съ ума что ли спятили? образуйтесь, въ эту-то темь. Воля ваша, я барышню не пущу, — сказала барская барыня Прасковья Ивановна.

— Садись, Соня! кричалъ Анатоль. — Садитесь, Глаша и Ѳомушка.

Прасковья Ивановна уцѣпилась за платье Сони, что, впрочемъ, было излишне, потому что Соня твердо помнила свое обѣщаніе, данное адмиралу, и не имѣла намѣренія ѣхать съ Анатолемъ.

— Я свою барышню не пущу, — вопила старая Прасковья Ивановна, — если съ ней что случится, баринъ меня поѣдомъ съѣстъ. Не пущу!

— Молчи, старая хрычовка! крикнулъ Анатолій: — не твое дѣло.

— Мнѣ, батюшка, мнѣ Софью Сидоровну довѣрили. Не ея это дѣло въ телѣгахъ скакать, не для того рождены онѣ!

— Въ самомъ дѣлѣ, —воскликнула Глаша со смѣхомъ, — она Ракитина, а вотъ я Боръ-Раменская! и съ этими словами взвилась — и мгновенно сидѣла рядомъ съ Анатоліемъ.

— Барыня! Барьшя! раздались восклицанія горничныхъ, — какъ бы бѣды не нажить!

Анатолій, не говоря ни слова, ударилъ по лошади, но Ваня сзади уцѣпился за задокъ телѣги и на ходу влѣзъ на нее и сѣлъ за Глашей.

— Ты это зачѣмъ? сказала ему Глаша съ пренебреженіемъ.

— А затѣмъ, чтобы ты головы не сломила!

— Какой покровитель.

— Какой ни есть, а все же лучше съ братомъ, чѣмъ ночью одной, не слушаясь приказаній отца и матери.

— Анатоль, онъ мораль мнѣ читаетъ, послушай! сказала Глаша смѣясь.

— И скуку нагоняетъ! подсказалъ Анатолій.

— На меня мудрено нагнать скуку, — возразила Глаша: — я не такова. И скучать не умѣю, и страха не знаю! прибавила она похваляясь.

— Мы съ тобой пара, — сказалъ Анатолій, — никакая скука не побѣдитъ твоей удали и моего лиха. Эй! валяй! Онъ ударилъ лошадь кнутомъ.

— Семь бѣдъ, одинъ отвѣтъ! сказала Глаша. Они ускакали. Сережа посмотрѣлъ вслѣдъ имъ и вдругъ сказалъ: — Скучно тащиться пѣшкомъ. До дому версты три. За нами ѣдетъ телѣга съ коврами. Сядемъ на нее.

— Я не сяду. Я обѣщалась итти пѣшкомъ, — сказала Соня.

— Э! скука какая; я никому не обѣщался, не такъ глупъ. Вѣра, садись! Дуняша, садись рядомъ съ барышней, а ты, Ипполитъ, рядомъ со мною; мы поѣдемъ осторожно, съ нами сестра.

— Знаю, сокровище веземъ, Боръ-Раменскую, — сказалъ Ипполитъ, смѣясь насмѣшливо.

— Сестра брату сокровище, — сказала Соня своимъ пріятнымъ голосомъ. — Вѣдь правда, Сережа?

— Ну, мы такъ и будемъ теперь звать Вѣру: сокровищемъ, — сказалъ Ипполитъ.

— Что жъ? и зовите, не обидно, — сказала Вѣра.

Сережа молчалъ. Послѣ перваго увлеченія и порыва у него на сердцѣ щемило. Онъ боялся, что отецъ разсердится. Они поѣхали рысью по торной дорогѣ. При выѣздѣ изъ лѣсу раздались неистовые крики. Анатолій скакалъ по полю; спутникъ его, лихой Егоръ, выпившій не въ мѣру пива и очень ужъ веселый, пѣлъ плясовую пѣсню и присвистывалъ и прикрикивалъ, а телѣга мчалась по полю, прыгая по кочкамъ. Глухой шумъ колесъ, топотъ лошади, пѣсня конюха и крики Анатолія воодушевили и Ѳомушку и Глашу, не знавшую страха. Возбужденная, не владѣя собою, Глаша громко смѣялась и вскрикивала отъ избытка удовольствія и подтягивала ухарской пѣснѣ. Все это производило нестройный гулъ, которому вторило эхо лѣсное. Серафима Павловна, ѣхавшая по другой дорогѣ, тревожно спросила:

— Что это такое?

— Мнѣ чудится голосъ Анатоля, — сказалъ адмиралъ: — подхватили кого-нибудь и мчатъ безъ удержки. Онъ самъ какъ лошадь съ норовомъ, нѣтъ, нѣтъ, да удила и закуситъ.

— Лишь бы нашихъ съ ними не было — Вани, Сережи! воскликнула Серафима Павловна.

— Наши идутъ пѣшкомъ, — сказалъ адмиралъ спокойно; — притомъ нельзя бояться за мальчиковъ, темной ночи и ѣзды въ телѣгѣ. И не того придется имъ испытать въ жизни.

— До жизни далеко, — сказала Серафима Павловна, — а пока они въ гнѣздѣ родителей… Ахъ! Ахъ! закричала она вдругъ.

Адмиралъ остановилъ лошадь. — Что случилось? спросилъ онъ тревожно.

— Должно, молодой баринъ Ракитинскій вывалился, — сказалъ одинъ изъ людей, несшихъ фонарь.

— Кто здѣсь? отвѣчайте, — закричалъ адмиралъ.

— Я здѣсь, папа! отозвался Сережа.

— Кого вывалили? телѣга грохнулась. Ступайте туда съ фонарями. Это на той дорогѣ.

Люди побѣжали.

— Не ушиблись ли? спросила Серафима Павловна, сидѣвшая ни жива ни мертва отъ страха. — Гдѣ Ваня?

На это ей никто не отвѣтилъ; адмиралъ вылѣзъ изъ таратайки, жена схватила его за руку.

— Я нe пущу тебя въ темь такую. Лошади могутъ зашибить тебя.

— Сережа, иди сюда, — закричалъ адмиралъ, — не оставляй матери, и ты, Никифоръ, — обратился онъ къ человѣку, шедшему съ фонаремъ: — веди лошадь барыни подъ уздцы. Ступай домой шагомъ. Эй! Анатоль, гдѣ они? ихъ что-то не слышно.

— А вотъ тамъ; вѣрно, подымаютъ телѣгу. Извольте видѣть, нашъ фонарь свѣтится.

— Да что ихъ не слышно? Эй, Анатоль, расшибся ты, что ли?