Владимир Сорокин - Роман

- Роман Алексеевич... - взмолилась Татьяна, но он, как безумный, продолжал целовать ее хрупкие руки.

Вдруг за окном послышалось ржание какой-то лошади и Орлика.

- Это отец! - прошептала Татьяна, высвобождая руки с такой нежной решительностью, что у Романа замерло сердце. Порывисто наклонившись, она взяла из лап медвежонка уже успевшие побывать в его зубах пяльцы, положила их на стол и, повернувшись к небольшому зеркалу, висящему над комодом, коснулась своих пылающих щек ладонями и потрясение качнула головой:

- Ах, Боже мой....

Она была столь очаровательна в своем замешательстве, что Роман, оцепенев от обожания, застыл на месте.

За окном залаяла собака.

- Он увидит, какая я... Боже всемилостивый! - шептала Татьяна, качая головой.

Медвежонок, заслышав лай собаки, сопя, заковылял к двери.

- Не бойтесь ничего, - произнес Роман, борясь со своим оцепенением, - Нам с вами нечего бояться!

Он повернулся и вышел вслед за успевшим пролезть в дверь медвежонком.

Роман и Адам Ильич встретились у крыльца, - один спускался с него, другой ж наоборот - подходил, озабоченно и сумрачно глядя в землю.

- Здравствуйте, Адам Ильич, - произнес Роман.

Куницын остановился и, подняв глаза, посмотрел на Романа своим тяжелым взглядом, показавшимся Роману угрожающим. Но через мгновенье седые усы лесничего дрогнули, и сдержанная, но искренняя улыбка, появилась на лице этого сурового человека.

- Здравствуйте, - произнес он своим глуховатым низким голосом и протянул Роману крепкую руку На нем был темно-синий мундир, фуражка с кокардой, на плече висело ружье.

- А я решил - кто-то из лесников пожаловал, - проговорил Куницын, снимая фуражку и кивнул на Орлика, - А это, значит вы. Неужели поправились?

Он неторопливо достал платок и принялся вытирать им вспотевший бледный лоб.

- Я абсолютно здоров, - произнес Роман, радуясь, что наконец по-настоящему встретился и заговорил с этим непростым человеком.

- Ну и слава Богу, - качнул седовласой готовой Куницын, косясь на возню медвежонка и грудастого серо-черного пойнтера.

- Адам Ильич, я приехал, чтобы поблагодарить вас за то, что вы спасли меня, - сказал Роман, - Спасибо вам.

- Полноте... - с усталым вздохом произнес Куницын, пряча платок и снимая с плеча ружье, - Пойдемте лучше в дом. Поля! Гаша! - позвал он, повернувшись к стоящему неподалеку большому сенному сараю.

В распахнутых воротах сарая показались две босоногие круглолицые девки. Позевывая и поправляя платки, они подбежали к Адаму Ильичу. Протянув им фуражку и ружье, он приказал:

- Соберите-ка нам закусить.

Девки проворно скрылись за дверью.

Куницын расстегнул верхнюю пуговицу мундира, достал массивный медный портсигар, открыл и протянул Роману:

- Прошу

Они закурили.

Медвежонок и собака возились на траве поодаль, урча и хватая друг друга, причем мишка часто опрокидывался на спину и отбивался от пойнтера всеми лапами.

- Вот. Мать его подстрелили, а он с зимы прижился, - произнес Куницын, с тяжелым выдохом выпуская дым.

- Прелестное создание, - заметил Роман, искоса поглядывая в полузашторенное окно.

Ему казалось, что Татьяна украдкой наблюдает за ними.

Слышно было, как за домом на скотном дворе конюх выпрягает из брички лошадь лесничего.

- Я велел вашему жеребцу овса задать, - произнес Куницын, глядя на Романа своими усталыми глазами.

- Я и забыл про него! - усмехнулся Роман.

- Хороший конь.

- Да. Для верховой езды просто исключительный. И вынослив поразительно, можно к примеру, проскакать от.... от.... - Роман рассеянно потрогал усы большим пальцем, теряя мысль и обреченно понимая, что желание видеть Татьяну не позволяет ему даже поддержать разговор. Замолчав, он стоял перед Куницыным теребя усы.

Куницын пристально посмотрел на него и произнес:

- Что же мы здесь стоим. Прошу.

Роман двинулся первым и, миновав коридор, вошел во всю ту же комнату Волнуясь, он обвел комнату взглядом, но Татьяны здесь не было. Зато Поля и Гаша проворно ставили на стол тарелки с закуской и графины с водками и настойками.

Расставив все, они быстро удалились.

- Прошу, - показал на массивный стул Адам Ильич, а сам сел напротив.

Потушив папиросу в маленькой железной пепельнице, он спросил, оперевшись кулаками о стол:

- Водки выпьете?

- С удовольствием, - поспешил ответить Роман.

Они выпили и стали молча закусывать.

Роману есть не хотелось, он взял пирожок с вязигой и вяло жевал его, поглядывая на Куницына. Лесничий тоже не очень жаловал все это пряное многообразие сельской кухни. Положив себе кусок копченой курицы, он ел нехотя, устремив тяжелый взгляд в одну точку.

"Где же Татьяна?" - подумал Роман, рассматривая массивную седую голову Куницына и его суровое лицо, - "Должно быть, пошла наверх... Все-таки у него тяжелое выражение лица. Словно он постоянно думает о чем-то безысходном. И горбится так, будто за плечами у него невыносимые страдания. Как удивительно, что рядом с таким суровым человеком - она, тихий, чистый, доверчивый ангел. Мой ангел"...

Он вспомнил ее нежные руки, и сладкая волна любовной истомы прошла по сердцу.

Куницын налил еще водки, отер усы большой серой салфеткой и вдруг спросил, прямо взглянув в глаза Роману:

- А вы к Тане приехали. Правда?

Роман замер и, отложив пирожок, тоже взялся за салфетку.

- Значит, правда, - мрачно заключил Куницын после обоюдного молчания.

Он поднял свою рюмку и выпил. Роман молчал, теребя салфетку.

- Да вы пейте, пейте, - с тоской в голосе произнес Куницын, и, снова отерев усы, продолжил, - Я ведь тоже не слепой. Она эти дни места себе не находила. Все посылала справиться о вас. Просила, чтоб я поехал. А я... не могу. Вы не сердитесь.

Он замолчал и сидел, уставившись в стол.

Роман вдруг почувствовал острую жалость к этому нелюдимому прямодушному человеку Одновременно он понял, что если теперь не скажет ему все, то потом никогда не простит себе этой слабости.

Собравшись с духом, он произнес:

- Адам Ильич, я люблю вашу дочь.

Не поднимая глаз, Куницын вздохнул и сказал спокойно и мрачно:

- Я знаю.

Он налил водки, выпил и, помолчав, заговорил:

- Я как вас на Пасху у батюшки увидел, так сразу понял, что вы ее полюбите. А теперь вот так и есть. Так и есть.

Он замолчал, водя пальцем по салфетке.

- Адам Ильич, выслушайте меня, - заговорил Роман, - Ваша дочь...

- Она не дочь мне, - резко перебил его Куницын, - Но дороже и ближе у меня нет никого.

- Татьяна Александровна - не дочь вам?

- Не дочь... Да это и по отчеству видать.

- По отчеству? Ах, да! А я и не обратил внимания.

Куницын слабо улыбнулся и покачал тяжелой головой.

- Да. Вы не заметили. Ну, да что теперь. Выпейте за здоровье моей Танечки, а я расскажу вам...