Александр Яковлев - Осенняя женщина (Рассказы и повесть)

У слова "неврастеник" фиолетовая, дергающаяся окраска. Если бы я был законченным неврастеником, я взял бы эту маленькую собаку за загривок и быстро вышвырнул в окно. Маленькая псинка запросто пролетит в большое окно. Дело в том, что собаку кусают блохи, а она обожает чесаться на постели, у меня в ногах. Я просто спихиваю ее на пол. Но воображение успевает подсунуть мне картиночку. Довольно натуралистическую. С умелой сервировкой деталей. Жаль мне становится собаку. За зиму у нее отросли длинные когти, и теперь она с лошадиным цоканьем бегает около кровати, ожидая удобного момента для вторжения.

Прямо в ухо мурлычет кот. Его я люблю больше. Он всегда спит, его не надо воспитывать. Воображению с ним мало хлопот. Интересно, почему нам так нравится быть бескорыстным по отношению к тем, от кого нет ни малейшего проку?

Коту надоели мои размышления, ему надоело мурлыкать в ухо, которое ничего не слышит, кроме себя. Он встает, потягивается и вдруг прыгает, на мгновение зависая в воздухе, на книжный шкаф. На краю шкафа, прямо над моей головой, стоит цветочный горшок с растением, походим на выродившийся помидор: маленькие толстые листья и крохотные красные плоды. Я верю в кота и мое воображение - горшок не упадет мне на голову.

Темно, но я слышу и представляю, как кот, сладострастно жмурясь, осторожно запускает свой клык в тихо похрустывающую беззащитную мякоть листа. Мне бы его зубы... Впрочем, стоп! Нет более благодатной темы для воображения, чем зубы. Такая, казалось бы, ерунда! До чего только не додумались люди, а вот зубы лечить безболезненно... Стоп, стоп!

Пока ты рабски следуешь своему воображению, будильник стремительно приближает утро. Будильнику есть куда торопиться: ему не терпится ослабить пружину звонка, сжатую тобою вечером. Быстренько отзвонив свое, он затем весь день потом будет спокойно и методично перебирать свои любимые "тик-так". Звонок он воспринимает как общественную и довольно тягостную нагрузку. По моему собственному опыту и по опыту приятелей по работе я знаю, что на свете не существует будильников, которые бы отзвонили вовремя. Основная, ненавидящая нас масса будильников, зловредно тянет время до того момента, когда человек, получив порцию звона в череп, только и успевает, что натянуть портки...

А хорош я буду на работе, нечего сказать. Нет, конечно же я соберусь работа есть работа. Чем мне еще и жить? Но спать осталось два часа.

Я приподнимаюсь на локтях и гляжу за окно, минуя взглядом Дерево. Светает. Проспект протянул свои асфальты за горизонт. У проспекта нездоровый серый вид. Всю ночь ему не давали спать машины. Но он опрятен. Он всегда успевает до утра прийти в себя..."

В детстве он ненавидел то время, когда его гнали спать. В постели он плакал от бессилия и засыпал в слезах. Ему казалось, что именно тогда, когда он уснет, в этой, взрослой жизни и начнется самое интересное. Он тогда еще не знал, что все спят так, как будто чего-то ждут.

НЕИЗЛЕЧИМЫЙ

С детства ощутив неодолимую тягу к подлостям и предательству, Д-р впоследствии сторонился людей, рассматривая их как слишком сильное искушение. Тем самым ему удалось воспитать в себе некоторую степень идиосинкразии к рано проявившимся способностям. Здраво рассуждая, что охотников до пакостей в мире и без него предостаточно, Д-р выработал даже целую систему предосторожностей.

Так, положенный на работе отпуск приурочивался к зимнему сезону. И где-нибудь в самом захудалом санатории Д-р отсиживался, как в засаде. Вероятными жертвами в те дни могли становиться лишь представители обслуживающего персонала. Ко многому привычные и готовые постоять за себя. Впрочем, и с ними контакты сводились до минимума.

Разумеется, предусмотреть все невозможно. Вспоминается заслуженный полковник, поджарый отставник с изувеченным каким-то военным вмешательством ухом. Старому ратнику был противопоказан морской жаркий климат. Два года назад был противопоказан. Неизвестно, как сейчас. Впрочем, вояка отчасти и сам потрафлял низменным инстинктам Д-ра. Сам подсаживался в столовой и заводил речи, в коих сравнивал прошлое и настоящее. Не в пользу последнего. Д-р же одинаково ненавидел и то, и другое. Поскольку и в канувшем, и в нынешнем пребывал в состоянии неизменном.

Полковник любил шахматы, как продолжение вероятных баталий, участником которых был или хотел быть. Д-р подозревал, что участником не только живым, но и героически павшим. Д-р не сразу после предложения "соорудить партийку" отправлялся в номер отставника. Под тем или иным предлогом выкраивались несколько минут для психологической обработки. После чего Д-р неслышно подкрадывался к двери полковника и громко стучал. Но не отворял, несмотря на разрешающий басовитый отклик. А поджидал, пока не приблизятся нетерпеливые шаги и не начнет поворачиваться дверная ручка. Тут-то и следовало резко распахнуть дверь. Практически любой человек приходит хотя бы в секундное замешательство после такого действа. Хотя Д-р знавал одного укротителя, который не моргнув глазом выдерживал штуки и похлеще. И пришлось проявить немалую творческую изобретательность и сноровку, прежде, чем гроза львов начинал шарить вокруг себя в поисках хоть какого-то оружия при появлении Д-ра.

Полковник же в ответ на невинную проделку с дверью нелепо вздрагивал, что так не гармонировало с его подтянутой фигурой, пусть и облаченной в пижаму. Правда, надо отдать ему должное, в выражениях он был сдержан. Буквально двумя-тремя энергичными фразами он определял отношение к происходящему, и противники усаживались за доску.

Тут-то он всецело поступал в распоряжение Д-ра. Стоило заслуженному ветерану задуматься, как Д-р на цыпочках, то есть, уважая соперника, подходил к радиоприемнику. Затем быстро возвращался и, как бы невзначай, но крайне заинтересованно осведомлялся: "И где же это - западное Килау?" И пока полковник тупо взирал н вопрошавшего, тот пояснял: "Наши там срочно ликвидировали военное присутствие. ООН одобрила". Естественно, под влиянием таких вводных вся шахматная стратегия отставника летела к черту. И поле боя оставалось за Д-ром. Иногда он ловил на себе испытующие взгляды соперника. Но они, как правило, упирались в приветливую физиономию, обладателя которого можно было бы заподозрить в чем угодно, но только не в преднамеренном коварстве. Полковник закончил отдых досрочно, с порядком расшатанной нервной системой, оставив Д-ру спасительный покой...

В году нынешнем Д-р рассчитывал на более умеренное времяпрепровождение. Погода стояла ветреная, отвратительная. Несмотря на декабрь, снег скудно покрывал землю. Взгляд с отвращением останавливался на прочно застывшей грязи вспоротых колесами дорог. Немыслимо подскочившие и без того запредельные цены на путевки отпугнули последних возможных любителей зимнего уединения. В дребезжащем маршрутном ПАЗике, ползущем среди мрачных осин к неведомой конечной цели, пассажиров можно было и по пальцам не считать. Кроме Д-ра сразу за водителем пристроились две дамы очень разного возраста. В общем, старая и молодая. Д-р, специально забившийся на самое заднее место, с тоской посматривал возможных будущих жертв. Опасения его подтвердились. Спутницы вышли у санатория.