Владимир Богораз - Очерки колымскаго края [Старая орфография]

Память нижнеколымчанина обнаруживаетъ большую цѣпкость и упорство въ сохраненіи этихъ остатковъ. Непонятные термины земледѣльческой, городской, военной жизни, названія неизвестныхъ рѣкъ и городовъ: Волга матушка, Донъ Ивановичъ, Тамбовъ, Черниговъ, Саратовъ, Кострома, даже Кюстринъ, имена историческихъ лицъ: Скопинъ, Императоръ Петръ Алексѣевичъ, Егоръ Чернышевъ, Абрамъ Лопухинъ, казакъ Платовъ, всё это произносится совершенно правильно, съ необходимыми измѣненіями, обусловливаемыми сладкоязычной фонетикой, не смотря на то, что часто смыслъ целых періодовъ пѣсенной или сказочной рѣчи остается совершенно непонятнымъ для разсказчика, какъ будто выраженный словами чужаго языка [55] Напр. извѣстная хороводная пѣсня: «Лёнъ мой пригорѣлъ, лёнъ мой призатускъ, ужъ я сѣяла, сѣяла лёнъ», распѣваемая на колымскихъ вечеркахъ, не понятна колымчанину отъ перваго до послѣдняго слова; еще болѣе не понятна старинная Московская коляда: А мы ходимъ, походимъ, виноградчики. А мы ищемъ поищемъ господиновъ дворъ, Господиновъ дворъ середи Москвы… . Нижнеколымчанинъ исполненъ робкаго и почтительнаго обожанія къ таинственной отчизнѣ, откуда вышли его предки 250 лѣтъ тому назадъ — «Русь мудрена!» гласитъ старинная колымская поговорка, сложенная еще дѣдами, и постоянно звучащая на устахъ убогаго рыбаря при встрѣчѣ съ той или иной хитроумной выдумкой мудреной материнской страны. Въ числѣ такихъ непонятныхъ и невѣдомо какъ родившихся выдумокъ для колымчанина являются непонятными, увы, и хлѣбъ, взрощенный человѣкомъ изъ земли, ткань, искусно составленная изъ тонкихъ волоконъ, желѣзный котелъ, глиняная чашка, топоръ, огниво… Поэтому, не смотря на то, что при столкновеніяхъ съ инородцами колымскій порѣчанинъ настаиваетъ на своемъ русскомъ, православномъ происхожденіи, и даже присваиваетъ многимъ предметамъ своего обихода названіе русскихъ (русанка — сѣть изъ конопли, русскій домъ въ отличіе отъ юрты, русская комлея и т. п.), онъ никогда не причисляетъ себя собственно къ этой «мудреной Руси». Въ глубинѣ своего сердца уже давно онъ призналъ свое неравенство съ прочими отраслями и отпрысками русскаго племени и уравнялъ себя въ собственномъ мнѣніи съ разными «горными и полевыми людьми», окружающими его — чукчами, ламутами и прочими «дикими азіатами».

Небольшой осколокъ великаго русскаго народа влачитъ свое жалкое существованіе, заброшенный среди полярныхъ снѣговъ на оледенѣвшихъ берегахъ негостепріимной рѣки. Родина не посылаетъ ему ничего, кромѣ нѣкоторыхъ предметовъ матеріальнаго быта, необходимыхъ для существованія послѣднему дикарю, которые онъ оплачиваетъ немногими лисьими и песцовыми шкурками, скудной данью негостепріимной тундры. Никакое благое вѣяніе не достигаетъ его лица, ни одна благая вѣсть не доносится къ его ушамъ. Глаза его обращены къ землѣ и только изрѣдка обращаются на западъ не съ надеждой, но съ суевѣрнымъ страхомъ, ибо время отъ времени оттуда приходитъ мрачная изгнанница цивилизованныхъ странъ, еще могучая въ пустыняхъ, — матушка оспа, — собирать человѣческую дань съ дикихъ и одичавшихъ обитателей полярнаго края, не разбирая ни племени, ни одежды и только обходя невольныхъ пришельцевъ, истинныхъ дѣтей далекой европейской отчизны.

Н.-ъ

12-го мая 1896 года.

Ожива — первая свежая рыба, добываемая изъ рѣки послѣ весенней голодовки. Ожиться — добыть оживу.

Большой Анюй и Сухой Анюй — два большіе притока нагорнаго берега Колымы, впадающіе въ неё противъ г. Нижне-Колымска на расстояніи нѣсколькихъ верстъ другъ отъ друга.

Сардонка — щука.

Пупка — рыбье брюшко, срѣзаемое во всю длину.

Низовый вѣтеръ — NNW, полуночникъ — N.

Хабуръ — обнаженная поверхность льда, выступившая поздней весной изъ-подъ разстаявшаго снѣга.

Заберега — полоса воды, прибывающей у берега незадолго до вскрытія рѣки. Заберега на Нижней Колымѣ часто имѣетъ болѣе ста саженъ ширины.

Рыба, входящая въ рѣку, присачивается къ тонямъ только противъ верховой быстери, т. е. противъ быстраго теченія рѣчной воды, прибывающей сверху. Низовая вода, нагоняемая изъ Океана въ устье Колымы сильными низовыми вѣтрами, ослабляетъ верховую быстерь и поэтому препятствуетъ промыслу рыбы. Кромѣ того, благодаря ослабленію быстроты теченія, вода становится чрезвычайно прозрачною, такъ что рыба, даже находящаяся на тоняхъ и уловныхъ мѣстахъ, обходитъ неводъ и сѣти.

Няша — рѣчная тина.

Дресва, дресвушка — рѣчной берегъ, усыпанный мелкой галькой.

Бережничій — идетъ по берегу, волоча за собой длинную веревку (клячъ), привязанную къ бережнымъ ушамъ невода. Два другіе промышленника ведутъ неводъ по рѣкѣ, плывя въ карбасѣ.

Кукашка — мѣховая рубашка.

Горавникъ — разновидность тальника съ множествомъ гибкихъ и крѣпкихъ вѣтвей.

Щерба — похлебка.

Ребята!

Клячъ — см. выше прим.

Кай-быть — какъ слѣдуетъ быть, изрядно, хорошо.

Окрѣпли — продрогли.

Приборъ — нижній конецъ тони, гдѣ промышленники пригребаются къ берегу и начинаютъ прибираться, собирая неводъ такъ, чтобы заставить рыбу войти въ мошню, узкій и глубокій мѣшокъ, вставленный въ полотно невода на бережномъ крылѣ, саженяхъ въ 15 отъ ушей.

Юкола — верхній слой жирной рыбы, искусно снятый вмѣстѣ съ кожей, но безъ костей, высушенный на солнцѣ и слегка прокопченный въ дыму.

Ново́й — иной.

Заводное — матеріалъ для приготовленія сѣтей и неводовъ. Заводъ — рыболовныя снасти и принадлежности.

Трахлятся — случается. Иноди — иногда.

По четверти — кирпича чаю за 50 юколъ. Въ вязкѣ 25 нелемыхъ юколъ и 50 омулевыхъ, муксуновыхъ или чировыхъ.

На устьѣ рѣки Алазеи верстахъ въ 400-хъ къ западу отъ Походской Колымы, русскіе жители, живущіе въ рубленыхъ избахъ, круглый годъ совсѣмъ не топятъ, въ настоящемъ смыслѣ слова. Въ самую глухую зимнюю стужу навѣсятъ котелъ на крюкъ, кое-какъ вскипятятъ его и поскорѣе гасятъ огонь. Избы ихъ, какъ снаружи, такъ и внутри одинаково покрыты толстымъ слоемъ льду. Сидятъ они у себя въ избѣ въ полной зимней одеждѣ и раздѣваются, только ложась спать. По моему это и есть настоящій полюсъ холода, не смотря на нѣкоторое уклоненіе въ показаніяхъ термометра.