В Розанов - Опавшие листья (Короб второй)

Разгадка всего.

У нас в гимназиях, и особенно в тогдашней подлой Симбирской гимназии, при Вишневском и Кильдюшевском, с их оскверняющим и оскорбляющим чинопочитанием, от которого душу воротило, заставляли всей гимназией перед портретом Государя петь каждую субботу "Боже Царя храни", да и теперь, при поводе и без повода, везде и всякая толпа поет "Боже Царя храни"...

Как?

- Конечно, бездушно!

Нельзя каждую субботу испытывать патриотические чувства, и все мы знали, что это "Кильдюшевскому с Вишневским нужно", чтобы выслужиться перед губернатором Еремеевым: а мы, гимназисты, сделаны орудиями этого низменного выслуживания.

И, конечно, мы "пели", но каждую субботу что-то улетало с зеленого дерева народного чувства в каждом гимназисте: "пели" - а в душонках, маленьких и детских, рос этот желтый, меланхолический и разъяренный нигилизм.

Я помню, что именно Симбирск был родиною моего нигилизма. А я был там во II и III классе; в IV уже переехал в Нижний.

Вот в этом официально-торжественном, в принудительном "патриотизме" все дело. Мне иногда думается, что "чиновничество" или, вернее, всякие "службы" пусть бы и остались: но с него нужно снять позументы и нашивки, кстати очень смешные и кургузые, курьезные. Как и ордена, кроме разве самых высших, лент и звезд. Все эти служебные "крестики" ни на что не похожи и давно стали посмешищем всех. "Служилый люд" должен быть одет в простой черный кафтан, - и вообще тут может быть придумано нечто строгое, серьезное и простое. Также все эти "поздравления с праздниками начальства", вероятно мешающие только ему отдыхать, веселиться, "разговеться со своими" (в семье), - вся эта поганая шушера должна быть выметена и просто-напросто "в один прекрасный день" запрещена.

Чувство Родины - должно быть строго, сдержанно в словах, не речисто, не болтливо, не "размахивая руками" и не выбегая вперед (чтобы показаться).

Чувство Родины должно быть великим горячим молчанием.

(15 сентября).

* * *

Теперь вы поищите Магнитских да Руничей, да Аракчеева и Фаддея Бенедиктовича Булгарина - в своем лагере, господа.

(радикалам).

* * *

Все "наше образование" - не русское, а и европейское нашего времени

выразилось в:

- Господа! Предлагаю усопшего почтить вставанием. Все встают.

Кроме этого лошадиного способа относиться к ужасному, к несбыточному, к неизрекомому факту смерти, потрясающему Небо и Землю, наша цивилизация ничего не нашла, не вы-думала, не выдавила из своей души.

- "Встаньте, господа!" - вот и вся любовь.

- "Встаньте, господа!" - вот и вся мудрость. Дарвин, парламент и войны Наполеона, всем бесчисленным умершим и умирающим, говорят:

- "Мы встали". - "Когда вы умрете - мы встанем".

Это до того рыдательно в смысле наших "способностей", в смысле нашей "любви", в смысле нашего "уважения к человеку", что...

Ну и что же, мы будем "реформировать Церковь" с такими способностями?..

Да ведь ни в ком из нас, во всей нашей цивилизации, нет ни одной капельки той любви, нет ни одной капельки того безбрежного уважения к человеку, какие сказаны церковью при созидании этих (погребальных) обрядов, слов, песнопений, чтений, сказаний, сказаны - и все это запечатлелось как документ. Какой у нас документ любви?!

"Встали! Постояли!!"

- Ослы!

Что скажем еще, кроме "ослы".

* * *

Вот эта-то "важная попытка реформации", - попытка с пустым сердцем, попытка с ничтожным умом, - она потрясает Европу... Тут "и декаденты", и "мы", "и эгофутуристы", всякие "обновленцы", и еще "Дума" и Караулов.

Да, "постояли мы" и над Карауловым. Надо было ему с того света чихнуть нам: "Мало".

* * *

Рассказ Кускова (Пл. А.):

- Все жалуются, что полиция притесняет бедных обывателей и стесняет гражданскую свободу. "Задыхаемся". "Держи и не пущай". Раз я зашел в далекую улицу, панель - деревянная, и бредет мне навстречу пьяная баба. Только у нее, должно быть, тесемки ослабели, и подол спереди был до земли. Как она все "клюкала" вперед, то и наступала на подол. Он ее задерживал, и в досаде она поддергивала (его) вверх. Но юбка отделилась от кофты, и она, не замечая, дергала сорочку. Дальше больше: и я увидел, что у нее пузо голое. Юбку совсем она "обступала" книзу, и она сползла на бедра, а рубашку вздернула кверху. От омерзения я воскликнул стоявшему тут же городовому:

- Что же ты, братец, смотришь: отведи ее домой или в участок.

Сделав под козырек действ. стат. советнику (Кус.), городовой отвечал:

- Никак нет-с, ваше высокоблагородие. Нельзя-с. Она сама идет, и я не могу ее взять, потому нам приказано брать, только если пьяный лежит.

Кусков никогда не выезжал (до отставки) из Петербурга, и это было в столице.

Минувший год мы ездили с мамой к Романовым, - на Б. Зеленину. И, проезжая небольшую площадку, кажется у Сытного рынка (Петерб. сторона), - в 1 час дня, - в яркий солнечный весенний день, - я вскрикнул и отвернулся.

Тотчас же взглянула туда жена.

- Молоденькая, лет 18 (сказала).

Vis-avis стояла толпа. Рассеянно, не нарочно. Парни, жен-шины.

И против них эта "18-ти лет" подняла над голыми ногами подол "выше чего не следует" и показала всем. Столица.

(насколько мелькнуло лицо - не видно было,

что бы это была проститутка).

* * *

Все что-то где-то ловит: - в какой-то мутной водице какую-то самолюбивую рыбку.

Но больше срывается, и насадка плохая, и крючок туп. Но не унывает. И опять закидывает.

(рыбак Г. в газетах) *.

* * *

Стиль есть душа вещей.

* * *

Уж хвалили их, хвалили... Уж ласкали их, ласкали..

(революционеры у Богучарского и Глинского) *.

* * *

..дураки этакие, все мои сочинения замешены не на воде и не на масле даже, - а на семени человеческом: как же вам не платить за них дороже?

(на извозчике) (первое естественное восклицание,

затерявшееся; и потом восстановленное лишь

в теме в "On. Лист.").

* * *

Мамочка не выносила Гоголя и говорила своим твердым и коротким:

- Ненавижу.

Как о духовенстве, будучи сама из него, говорила:

- Ненавижу попов.

- Отчего вы, Варвара Дмитриевна, "ненавидите" священников?

Не торопясь:

- Когда сходят с извозчика, то всегда, отвернув в сторону рясу, вынимают свой кошель и рассчитываются. И это "отвернувшись в сторону", как будто кто у них собирается отнять деньги, - отвратительно. И всегда даст извозчику вместо "5 коп." этот... с особенным орлом и старый "екатерининский" пятак, который потом не берут у извозчика больше чем за три копейки.

- А Гоголя почему?

Она не повторяла и не объясняла. Но когда я пытался ей читать что-нибудь из Гоголя, которого Саша Жданова (двоюродная ее) так безумно любила, то, деликатно переждав (пока я читал), говорила:

- Лучше что-нибудь другое.

Это меня поразило. И на все попытки оставалась деликатно (к предлагавшему) глуха.