Пауль Шрекенбаx - Ротенбургский король. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

– Тогда Бог покинет торговый народ Ротенбурга, так как Хайнц Топплер единственный не только в этом городе, но и среди всех всех имперских городов, кого должны бояться князья и благородные господа!

– Вот именно, – подхватил настоятель, – и поэтому мой досточтимый господин из Вюрцбурга советует бургграфу, чтобы он спокойно подождал до тех пор, пока Ротенбуржцы сами не убьют коня, который их везет. Так как с того дня, когда Топплер больше не будет главой Ротенбурга, он станет никем, и против него уже приготовлены обвинения для того, чтобы начать судебный процесс. А после Ротенбурга дойдет дело и до других городов, которые заключили Марбахский союз против Eго Светлости короля Рупрехта. Вы меня понимаете, господин рыцарь?

– Не так уж я глуп, чтобы не понять Вас. Но откуда Вы все это знаете? Может, Вы поверенный епископа?

Настоятель хитро улыбнулся.

– Я кое-что везу с собой. Приветствие, благородный господин, всем тем, которыe после падения Топплера выступят против городов!

Еппеляйн кивнул ему, но его желто-серые глаза ярко сверкнули. Теперь он знал достаточно. Настоятель в своей сумке вез послание Вюрцбургского епископа Иоганна бургграфу Нюрнберга Фридриху. Оба господина были одинаково ненавистны ему, один как священник, другой как враг и укротитель свободных лесных рыцарей. Он все еще чувствовал себя обязанным Топплеру, кроме того, ему импонировало благородство этого человека, кaкого он не встречал ни у кого другого. И если бы ему удалось захватить послание, которое вез священник, он без сомнения оказал бы Топплеру важную услугу.

– Дьявол, – удивленно подумал он, – назначил меня, очевидно, покровителем Топплеров. Как это могло случиться? Три дня назад я узнаю во время попойки в трактире, что бургграф хочет задержать Якобле, так как он должен везти своему отцу письма из Богемии. Сегодня я слышу от пьяного священника, что он везет в сумке письмо против Топплера. Если вчера я доставил ему его письма, то сегодня я могу принести ему письмо его врага.

Но как заполучить это письмо? Его нисколько не беспокоила мысль, что письмо предназначалось кому-то другому. Нападение на курьера и дипломатические представительства было привычным делом, когда этого требовали обстоятельства. Но он, Еппеляйн фон Гайлинген, отбирал – либо силой, либо в споре – только у врагов. А здесь перед ним был не враг, а всего лишь случайный собутыльник.

В то время как Еппеляйн размышлял над этим и давал священнику только лишь односложные ответы, его собеседник становился все веселее и громче. Он стал горланить хриплым голосом первую строфу песни:

– Куда мне повернуть, мой братец дорогой? – и в такт себе барабанил по столу.

Наконец, настоятель совсем опьянел. Он безo всякой видимой причины громко захохотал, кружка, которую он пытался поднести ко рту, выскользнула из его рук, вино растеклось по столу и по полу, а он сам свалился со стула под стол, так что была видна лишь его голова.

Он был не в состоянии подняться. Еппеляйн пристально смотрел, не пытаясь помочь, на видневшуюся из-под стола лысину. «Иногда человек превращается в скотину, особенно если он выпил слишком много,» – философски подумал в это мгновение рыцарь, оторвавшись от своих мыслей. Затем он подпер голову руками и задумался над тем, как честным способом завладеть письмом.

В это время пьяный сделал резкое движение, и на пол выкатились кости, как раз Еппеляйну под ноги.

Молниеносно он поднял их, и сначала чрезмерное

удивление, а потом торжествующая насмешка проявились в его взгляде. Парень мошенничал, обманул его, а плут и мошенник, которому прямая дорога на виселицу, не заслуживает благородного отношения к себе.

Еппеляйн встал, подошел к лежащему под столом священнику и долго молча рассматривал его. Потом он дал ему мягкого пинка. Настоятель улыбнулся и поднял руку, как будто бы хотел его благословить.

– Ах ты, небесный винодел, ты, подлец, больше заслуживаешь чистилища, чем царствия небесного! Ну подожди же ты, чудовище, я тебе это припомню!

Он бросил несколько серебряных монет хозяину.

– Оседлай мою лошадь и выведи ee во двор, – приказал он. Затем он подошел к двери конюшни и приказал слугам настоятеля:

– Выведите немедленно наружу коней, своих и своего господина! Дождь прекратился, и мы хотим покататься.

Слуги повиновались без слов. Между тем Еппеляйн подошел к настоятелю и сорвал с него быстрым движением сумку. Лежащий крикнул:

– Бэрбель, дорогой мой Бэрбель, – но не двинулся с места.

Рыцарь высыпал на стол серебряные монеты, и забрал себе письмо. Потом он вышел наружу и вскочил на коня.

– Эй вы, собаки! – обратился он к слугам, – ваш господин мошенничал со мной в игре. Здесь его фальшивые кости, передайте их ему. Если вы хотите отобрать у меня то, что я у него взял, то попробуйте! Я дам вам отпор и сохраню мою честь.

Но, когда он выхватил свой меч из ножен, слуги робко отступили обратно в таверну.

И Еппеляйн с громким смехом ускакал прочь.

VI

В Ротенбурге на Господской улице, наискосок от ратуши, стоял дом, в котором жил богатый многоуважаемый господин Вальтер Зеехофер. Если над дверью дома Топплера красовался золотой грифон, то на доме Зеехофера висел герб с изображением красного дракона на белом фоне.

Эти два дома под знаками очень близких сказочных животных тем не менее на протяжении всей своей жизни враждовали друг с другом, но вот уже несколько месяцев во всем городе ходили слухи, что скоро между ними наступит мир. Поговаривали, что когда Якоб Топплер, сын бургомистра, возвратится из Праги, то он посватается к черной Армгард, двадцатичетырехлетней дочери и единственной наследнице Зеехофера, для которой до сих пор еще никто не был достаточно хорош.

Самые рассудительные среди граждан радовались, что таким образом между двумя враждующими людьми будет заключен союз; один из них был признанным уважаемым главой Ротенбурга, в то время как другой считался вторым среди самых богатых семей в городе и обладал большим влиянием. Однако, те, кто враждебно относился к Генриху Топплеру, с трудом могли скрыть свою досаду. Это был именно Зеехофер, кого они хотели избрать бургомистром вместо Топплера. Они до этого были настолько уверены в непримиримом соперничестве обоих, что нисколько не сомневались в своем успехе. Теперь же их фаворит мог перейти во враждебный лагерь и укрепить положение партии Топплера против благородных семей. По крайней мере, пока это выглядело именно так, хотя никто точно не мог сказать, насколько были верны эти слухи. Жесткий, желтый как кожа старик на Господской улице умел мастерски уклоняться от возможных любопытных вопросов и туманными ответами только озадачивал и смущал спрашивающих, а к бургомистру вообще никто не осмеливался приблизиться с вопросом.