Лев Толстой - Том 6. Война и мир

Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…

— Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.

— Графиня, милосердие всякому греху.

«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым и сильным его покровом. Друг наш Елена».

достославные подвиги.

Между нами, мой милый.

Мне, любезнейший, все хорошо известно.

Так и есть.

Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?

Да ничего.

Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?

Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!

Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.

царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.

Приведите бояр.

собраний во дворце царей.

моей милой, нежной, бедной матери. — Ред.

Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.

смешным. — Ред.

Однако же надо сказать ему… Но, господа…

Но неловко… Невозможно…

«Москва пуста. Какое невероятное событие!»

Не удалась развязка театрального представления.

Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из неё жителей.

«Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва».

Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.

У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.

общественного блага.

путь мой был бы совсем иначе начертан.

общественное благо.

удобным случаем.

одним камнем делал два удара.

Чернь, злодей… общественное благо.

пали!

Уберите это.

Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.

Уберите это.

дикому патриотизму Растопчина. — Ред.

Почтение всей компании!

Ны хозяин?

Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возыми, не будем ссориться, дедушка.

Что ж, неужели и тут никто не говорит по-французски?

— Вы не ранены?

Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось.

Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.

Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам.

Вы спасли мне жизнь. Вы француз.

мосье Рамбаля, капитана 13-го легкого полка.

Я русский.

рассказывайте это другим.

Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?

Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека.

Когда будет нужно, вас позовут.

— Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?

— Да, и вино.

Француз или русский князь инкогнито.

Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.

Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября. *

Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?

Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб-офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?

Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.

чудесно, превосходно!

— Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7-го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, ато был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей-богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.

Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны,

— Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?

— Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…

Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что-то есть, эта…

— Я был в Париже, я провел там целые годы.

Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы — люди образованные — должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…