Мигель Сервантес - Дон Кихот Ламанчский. Том I. Перевод Алексея Козлова

И, разделив по-братски между собой то, что у них было, они оба принялись за еду в доброй дружбе и взаимопонимании. Но потом, желая побыстрее обрести ночлег, место, где можно провести ночь, они быстро закончили свою бедную трапезу, состоявшую из одной сухомятки, затем поднялись – Дон Кихот на коня, а Санчо – на осла и поспешили, пытаясь до наступления темноты поспеть в деревню. Но Солнце ускользнуло за горизонт раньше, чем им хотелось, и вместе с его отбытием умерла и надежда наших друзей на скорый отдых в приличной кровати. Надо сказать, что последний луч светила угас как раз в тот момент, когда они проезжали рядом с хижинами Козопасов, и тут к ним пришло решение заночевать здесь. Примечательно, что Санчо Панса горевал о том, что им не удалось достичь села до темноты, в то время, как Дон Кихот оставался исполнен ликования, радуясь, что ему придётся спать под открытым небом, такое времяпровождение по мнению Дон Кихота являлось веским доказательством того, что он всецело вовлечён в рыцарские дела и ему предстоит первое испытание характера, которым несомненно должны подвергаться истинные рыцари какого-нибудь ордена.

Козопасы приняли их в свою компанию с большим добродушием, и, устроив, как мог, Росинанта и его друга осла, Санчо повлёкся на аппетитный запах, который плыл от большого котла, в котором варили козу, он хотел проинспектировать, не настал ли торжественный момент переместить козу из котла в желудок, и хотя его намерение не было реализовано, потому что козопасы сами сняли котёл с огня, потом торопливо стали стелить шкуры для трапезы, и очень торопились со своим деревенским столом, но сразу предложили и Дон Кихоту и Санчо разделить их ужин и с удовольствием угощали их обоих, проявляя гостеприимство и делясь с ними тем, что у них было. Все шестеро пастухов уселись кругом на овечьх шкурах, подобных шкурам острова Деллоса, и те, кто находились рядом с ним, с грубоватой нежностью предложили Дон Кихоту сесть на перевёрнутую водопойную колоду. Дон Кихот уселся, а Санчо стоял за его спиной, то и дело подавая ему кубок, сделанный из длинного рога. Увидев его, столь верно охраняющим своего хозяина, дон Кихот сказал:

– Для того, чтобы ты увидел, Санчо, то благо, что само по себе окружает бродячее рыцарство, и насколько богоизбранны те, кто в любом виде ему служат, гарантировано завоёвывая уважение мира, я хочу, Санчо, чтобы ты сел здесь, рядом со мной и в компании хороших людей, чтобы ты чувствовал себя в своей тарелке, и чтобы ты был со мной, и понимал всею душою своей, что я твой хозяин и естественный Господин, чтобы ты ел из моей тарелки и пил из того, из чего пью я, потому что о бродячем рыцарстве можно сказать, что ему море по колено!

– Великая милость! Это дело не стоит таких беспокойств! – сказал Санчо, – Но, честно говоря, как я уже говорил вам, что, поскольку на аппетит я не жалуюсь, я лучше буду есть своё стоя, чем чужое вкупе с императором. И даже, если вы, ваша милость, ляпнете правду, думая, что знаете меня гораздо лучше, чем я сам, вы ещё не знаете, что уж лучше мне сидеть в моём углу без пряностей и уважения, поедая самую скромную пищу, даже если это хлеб и лук, чем страдать за иными столами, пусть там потчуют даже поджаристой индейкой, где я вынужден сидеть так прямо, как будто только что проглотил кочергу, жевать медленно, показывая всем, что я не голоден, пить мало и мелкими глотками, всё время вытирать салфеткой сопли, не чихать или кашлять, в общем, не делать всего того, к чему нас побуждает наш организм, или не делать другие вещи, которые одиночество и свобода сотворили такими естественными и сладостными, а порой превращают в настоящее человеческое счастье. Я жажду и мечтаю лишь о том, Господин мой, чтобы честь, которой ваша милость хочет оделить меня за то, что я верный ваш служитель и приверженец бродячего рыцарства, и являюсь оруженосцем вашей милости, я желаю, чтобы они превратилась в другие, более насущные для меня вещи, те, которые приносят удобства и комфорт и, по крайней мере, могут быть полезны. А что касаемо этих почестей, уж ради бога, прошу вас, раз и навсегда избавить меня от них навсегда!

– При всём том ты можешь сесть, ибо тот, кто унижен, того Бог превознесёт наверх!

И, схватив его за руку, заставил сесть рядом с собой.

Козопасы не разбирали ни слова из всей этой ереси – они ничего не знали ни про каких оруженосцев, ни про бродячих рыцарей, и не занимались ничем, кроме жевания пищи, и то в глубоком молчании, изредка бросая удивлённые взгляды на своих гостей, которые тоже настойчиво и с большой скоростью совали в рот куски козлиного мяса размером не меньше кулака. Когда гости разобрались с мясом и вином, козопасы высыпали на шкуры полмешка жареных каштанов, и выставили пол-головки сыра, который оказался твёрже иного камня. Рог тоже всё это время не оставался без работы, и ходил по рукам столь часто, уже наполненый, или уже пустой, как водоотливный ворот, в результате чего один из двух бурдюков, предложенный козопасами и сперва доверху полный вином, к утру сильно похудел и осунулся. Изрядно наевшись, дон Кихот довольно похлопал себя по животу, взял в руку горсть желудей и, внимательно рассмотрев их, принялся разглагольствовать на уж совсем абстрактные темы:

– Блаженны те и блажен тот век, коий древние назвали золотым! И не потому, что в те времена золото, которое в наш железный век так высоко ценится, в ту пору просто валялось на дороге, но потому, что тогда те, кто жил в нём, игнорировали и не знали эти два слова: «Твоё» и «Моё»: в тот священный век всё у них было общим. Никто ни в чём не нуждался, чтобы насытиться и иметь любую вещь, не надо было ничего делать, кроме как поднять руку и протянуть её к большому дубу, ветви с которого ласково протягивали и угощали всех сладким, уже приправленным плодом. Разнообразные прозрачные и чистые источники и реки в великолепном изобилии предлагали вкусные, целительные и прозрачные воды. В скалах и на деревьях образовалась дружные колонии добрых, трудолюбивых и сдержанных пчел, предлагая любой руке, без какого-либо шкурного интереса, сладкий итог его неунывной работы!

Храбрецы лесов, пробковые дубы, с радостью прощались с корой своей, без всякой другой надобности, кроме их прекрасного воспитания и вежливости, предоставляя свою лёгкую и прочную кору крышам домов, дабы они покрылись этим сокровищем, и кора эта была так уместна на деревенских кольях, поддерживающих кровлю, всего лишь ради того, чтобы защитить себя от ненастного и безжалостного неба. Тогда везде царили мир, дружба и согласие. Тяжелый лемех кривого плуга еще не осмелился отверзать и отваливать благочестивые внутренности нашей первой Земли-Праматери, которые она, свободно и естественно, предлагала всему окружающему, только ради того, чтобы умилостивить, поддерживать и радовать малых детей своих, которые тогда владели ею. Тогда да, по долинам и по взгорьям бродили простоволосые и прелестные пастушки, из долины в долину и едва-едва прикрывая мизерными своими одеждами лишь то, что воистину необходимо прикрыть, прикрывая лишь стыд, с цветущими венками на неприкрытых головах, без всяких новоявленных прибамбасов, какие теперь вошли в моду у столичных модниц и отделка коих представлена тирским пурпуром и китайским шёлком, ношение которых является сущей пыткой и наказанием, хотя в этих нарядах они были так же прекрасны и изумительны, как наши светские дамы и куртизанки, увлекающиеся выдумыванием всяких безумных финтифлюшек и затей, которые продиктованы жестой и хищной модой, а также и постоянной праздностью, превращающей жизнь человека в скучный, усыпительный ритуал!