Иван Барков - Нецензурная поэзия (СИ)

Уже зари багряной путь
Открылся дремлющим зенницам,
Зефир прохладный начал дуть
Под юбки бабам и девицам.
Раскинувшись пизды лежат,
От похоти во сне дрожат.
Иная страшным зевом дышет,
Иная нежны губки жмёт,
Нетерпеливо хуя ждёт;
Во всех ебливый пламень пышет.

О, утро, преблаженный час,
Дражайше нам златого века,
В тебе натуры сладкой глас
Зовет к работе человека.
Приход твой всяку тварь живит,
В тебе бодрее хуй стоит,
Ты нежну похоть всем вливаешь,
В ебливы жилы кровь течет
И к ебле всех умы влечет,
Ты нову силу всем влагаешь.

Корабль в угрюмых как волнах
Кипящи их верхи срывает,
Сквозь бурю, тьму и смертный страх
Летит и бездну презирает,
Подобно так в пиздах хуи,
Напрягши жилы все свои,
Во влажну хлябь вступать дерзают,
Шурмуют, мечутся везде
И в самой узенькой пизде
Пути пространны отверзают.

Везде струи млечны текут,
С стремленьем в бездну изливаясь,
Во все составы сладость льют,
По чувствам быстро разделяясь.
Восторгом тихим всяк объят,
На побежденных томный взгляд,
Еще собранье звать дерзает,
Опять вступают в ярый бой,
И паки сладкий ток млечной
Во всех жар брани прохлаждает.

Что бьет за страшный шум в мой слух?
Чердак, подклеть и спальня стонет,
Боязнь во всех стеснила дух,
Хуи слабеют, сердце ноет.
Внезапно отворилась дверь,
Старик, как разъяренный зверь,
С толпой народа в дом приходит.
«Лови, — кричит, — всех, режь и бей,
Жену, служанок, дочерей!»
Сей вопль всем смертным страх наводит.

Но что, старик, твой дух мятет,
Какая злость тебя снедает?
Не то ль, что старость хуй твой гнет,
Не то ль тебя так разъяряет,
Что еть жена дает другим?
Но вялым хуем ты своим
Какую ей подашь отраду?
Осьмнадцать лет и шестьдесят—
Вовеки вас не согласят,
Твой взор теперь ей злее аду.

Пусть всяк, кто может, хуй трясет,
Пускай кровати, лавки стонут,
Восторг от глаз пусть скроет свет,
Хуи в реках заёбин тонут.
Закрой от них свой мрачный взор,
Младых хуев и пизд собор,
Оставь их роскошам на жертву,
Иль вынув свой завялый хуй,
Беги, мечись, рвись, плачь, тоскуй,
Зря плоть свою уже полмертву.

Отец Галактион
Пред утренней зарею
Престрашною биткою
Заводит сильный звон.
Над жопою соседки,
Наевшися он редки,
Елдою так трезвонит,
Что бедна баба стонет.

Келейников собор,
Монаху подражая
И благочинно зная
Монашески задор,
С дрочеными елдами
И с поcными мудами
По кельям всякий пляшет,
Шматиной своей машет.

Отец Галактион,
Как человек ученый,
Имея хуй дроченый,
Им предписал закон:
Так борзо не скачите,
В смиреньи хуй дрочите,
Еть не мешайте нам,
То есть честным отцам.

Товоль я от тебя, возлюбленной, ждала
За то, что еть себя бесспорно отдала,
Что ласки все мои тебе я истощила,
Рукой твою битку всеночно я дрочила
И в ебле завсегда старалась наблюдать,
Тебе чтоб сладости скорее в чувство дать.
Таким ли вот сие ты платишь награжденьем,
Что не довольствуясь моей пизды блуженьем,
Другую ты себе ети еще избрал,
Со мной ты бедною сожитие прервал.
Пускай хоть не прервал, но только презираешь,
В пизде ты у другой, ах! чаще ковыряешь.
Неужто у нее моей добрей пизда?
Неужто у нее блистает, как звезда,
Что сильно так в нее и много ты влюбился?
Неужто твой в ней хуй отменно заходился
И сладости тебе отменные вливал,
Каких ты никогда, ебя мя, не вкушал?
Неужто у пизды усы у ней длиннее
И секель моего и лутче и нежнее?
Неужто более в ней жару и огня?
Неужто подъебать гораздее меня?
И яросней она еще, как я, блужуся?
Неужели совсем пред нею не гожуся?
Пускай то будет так, и я тебе скверна,
Но скверной быв, тебе конечно уж верна,
Она же без тебя с другим всегда ебется,
Откуда шанкером и плешь твоя гнетется,
И тяжкой купно хуй твой носит хуерык?
Затем, что у нее от ебли пиздорык.
Познай, любезной мой, свое ты заблужденье,
Старайся от нее иметь освобожденье,
Я более тебе утех еще сыщу,
Сытей твою битку я еблей насыщу,
Как можно лутче я потщуся работати,
Чтобы тебе на мне немного хлопотати,
Скорей, чтобы еще твоя полилась кровь,
Почувствуй прежнюю, мой свет, ко мне любовь,
Почувствуй, ах! познай опять то вспламененье,
К котору до сего имел ты отвращенье.
Яви собой опять мне тьму своих утех,
Возобновят мне те и радости и смех,
Презренна быв тобой, которых я лишалась,
Без коих всякой час рвалась и сокрушалась.
Что прибыли тебе меня собой сушить,
Холодностью своей огонь во мне тушить?
Что прибыли, скажи, и чем я прослужилась,
Твою что дружбу зря, с тобою содружилась?
Не ты ль моя беда, не ты ль сурова часть,
Не ты ль моя вина, несносная напасть?
Ах! ежели сие, то кто ж тому виною?
Не ты ль огонь во мне зажог своей биткою?
Не ты ли сам сперва мя к ебле поощрял,
Подсевши блись меня, рукою ковырял
В пизде, и сделал тем в крови моей движенье,
Подавши повод сам на еблю возжделенье?
Конечно, ето так! — воспомни сам, мой свет,
Потом и рассуди, винна ль я или нет.
Я сделалась тебе во всем тогда послушной,
На сердце положась, на нрав великодушной.
Совсем тебе, мой свет, я в руки отдалась,
И воля и покой твоей рукой взялась.
Но ежели меня в свои ты принял руки,
На что ж моришь меня теперя в злейшей муки?
Заставлена тобой теперя я страдать,
Без хуя бедной мне метаться, тосковать.
В неделю я с тобой пять раз лишь уебуся,
А протчия все дни говею и пощуся.
Но может ли так жить на свете хоть одна,
Которая б была так мало ебена?
Любовница и так во скуке пребывала,
Потоки горьких слез без хуя проливала.
Коль любишь ты меня, любезной, так люби!
Люби меня, мой свет, и более еби.
Оставь другую ты моей в спокойство страсти,
Во удовольствие моей махони пасти;
Оставь и докажи, что ты всегда правдив,
Язык что у тебя отнюдь всегда нельстив.
Вить помнишь, предо мной как ты ужасно клялся,
Досыта как меня все дни еть обещался.
А клявшись предо мной, ты так ли мя ласкал,
Ты так ли припадал, ты так ли лобызал,
Ты так ли целовал, ты так ли мне, ах! зрился,
Каким теперь ко мне ты зверем очутился?
Оставь же все сие, постыла коль тебе,
Коль зрит соперница подвластным тя себе,
Ебись, неверной, с ней, ебись и насыщайся,
Но злобной от меня ты вести дожидайся:
Кончая на хую моржовом я свой век,
Скажу, что варвар ты, свирепой человек.
Пизду мою, ах! ты не мог вдовлетворить,
А тем меня в мой век щастливой сотворить, —
Вить радости мои, утехи все в хую,
И полагаю жизнь вить в ебле всю свою,
И все мое в тоске едино утешенье,
Чтоб хуем дорогим имети восхищенье.
Итак, прошу тебя еще я наконец,
Престань другую еть и чисти мой рубец.
Ах! сжалься на мое, любезной, состоянье,
Пизды моей всяк час на горестно рыданье:
Познай текущий в ней от похоти рассол,
Познай и залупай ты чаще мой подол.
Воззри, любезной мой, как я изнемогаю,
Горю каким огнем и как я содрагаю,
Как еться я хочу, как чешется пизда,
Пришло уж говорить теперь мне без стыда:
Еби меня, утешь битки твоей хотящу,
Любовным пламенем в пизде к тебе кипящу,
Подай отраду мне, любезной мой, подай,
Забей в меня свой хуй, забей, не вынимай.