Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ четвертый. Скитанія [Старая орфография]

Первый же день нашего плаванія достался намъ, что называется, клиномъ. Начался сильный вѣтеръ, скоро перешедшій въ бурю. Всѣ пассажиры легли пластомъ. Изъ каютъ знатныхъ путешественниковъ неслись самые малодушные стоны. Прыткіе спортсмены ограничивались до сихъ поръ сушей и совсѣмъ не знали моря. Китайскіе лакеи, размахивая своими волосяными хвостиками, бѣгали взадъ и впередъ съ плевальницами и тряпками, но съ непривычки ихъ тоже укачивало. Къ вечеру не осталось ни одного на ногахъ, и вся каютъ-компанія, за исключеніемъ двухъ-трехъ человѣкъ, превратилась въ сплошной госпиталь морской болѣзни.

Въ трюмѣ было еще хуже. Здѣсь расположилась группа камчатскихъ казаковъ, слѣдовавшихъ для усиленія анадырской команды. Имъ предстояло переправиться въ бухту Провидѣнія вмѣстѣ съ исправникомъ и провести тамъ лѣто для устраненія американскихъ золотыхъ хищниковъ съ территоріи полковника В. и компаніи. Ихъ было четверо, но они взяли съ собою женъ и дѣтей, и ѣздовыхъ собакъ, такъ что все общество состояло больше чѣмъ изъ полусотни. Городовые казаки полярной Сибири очень напоминаютъ городскія инвалидныя команды. Я только подивился, какъ всѣ эти бабы и грудные, ребята будутъ отгонять американскихъ «смѣлыхъ молодцовъ». Въ ожиданіи будущихъ подвиговъ камчатское воинство лежало вповалку на нарахъ и безпомощно перекатывалось съ боку на бокъ при каждомъ новомъ толчкѣ волны.

Въ другомъ трюмѣ уже прямо на полу лежало стадо корейскихъ кули, или, какъ говорятъ во Владивостокѣ, каулей, нанятыхъ пароходомъ для разгрузки клади въ портахъ. Когда кауль ходитъ по Владивостоку безъ работы, онъ ѣстъ очень мало, и, разумѣется, вѣчно голоденъ. Поэтому русскіе подрядчики, нанимающіе каулей, ввели обычай закармливать ихъ въ первые дни до-отвалу. Дважды или трижды объѣвшись солонины, кауль получаетъ отвращеніе къ ѣдѣ, и дальнѣйшее его пропитаніе стоитъ очень дешево. Если не закормить кауля въ первые дни, онъ потомъ съѣстъ впятеро больше. Теперь каули находились еще въ періодѣ обжорства; можно себѣ представить, какіе результаты давало дѣйствіе морской болѣзни на эти отягощенные желудки.

На палубѣ, кромѣ казачьихъ собакъ, былъ еще цѣлый звѣринецъ: два теленка, двѣ очень паршивыхъ овцы, четыре пары поросятъ, утки, гуси, куры. Китаецъ, приставленный смотрѣть за всѣмъ этимъ скотомъ, утверждалъ, что кромѣ поросятъ, каждая живность страдаетъ отъ морской болѣзни. Дѣйствительно, когда я поднялся на палубу во время самаго разгара бури, поросята только хрюкали и совали носы поглубже въ мѣсиво.

Дня черезъ два погода, наконецъ, улучшилась, но плаваніе замедлилось туманами, такъ что только на девятый день мы вошли въ Авачинскую губу на Камчаткѣ. У входа въ Авачинскую губу стоятъ Три Брата, три острыхъ камня, вытянувшіеся въ рядъ у острой стрѣлки утеса, замыкающей входъ. Мнѣ разсказывалъ старый камчадалъ, что когда-то это дѣйствительно были три удалыхъ витязя, которые пали въ послѣдней схваткѣ съ русскими во время возстанія 1730 г. Но богъ Кутха, тоскуя о камчатской волѣ, превратилъ ихъ въ камни и поставилъ сторожить входъ въ лучшую гавань всего полуострова.

Въ Петропавловскѣ мы нашли цѣлую эскадру. Огромный американскій пароходъ «Альбатросъ», отправленный «рыбной комиссіей» Соединенныхъ Штатовъ осматривать рыболовныя станціи на Аляскѣ, разводилъ пары въ Тарьинской бухтѣ, собираясь къ отходу. «Альбатросъ» представлялъ изъ себя плавучій музей, снабженный всѣми новѣйшими усовершенствованіями для научныхъ работъ.

Русская паровая шкуна «Сторожъ», отправлявшая ту же обязанность въ камчатскихъ водахъ, рядомъ съ нимъ казалась просто дешевой игрушкой. Зато она со всѣмъ своимъ содержаніемъ стоила всего шесть тысячъ рублей въ годъ. Командовалъ шкуной шведъ Геекъ, типичный морской волкъ, уже 40 лѣтъ странствующій между портами и морями Тихаго океана. Геекъ, между прочимъ, былъ однимъ изъ піонеровъ Дальняго Востока, и хунхузы во время нападенія вырѣзали его семью. Онъ выпросилъ себѣ команду въ 25 человѣкъ и отправился въ лѣса искать виноватыхъ. Мѣра у него была такая: кто побѣжалъ въ сторону отъ команды, тотъ и хунхузъ. Расправа была короткая, — и въ уссурійской тайгѣ оставался еще одинъ лишній трупъ.

Третій пароходъ былъ японскій съ именемъ, выведеннымъ по борту непонятными квадратными іероглифами, и со страннымъ флагомъ въ видѣ краснаго кружка, вшитаго въ бѣлый платокъ, какъ будто побывавшій въ рукахъ неловкаго фокусника.

Четвертый пароходъ былъ «Ламутъ», уже упоминавшійся выше и вышедшій изъ Владивостока на двадцать дней раньше «Байкала» на соединеніе съ экспедиціей Богдановича. По дорогѣ, не доходя до бухты барона Корфа, ему встрѣтились льды, и онъ поспѣшилъ вернуться обратно на югъ. Переждавъ съ недѣлю въ Корсаковскомъ портѣ на Сахалинѣ, «Ламутъ» опять отправился на сѣверъ, но по дорогѣ зашелъ въ Петропавловскъ, гдѣ мы его и догнали. Не успѣли мы бросить якорь, какъ паровой катеръ уже подъѣзжалъ къ намъ. Капитанъ «Ламута», маленькій сѣдой херувимчикъ съ румянымъ лицомъ и безпечными манерами, торопливо сѣменя ножками, взбѣжалъ на палубу.

— Рекомендуюсь, подневольный Нансенъ! — началъ онъ, — Нансенъ, по приказанію начальства!.. Хотятъ насильно заставить, чтобъ я на вѣнокъ заработалъ… Да если я не хочу, такъ что!..

Послѣдовалъ обычный обмѣнъ привѣтствій.

— Что же дѣлать? — продолжалъ капитанъ. — Велятъ, такъ буду хоть акушеромъ! — А у меня для команды даже теплаго платья нѣтъ!.. Да еще торопятъ: скорѣй, скорѣй!.. Ну, хорошо, скорѣй!.. Пошелъ я на сѣверъ, а на сѣверѣ льды. Я тонкій, стальной… Сейчасъ давай Богъ ноги назадъ!..

Собственно говоря, почтенный капитанъ былъ вовсе не тонкій, а, напротивъ, такой кругленькій, что даже смотрѣть было пріятно; но опредѣленіе это относилось уже не къ нему самому, а къ пароходу.

Капитана представили княгинѣ, и онъ посмотрѣлъ на ея личико и растаялъ. Дѣйствительно, княгиня въ простомъ костюмѣ изъ сѣраго сукна, съ сумкой черезъ плечо и альпійской палкой въ рукахъ была очень мила. Палка относилась къ будущимъ восхожденіямъ на камчатскія сопки, но въ настоящемъ она придавала княгинѣ воинственный и вмѣстѣ живописный видъ.

Немедленно начался разговоръ о пикникахъ и увеселительныхъ экскурсіяхъ, для которыхъ живописные берега Авачинской губы въ высшей степени пригодны. Но знатные путешественники ничего не хотѣли слушать.

— Мы прежде поставимъ свой лагерь! — твердила княгиня, размахивая палкой.

Не далѣе, какъ черезъ два часа, на самомъ концѣ песчаной стрѣлки, загораживающей входъ въ такъ называемую бухту Ковшъ, воздвиглись цѣлыхъ пять палатокъ, которыя во всякомъ случаѣ, несмотря на свои полотняныя стѣнки, были гораздо внушительнѣе петропавловскихъ избушекъ, поднимавшихся на противоположномъ берегу. Люди хлопотали у походной кухни надъ консервами и напитками, а княгиня съ самодовольной улыбкой показывала намъ свой большой полотняный домъ, раздѣленный занавѣсками на три комнаты, гдѣ было разставлено столько мебели, сколько нельзя найти ни въ одной петропавловской избѣ. Я замѣтилъ изъ-за угла полотняной перегородки, отгораживавшей спальню, даже туалетный столикъ съ зеркаломъ совсѣмъ не кочевого вида. Всѣ эти палатки со столами и зеркалами вмѣстѣ должны были слѣдовать къ камчатскимъ сопкамъ на спинахъ маленькихъ туземныхъ лошадей, которыхъ теперь нужно было собирать со всей округи для именитыхъ гостей. Князь предъявилъ открытое предписаніе о всевозможномъ содѣйствіи со стороны мѣстнаго начальства и потребовалъ къ утру тридцать лошадей. Исправнику пришлось истратить много усилій, чтобы объяснить ему, что лошади могутъ быть готовы только черезъ недѣлю.