Пауль Шрекенбаx - Ротенбургский король. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

Вдруг она выпрямилась и невольно сделала шаг вперед. Ее сердце замерло, и она прижала обе руки к груди. Она увидела, как от ратуши через улицу к их дому приближался тот, кого она изо дня в день ждала с таким нетерпением и с такой тоской. Снаружи уже стемнело и его высокая фигура была трудно различима, хотя он был на рассроянии всеголишь нескольких шагов от дома.

Рой мыслей закружился в ее голове, прежде всего, вопрос: Почему перед ним не шли сваты, как этого требовал обычай в Ротенбургe? Но прежде чем она могла найти ответ, он уже стоял перед нею. Двери в домах имперского города вели прямо с улицы в большую комнату, которая располагалась на уровне земли, и в ней находился очаг дома.

– Добрый день, Армгард Зеехофер! – сказал он и протянул ей руку.

Ее правая рука так дрожала, что она едва нашла силу ответить рукопожанием. Она также не могла произнести ни слова, но взгляд, который онa бросила на него, говорил о многом. И этот взгляд, казалось, также смутил молодого человека и испугал его, так как он вздрогнул, отпустил ее руку и произнес нерешительно, что было совершенно ему несвойственно:

– Я хочу поговорить с твоим отцом, Армгард.

– Не только, с моим отцом, но и со мной тоже! – ответила она с очаровательной улыбкой, в то время как ее глаза светились и ее щеки постепенно покрылись легким румянцем.

Якобу показалось, как будто перед ним ударила молния. Он не был знатоком женщин, но ее вид, все ее существо говорили только об одном: Эта девушка любила его и радовалась, что он выбрал именно ее. Она ожидала, и он видел это в ее глазах, что Якоб в следующее мгновение возьмет ее в свои руки и спросит, не согласится ли она стать его женой, и тогда она при первом его слове, ликуя, прижмется к его груди. A он должен был жестоко разочаровывать ее, и глубокое состарадание охватило его сердце. В этот момент он почувствовал себя почти подлецом перед этой девушкой, которая, дрожа, стояла напротив, и трепетала перед ним и жаждала счастья, которое он никогда не мог ей дать.

Якоб вздохнул с облегчением, когда дверь в глубине комнаты открылась и из нее вышел отец Армгард. Член муниципалитета был в очень дурном настроении, так как у него был приступ подагры и он мог передвигаться только опираясь на трость. Поэтому его выражение лица было уже желчным и хмурым, когда он появился в дверях, но на его лицо опустилась ночь, как только он увидел сына своего врага, стоящего перед его дочерью.

Однако, он овладел собой и проговорил ледяным тоном:

– Эй, посмотрите-ка, молодой Топплер! Большая честь для моего скромного жилища, что сын самого отца города удостоил меня своим визитом! Чего ты хочешь от меня, Якоб Топплер? Никогда не думал, что ты придешь, так как с тех пор, как ты снова объявился в Ротенбургe, твои родичи только пожимали плечами и смотрели в сторону, если я спрашивал о тебе.

– Я хочу с Вами поговорить, господин член муниципалитета! – решительно ответил Якоб Топплер.

– Поговорить со мной? Ну, пойдем поговорим!

Он перешел в соседнюю комнату и, охая, опустился в кресло. Якоб последовал за ним и закрыл за собой дверь. Член муниципалитета не предложил ему сесть и не начинал разговора.

Армгард Зеехофер осталась стоять с дрожащими коленями. В ее широко раскрытых глазаx застыл ужас. Что, ради всех святых, это должно было значить? Так ли приходит жених, и так ли его принимают?

Она никогда еще в ее жизни не подслушивала, но теперь она не могла иначе. С колотящимся сердцем она подкралась к двери, которая отделяла ее от обоих мужчин.

Сначала она совсем ничего не слышала. Потом голос ее отца прозвучал жестко и резко:

– Итак, чего ты хочешь от меня, сын Топплера?

– Я хочу поговорить с Вами о моем отцe!

– О твоем отцe? А твой отец знает об этом?

– Нет, он об этом не знает!

– Я так и думал! Ну, чего же ты хочешь?

– Я хочу, чтобы Вы перестали быть его врагом, но стали его другом.

Хриплый смех вырвался из груди старика.

– Вы нашли оригинальный путь склонить меня к этому, Топплер!

– Уважаемый господин, – сказал Якоб, – выслушайте меня. Когда я был еще подростком, у Вас с моим отцом был спор о трактире Форбах, который на самом деле принадлежит мне, так как он был приобретен на деньги моей матери, принадлежал ей и затем был унаследован мною. Вы проиграли дело, суд отклонил ваше заявление. Теперь этот трактир может приносить каждому, кто им владеет, вероятно, по крайней мере 1200 гульденов дохода, однако, Вам, еще гораздо больше, так как он вклинивается в Ваши владения. Я хочу передать его Вам, с письмом и печатью, без какого-либо возмещения, если Вы прекратите враждовать с моим отцом и впредь воздержитесь от враждебных действий против него.

На какое-то время в комнате воцарилось молчание. Затем раздался гневный хрипящий крик.

– Ты, собачий сын, хочешь меня купить? Купить мою ненависть и мою месть? Ха-ха! Отец украл у меня невесту, сын унизил мою дочь – и теперь предлагает мне деньги! Мальчишка! Вот тебе!

Как пантера Зеехофер, невзирая на свою боль, вскочил с кресла, и выхватил нож из сумки, которая висела у него на поясе.

Тут распахнулась дверь. Бледная, как мертвец, Армгард бросилась между ними, схватила отца за руки и столкнула его сверхчеловеческой силой в его кресло. Нож, звеня, упал на пол.

– Отец! – выдохнула она. – Ради Бога, опомнись! Ты хочешь стать убийцей?

Старый Зеехофер, не двигаясь, сидел в кресле и неподвижными глазами смотрел на свою дочь. Было непонятно, гнев ли парализовал его члены или он вдруг осознал, что она удержала его от страшной судьбы. Так как наказанием за совершенное в городе кровавое преступление было колесование, и ничто не могло бы спасти его от этого после совершенного в приступе внезапной ярости деяния, разве что немедленное бегство без надежды на возвращение.

На мгновение воцарилась тишина. Затем заговорила Армгард:

– Я хочу, отец, чтобы ты остался здесь. A с ним я поговорю сама!

Старик ничего не ответил. Было в глазах его дочери что-то такое, что его останавливало. Он закрыл лицо обеими руками и остался сидеть, a Армгард перешла с Якобом в переднюю комнату и заперла за собой дверь на замок.

С горящим он волнения лицом она подошла к юноше и, устремив на него пронизывающий взгляд, спросила:

– Почему ты так поступил со мной, Якоб Топплер? Почему ты опозорил меня?

– Я не хотел причинить тебе боль, Армгард! – ответил он печально. – В то время как я был далеко, за меня все решили мои родственники. Они желали покончить с враждой наших отцов, соединив нас с тобой в браке. Они никогда не спрашивали моего согласия.

– Но почему ты пренебрегаешь мной?

Он медлил с ответом.

– Скажи мне честно, я не достаточно хороша для тебя? Или ты не можешь преодолеть ненависть Топплеров против моего отца? – воскликнула она, и в ее словах звучали гнев и боль. Сейчас она не была той замкнутой, гордой девушкой, какой ее знали все. В эту минуту она была всего лишь женщиной, которая боролась за наивысшее счастье жизни.