Александр Давыдов - Воспоминания

В Саблах дед и бабушка прожили, можно сказать, всю свою жизнь. Поселившись там в 1852 году, они лишь во время Крымской войны, когда у них в доме был военный госпиталь, на два года уехали в Каменку. Со временем, уже на склоне лет, они стали проводить зимы в Симферополе, поближе к врачам и местному обществу. Смерть настигла обоих в городе. Дед мой умер в январе 1912 года, успев, за несколько дней перед тем, отпраздновать свою бриллиантовую свадьбу, - а бабушка скончалась в феврале 1918 года, в то время когда террором праздновали свою победу только что занявшие город большевики.

Таким образом, жизнь моих стариков продолжалась в Саблах более 60-ти лет... Жизнь эта была спокойная и, в сущности, счастливая. Обладая значительным состоянием, они никогда не знали нужды; чуждые всякой роскоши, они жили в достатке и достойно. Конечно, приходило и горе, умирали родственники и сверстники, но это их как-то мало волновало. Служились панихиды и заупокойные обедни, а потом все возвращалось к обычному и повседневному. Забот было мало, разве что дочери просили денег сверх положенного, и тогда созывался совет из местных близких друзей, на котором, по большей части, решалось в просьбе отказать. Летом приезжали дочери и внуки и дом на время оживлялся. Знакомые часто посещали стариков в городе и только изредка наезжали летом в Саблы, туда их почему-то не очень приглашали.

В общественной жизни мой дед не принимал никакого участия. Прожив так долго в Саблах, он никогда не выбирался ни земским гласным, ни предводителем дворянства, хотя его средства и уважение, которым он пользовался, безусловно, давали ему на это право. Думаю, что бабушка была против выступления деда на общественном поприще, боясь, что он таким путем выйдет из-под ее власти. Дед даже никогда не участвовал в дворянских выборах. А тем не менее, у обоих был большой интерес к различным выборам, в особенности у бабушки, которая с большим азартом обсуждала шансы кандидатов, не пропуская случая высказать о каждом из них свое, далеко не лестное мнение.

(50) В начале своей жизни в Крыму у стариков, когда они были моложе, было довольно много друзей. Были они в среде высших губернских чиновников, присылаемых из Петербурга и принадлежащих к обществу. Находились они и в числе более или менее родовитых местных соседей помещиков. Но с течением времени ряды этих друзей редели и круг знакомых сокращался. Бабушка была большой "снобкой" и знакомиться, а в особенности принимать у себя "новых" людей, она охоты не имела. К тому же в противность тому, что часто бывает со стариками, бабушка, старея, не становилась добрее и мягче, и это не только не привлекало новых знакомых, но даже сокращало посещения внуков.

Кажется, мне было уже лет 12 или 13, когда я в первый раз с братом Петром посетил Саблы. Усадьба, парк и окрестный пейзаж произвели на меня чарующее впечатление, а ласка и доброта деда тронули меня. Все это было испорчено каким-то тяжелым стеснительным чувством, вызванном во мне неискренностью бабушки. Однако вокруг меня в Крыму все было для меня так ново, впечатления были так необычайны, что стеснение недолго тревожило меня. Прежде всего мы, конечно, посетили Южный Берег и Севастополь и были ими очарованы. А затем нас заинтересовал экзотический характер Крымского населения. Ведь в Крыму тогда насчитывалось 35 различных народностей, среди которых первое место занимали татары. Много интересного и смешного рассказывали нам наши старики из быта этих последних, в особенности о мурзаках, т. е. татарских дворян. Но главной темой рассказов деда и бабушки была Сибирь и жизнь их родителей. Они, как и другие дети декабристов (мои родственники), исповедовали самые консервативные убеждения, но память об их родителях была для них священна. Бабушка говорила главным образом о своей матери, о ее доброте и религиозности, о ее любви к своим детям и заботе о них. Вспоминала она Иркутский институт и его начальницу Кузьмину, бывшую перед тем ее воспитательницей. Отец, его друзья и их дети тоже часто были предметом ее рассказов. Показывала она рисунки и картинки из Сибирской жизни, а также старые дагерротипы и миниатюры...

(51)

МОСКВА

Москва... как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нем отозвалось!

А. С. ПУШКИН ("Евгений Онегин")

Я родился 29-го сентября 1881 года (ст. ст.) в Тамбове, где мой отец был в то время чиновником особых поручений при губернаторе. Тамбова я совсем не помню, т. к. в 1884 году моя мать переехала с нами, тремя братьями, на постоянное жительство в Москву. Одновременно с этим мой отец переселился в Чигиринский уезд, Киевской губернии.

Пребывание моих родителей в Тамбове продолжалось не долго, с 1879 по 1884 год. Перед этим они жили в Петербурге, где мой отец был офицером в Кавалергардском полку. Покинул он Петербург и полк из-за каприза своей матери, моей бабушки Елизаветы Сергеевны Давыдовой, жившей с моим дедом Петром Васильевичем Давыдовым в своем Крымском имении "Саблы". Бабушка моя, женщина своенравного и деспотического характера, очень любила моего отца и гордилась его карьерой в первом полку русской императорской гвардии, но была против его женитьбы на моей матери. Не имея возможности возражать против ее происхождения, т. к. она была урожденной свет. княжной Ливен, она упрекала ее в том, что она была бесприданницей. В сущности же, она боялась, что ее сын, женившись, подпадет под влияние жены и уйдет из-под ее воли.

Этот страх послужил причиной тому, что, уплатив сравнительно незначительную сумму по долгам мужа моей тетки, человека ничтожного, она написала моему отцу, что не может более его содержать в Петербурге и требует его с семьей (52) переезда для совместного с ней жительства в деревне. В случае неповиновения, она грозила ему прекращением материальной поддержки. Моим родителям пришлось подчиниться, и моя мать, молодая жизнерадостная женщина, оказалась с мужем и двумя малолетними сыновьями, моими старшими братьями, под одним кровом со своей, ненавидящей ее, свекровью. Как и следовало ожидать, последствия этого сказались очень скоро. Жизнь молодых супругов стала невыносимой. Отец мой, человек слабохарактерный, не сумел занять надлежащего положения между матерью и женой, а мать моя, у которой проснулась вся Ливенская гордость, ни в чем не уступила свекрови. Случилось неизбежное: очень скоро, после бурных сцен и объяснений, произошел разрыв и мои родители покинули Саблы без копейки денег, т. к. моя бабушка прекратила им всякую денежную помощь. Пришлось искать заработок, который и был найден в размере 30 рублей в месяц по должности чиновника особых поручений при Тамбовском губернаторе.

Нечего и говорить, что жизнь на такую малую сумму с двумя малолетними детьми даже в те времена была трудной, а тут еще, совсем некстати, появился на свет и я... Но несмотря на нужду и лишения, прирожденная гордость моей матери не только не позволила ей пойти с повинной к свекрови или обратиться за помощью к родне, но она удержала от этого и моего отца. И вот тут произошло чудо.