Сергей Каледин - Коридор

- Тьфу! - Георгий вылез из-под кровати весь в пыли, ногой запихнул на место высунувшийся угол чемодана.- Съездили! Сняли дачу!

В маленькой комнате орала забытая Танька.

Война быстро бежала к Москве.

Георгий достал с полатей немецкий "царского времени" велосипед, Липа разыскала пожелтевшее удостоверение, выданное ей двадцать лет назад на пользование служебным велосипедом, и на сдутых шинах Георгий свел велосипед на Разгуляй - сдавать.

По коридору бегала Дуся-лифтерша;

- Я - что, я верующая. Верующих они не трогают, они только жидов да партейных бьют. А верующих они - нет, не обижают...- И осеняла себя широким крестом.

Пришел мрачный Роман. Георгий с Митей Малышевым пили водку: старый Георгиев друг послезавтра уезжал с семьей из Москвы.

Роман удивился, увидев за столом и Леву. Он ничего не сказал, но Лева принялся объяснять ему, что, хотя у него и бронь, как у старшекурсника, он все равно пошел бы добровольцем, но не может, потому что, если его убьют, мать этого не переживет.

Роман поморщился:

- Сама воевала, а тебя - не переживет?..

- А у вас ведь тоже бронь, Роман Михайлович? - не без ехидства спросил Лева.

- Конечно! - воскликнула Липа.- Он же начальник подстанции! Его никто и не отпустит. Роман не сказал ничего.

Михаил Семеныч умер в конце сентября. Застудился. Хоронили его на Ваганькове на участке для староверов, как просил.

Через день Роман пришел в Басманный, принес два чемодана с вещами:

- Я ухожу, Липа.

- На фронт?! Но как же, Ромочка?! У тебя броня, у тебя язва!..

- Опомнись, Олимпиада,- Роман покачал головой.- Какая язва, какая бронь? Я коммунист. А вещи: будет возможность - на картошку сменяешь.

Липа собрала ему белье, поплакала и, когда Роман уже уходил, в коридоре вскричала вдруг:

- Рома! В плен не сдавайся!

- Мы в плен не сдаемся! - громким чужим голосом ответил брат.

День эвакуации был назначен на тридцать первое октября. Липа принесла с работы справку о том, что она с семьей "в специальном порядке переезжает в другую -местность". В Свердловск. По счастливой случайности Торфяной институт, где учился Лева и числилась Люся, тоже эвакуировался в Свердловск. Георгий с прочим заводским начальством оставался в Москве взрывать заводесли что. Мужа Глаши мобилизовали, родня была под немцем, она решила остаться с Георгием Петровичем.

Александра Иннокентьевна, Александр Григорьевич и Оля никуда уезжать не собирались. Александра Иннокентьевна была уверена, что немцев в Москву не пустят. Но если бы она и не была в этом уверена, то все равно бы ничего не могла изменить: станция дезинфекции, где она работала, и магазин "Галантерея" на Домниковке, где Александр Григорьевич служил товароведом, организованной эвакуации не подлежали.

-..Эшелон отправлялся в два часа, но Липа, как всегда, загодя послала Георгия искать транспорт. Глаша, сбегав на молочную кухню за детским прикормом, рассказала, что во дворе молочной кухни, куда задом выходят военкомат и собес, чего-то жгут, пожар развели до самого неба, бумаги летают...

В дверь постучали. На пороге стоял мужик в брезентовом плаще и резиновых сапогах. От него шибало злой вонью.

- Извиняюсь, Бадрецовы? Муженек ваш за портвейным вином на Разгуляй побежал. Разлив дают. А меня к вам нарядил.

- Ну ты подумай! Молодец, папочка!..

- Не волнуйся, Люсенька,- привычно пробормотала Липа, морщась от вони.Ну как же - столько вещей?..

- Вы таксист?-недоверчиво спросила Аня мужика, схватившего два огромных узла.

- Какое! Помойку мы возим. Липа всплеснула руками:

- Это же антисанитарно! У нас ребенок...

- Мама! Какая еще санитария? Немцы в Химках!

- Ты вот что, ты шмотье вниз тащи! Быстрей давай, а то - уеду...

Телега была огромная, на дутых резиновых колесах, и вся в помоечных ошметках. Липа было отпрянула в ужасе, но Люся молча одну за другой зашвырнула в телегу вещи.

- А ты не боись,- успокаивал мужик Липу, захлопывая откидной борт, как у грузовика.- Домчу, что твоя такси.

- А сами-то? - поинтересовалась Липа.

- А нам что! - махнул рукой мужик.- Хоть советские, хоть какие - все равно помойку возить. Помои - они и есть помои.

Прибежал Георгий, в руке откуда-то взявшийся чайник, носик заткнут тряпкой.

Липа последний раз поднялась наверх, перепеленала Таню, взяла ее на руки.

- Сядем на дорожку... Аня, ты учебники не забыла? Она опустилась на диван. Мяукнул кот, оборвав молчание.

- Глаша, если что от Ромы, сейчас же сообщи. Потому что всякое бывает... Я не верю...

- Не беспокойтесь, Лимпиада Михайловна. Если что...

- Ну, встали! - сказала Липа.- Жоржик, Люся... Аня! Где ты опять?

Глаша, всклокоченная, проводила их, вытерла слезы и пошла наверх. И уже на лестничной площадке услышала, что в квартире - дверь открыта -звонит телефон.

- Кого? - спросила она, тяжело дыша.- Романа Михайловича? А Романа Михайловича нету дома. Рома-па Михайловича убили.

4. В СЛОЖНЫХ УСЛОВИЯХ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ...

Завод Георгию взрывать, слава богу, не пришлось. Зато он спалил квартиру, правда, только одну комнату,

большую.

Лег спать, очень усталый и абсолютно трезвый, как потом клялся Липе, а на самом деле очень усталый, но не абсолютно трезвый. Иначе проснулся бы до того, как Дуся-лифтерша с домоуправом, взломав дверь, .разбудили его, слегка подгоревшего. Занялось от электроплитки: ветерок подал занавеску на нее - и пошло...

Отозванная из эвакуации в феврале сорок второго Липа пепелище восприняла спокойно, как ущерб войны: "Так - так так, чего же теперь". Больше пожар не обсуждался.

В большой комнате остались несгоревшие металлические скелеты кроватей и стол с обгоревшей столешницей. Липа отодрала ножом окалину со стола, застелила газетами, выравнивая поверхность, и покрыла простыней вместо скатерти.

Почему-то уцелело радио, и теперь в почти пустой комнате с опаленными стенами оно звучало громче прежнего, с большим резонансом.

Про пожар Липа забыла, пугалась она только по утрам, в недоумении просыпаясь в обугленных стенах. Георгию на заводе дали внеочередной ордер на приобретение мануфактуры; маляры с завода сделали кое-как ремонт, и жизнь пошла дальше, только с меньшими удобствами: без трюмо, гардероба, дивана и этажерки с собранием сочинений Чехова, Гаршина и подшивками газет, необходимых Липе для довоенных политзанятий.

Несколько раз Липа звонила в Уланский Александре Иннокентьевне узнать, нет ли вестей от Александра Григорьевича, недавно повторно арестованного, но Александра Иннокентьевна разговор поддерживать не пожелала и недоумевала, почему Липу-то это так заботит. Все совершенно ясно: вина ее бывшего мужа доказана, освобождение было ошибочным,

...Аня проснулась оттого, что чесалась голова. А может, голова зачесалась, когда она услышала стук в дверь. Принесли телеграмму. В коридоре было темно: что за телеграмма, Аня разобрать не могла, поставила закорючку вместо подписи и, закутанная в одеяло, на ощупь поплелась в комнату. Пощелкала выключателем - бесполезно, значит, десяти еще не было. Зажгла коптилку.