Джеймс Барри - Белая птичка. Роман

Особнячки Лондона, гораздо уютнее громадных строений, и я каждый раз проходя мимо, я благодарю их создателей. Но этот сундучок не вызывал ничего кроме смеха. Домом его едва ли мо жно было считать, тем более, что над дверью висела дощечка с надписью о продаже этого участка. Позвонив в двери, я вспомнил, что дощечка эта здесь уже много лет. Вот и зашёл под видом покупателя. Меня встретила скорее старушка, чем старичок, чья милая фигурка совершенно не сочеталась с окружающей обстановкой. Видимо, поняв мои мысли, старушка пояснила, что её наняли задёшево из-за её же склонности к выпивке.

И мы с прислугой прошли в гостиную, которая, как мне показалось, была очень похожа на Мэри – светлая и солнечная – вся в хозяйку. Первой мыслью было, на какие средства она её так обустроила, этот вопрос не давал мне покоя и при встречах с Мэри на улице.

Чем она только не украсила эту комнатку: от самодельного шнурка без звонка до расписной пустой табакерки.

Яркий, зелёный пол покрывали восточные ковры. Мне показалось, что зелёный и белый преобладают в этом интерьере ещё и потому, что хозяйка пытается смягчить резкий солнечный свет. Занавеси на окнах из лёгкой ткани цвета алого клематиса торжественными воланами спускались до полу, и при виде их я живо представил, как Мэри принимает здесь гостей. Я узнал тут и фортепьяно, взятое напрокат. Здесь и мебель преобладала зелёного цвета: диван, угловой сервант и дивное бюро, также чудесно напоминавшее свою хозяйку, как будто вместе с хозяином готовое был присесть возле хозяйки, приклонив колени для её записей. На почтовой бумаге, лежавшей на столике бюро, было выведено «Мэри» – ведь на свете есть лишь одна Мэри. Стены были увешаны холстами, преимущественно без рам. А ещё я заметил довольно ценный подсвечник, накрытый чехом.

– Хозяева, видимо, состоятельны? – спросил я горничную, та отрицательно покачивала головой, пробормотав что-то, – По-Вашему, хозяин женился по расчёту? – мягко уточнил я, и на этот раз ответ был разборчив:

– Они питаются всухомятку, – и она смолкла, потупившись.

– Однако, обстановка здесь недешёвая…

– Хозяйка всё это сделала сама, – откровенно выпалила моя новая приятельница.

– А этот чудесный зеленый пол?

– Чуток масла и краски на шиллинг, – горничная сама стыдилась своего откровения.

– А занавески?

– Остатки с распродажи.

– А этот диван?

И тут горничная приподняла чехол, и я узрел мастерски сооруженную из ящиков для упаковки вещь.

– А бюро? – я надеялся, что уж тут-то нечего будет возразить – сам же лицезрел милые выдвижные ящички с медными ручками, обтянутые шёлком, но:

– Три ящика из-под апельсинов сколотила сама, – не без удивления в голосе парировала горничная.

Я рассеянно осматривался, вспомнив и про таинственный предмет под чехлом.

– Но ведь под этим чехлом точно красивый дорогой подсвечник? – не унимался я, но старушка, сморкнувшись, протянула к нему руку, – Бога ради, не трогайте! – остановил я её, – Я предпочитаю верить в лучше, иначе как жить без веры?

Нянюшка собственноручно соорудила здесь премилую обстановку практически из ничего, и мне не хотелось терять веру в дорогой подсвечник.

– Прямо как в музее! – удивился я, но горничная уверила меня, что наверху ничуть не хуже, – Ещё и второй этаж есть? Неужели хозяйка и лестницу сама смастерила?

– Нет, не смастерила – приукрасила слегка.

Лестница вела в спальню, и я решил её не осматривать, но хотелось посмотреть и мастерскую в садовой сторожке.

– Неужели и сторожку она тоже сделала сама?

– Нет, приукрасила.

– Однако она это делает мастерски. Не боитесь, что она и Вас захочет приукрасить?

Моё расположение явно пришлось старушке по душе, и она поделилась со мною ещё кое-какой информацией: домишко этот сдали молодой семье в наём совсем дёшево, но с условием, что они немедленно его очистят, как только участок будет кем-либо куплен, потому те и мирились с позорным объявлением. И как не ненавидела Мэри это объявление, гордилась своим домиком, как собственным настоящим домом и в страхе дрожала, когда речь заходила о покупке участка. А ещё горничная изрекла:

– Труднее всего хозяину не столько писать картины, сколько найти для них рамы, – и она добавила, – Я этого художника особенно не признаю, да и публика, видимо, тоже, раз его плохо покупают. Вот они и питаются всухомятку.

Лишь один человек верит в талант этого художника, хотя, может и это плод воображения, и когда однажды хозяин захандрил, хозяйка шёпотом выпрашивала у пришедшего гостя похвалы для хозяина – только Мэри и могла вернуть художнику веру в себя.

– Опасная особа, – передёрнул я плечом и принялся рассматривать картину над камином – мужской портрет в раме. Мне весьма понравилось творение.

– Это её друг, – горничной явно нравилась роль экскурсовода, – Но его здесь ни разу не видели.

Я чуть было не отвернулся от портрета, но взгляд мой упал на подпись внизу аккуратным дамским почерком: «Воображаемый портрет нашего незнакомого друга». Неужели они меня так себе представляют? Меня невыразимо взволновал этот факт.

С портрета смотрел весьма привлекательный молодой человек, не больше чем тридцати лет.

– Откуда же Вы знаете, что это её друг, раз он сюда ни разу не заходил?

– Когда хозяин писал его, часто прибегал из мастерской к хозяйке и советовался с ней, какими сделать глаза…

– И что она?

– Говорила, что у него прелестные голубые глаза, тогда хозяин спрашивал о лице, она его тоже находила очень красивым, хозяин предположил, что друг этот средних лет, а хозяйка уверила, что лет двадцать девять, как-то художник поинтересовался, нет ли лысинки, а хозяйка даже вскрикнула, что никаких лысин нет.

Какое благородство у этой души – никакой лысины!

– Я заметила, как она посылает портрету воздушные поцелуи.

Милая фантазёрка! Разве я достоин воздушных поцелуев такого нежного создания?

Ох!

Любуясь портретом, я пытался придумать к нему ироничную подпись, но горничная остановила мои размышления:

– Они, похоже, друзья детства – тут хранится его подарок, – и с этими словами она вытащила из-под дивана кукольный домик. Мне тут же захотелось оставить в нём пару шутливых записок, но рука не поднялась, и вот почему: эта проданная и вновь купленная игрушка была по-новому и с теплом отделана: новые платьица на куколках, свежевыкрашенная кукольная мебель – игрушка уже могла служить новым хозяевам. Я снова посмотрел на горничную, но та была невозмутима.

– Поставьте игрушку на место, – велел я ей.

Мне стало очень стыдно, что я именно так докопался до невинной тайны Мэри, и я печально побрёл прочь из их домишка.

Теперь юная незнакомка сильнее владела моим вниманием.