Пауль Шрекенбаx - Ротенбургский король. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

Все же слухи не умолкали, и многие видели косвенное подтверждение для них в том, что Зеехофер больше не противоречил в совете своему прежнему врагу и не посещал таверну, в которой обычно собирались враги нынешнего правления.

Что же все-таки могло побудить старика теперь так внезапно отказаться от ненависти, которую он десятилетиями носил в своем сердце? Об этом напрасно ломали себе головы самые умные горожане. Топплер был богат, настолько необыкновенно богат, что по сравнению с ним любое состояние, даже такое большое как у Зеехофера, казалось незначительным, а старый член муниципалитета был жаден, очень жаден. Но все же ему самому ничего не достанется из тех золотых гульденов, которые должна будет получить его дочь в результате этого брака. Бог или дьявол мог знать, что заставило его изменить свое отношение к Топплеру, так как он был честолюбив, и многие предполагали, что он тайком жаждал быть первым в городе.

Как они, однако, ни старались, никто из горожан не мог найти решение для этой загадки. И тем нетерпеливее они ожидали, как будут развиваться события теперь после возвращения домой Якоба Топплера. Однако, поначалу ничего не происходило. Сын бургомистра на следующий день после приезда не отправился в дом Зеехофера, и он, казалось, даже намеренно избегал его, так как его никто вообще не видел на Господской улице. И так как это продолжалось изо дня в день, то горожане стали склоняться к мысли, что, пожалуй, для слухов не было оснований.

Но однажды Якоб Топплер все-таки появился у дома Зеехофера.

Уже спускались сумерки, и Армгард Зеехофер прекратила прясть. Она подошла к окну и, скрестив руки над головой, выглянула на улицу. Эта большая, крепко сложенная девушка не была красавицей, но черты ее лица были правильными и достаточно привлекательными, a роскошные черные волосы с синеватым отливом, за которые ее прозвали «черная Армгард», придавали особую прелесть ее бледному лицу. Необычными были ее широкие темные брови, почти сливавшиеся в середине у переносицы. Однажды она услышала, как шептали ей вслед, что тому, у кого такие брови, судьба готовит много горя. Да, теперь она часто вспоминала эти случайно услышанные слова и думала, что в них было много правды, так как после ранней смерти матери у нее было мало радости в жизни. Ее отец, который на всей Земле кроме его денег любил только лишь свою дочь, исполнял всегда любое ее желание, и с семнадцати лет она была полной хозяйкой в доме. Но это была унылая жизнь рядом с быстро стареющим человеком, который с каждым годом становился все ворчливее и был занят только своими собственными делами в совете. У нее никогда не было подруг, поскольку то, о чем болтали другие девушки и чем были заполнены их головы, казалось ей настолько глупым и ненужным, что она предпочитала вообще об этом не слышать.

Также и в любви счастливая звезда все еще не взошла для нее. Она очень холодно встречала надменных юнцов из богатых семей, которых прельщали деньги Зеехофера, поэтому редко кто появлялся во второй раз. Ее выбор пал на того, кому она никогда не могла принадлежать, так как ее отец и его отец были врагами, по крайней мере, она так думала.

Уже в то время, когда она заучивала молитвы и постигала тяжелое искусство чтения и письма у благочестивых сестер в женском монастыре, статный сын бургомистра, который был старше ее на 4 года, казался ей эталоном мужской красоты. Эта детская любовь глубоко запала в ее сердце, ибо для Армгард в силу ее характера однажды возникшее чувство привязанности оставалось незыблемым, к тому же Якоб Топплер со временем превратился в самого видного юношу города. Если на праздниках она оказывалась с ним в паре в хороводе и он начинал с нею светскую беседу, то ее сердце начинало бешено колотиться в груди, и она часто отвечала односложно и невпопад. Если он проезжал мимо ее дома, то она непременно стояла у окна, отступив достаточно далеко в комнату, чтобы ее нельзя было увидеть снаружи, и светящимися глазами смотрела ему вслед до тех пор пока он не исчезал за углом улицы. На других мужчин она вообще не обращала внимания.

Когда ей исполнилось двадцать три года, отец спросил ее, не собирается ли она стать монахиней, так как она отказала уже шести женихам. Армгард ответила очень спокойным голосом:

– Да, я предпочту уйти в монастырь, так как я не могу принадлежать тому единственному, кто мил моему сердцу.

– Что? Кто это, кто не захочет взять в жены дочь Зеехоферa? – старик вскочил.

– Я не знаю, отец, захочет ли он взять меня в жены, но даже если он захочет, то вряд ли он сможет это сделать, – ответила она.

Отец побледнел и судорожно обнял ее.

– Выброси это из своей головы! Это невозможно. Никогда! Никогда не говори об этом, – и он, задыхаясь, вышел из комнаты.

Они больше никогда не возвращались к этому разговору. Но видя, что она со временем становилась все бледнее и печальнее, старик часто робко и покачивая головой смотрел на нее со стороны, и Армгард казалось, что он хотел заговорить с нею, но, однако, не решался это сделать.

Поэтому то, что старый Топплер захотел завоевать расположение ее отца и привлечь его на свою сторону, она восприняла как чудо, ниспосланное с небес. Старый Петер Кессельвайсс появился в доме как посредник между сторонами. Вместе с ним показались на пороге Петер Нортхаймер, Каспар Вернитцер и даже двоюродный брата бургомистра и его верный друг ювелир Топплер. Когда они вскоре после этого вместе с ее отцом покидали дом, чтобы отправиться на заседание совета, он бросил ей мимоходом:

– Может быть, ты все-таки получишь то, что ты хочешь.

Вскрикнув от радости, она готова была броситься отцу на шею, но он остановил ее.

– Подожди! Сначала посмотрим, куда ветер подует.

С тех пор она ждала возвращение Якоба Топплера как нареченная невеста. И вот он вернулся, но в их доме до сих пор не появился. Сначала она придумывала разные веские причины для этого, но она была слишком умна, чтобы долго обманывать себя. То, что он сторонился ее, могло иметь только одну причину: Он ее не любил. Армгард почувствовала себя униженной, словно ее обесчестили. Она стала избегать людей и уединилась в стенах своего дома. Если бы при этом она узнала, что весь город следит за ее сердечными делами, то она никогда не вышла бы из ворот даже при самой острой необходимости. Но никто не решился об этом сказать гордой и неприступной девушке.

Этим вечером у нее было особенно тяжело на сердце, так как сегодня исполнялось ровно семь лет с того дня, как не стало ее дорогой матери. Армгард утром украсила ее могилу цветами и заказала панихиду вo францисканской церкви. Теперь, когда она стояла в сумерках у окна, ее внезапно охватило чувство одиночества, которое было сильнее чем когда-либо раньше. Девушкa вдруг с ужасом осознала, что она больше не в силах совладать с той тайной болью, которая переполняла ее сердце, и которую ее отец никогда не смог бы понять. Она уронила руки, ее глаза наполнились слезами, а губы с трудом сдерживали плач.