Сергей Каледин - Коридор

Аня не стала надевать платье, в ночной рубашке она выбежала в пустой коридор, подергала закрытые соседские двери и даже заглянула в черный низкий шкаф в передней, где внизу стояла огромная черная с белым нутром гусятница, медная ступа с пестом и безмен для картошки. Дедушки не было.

- Де-да-а, где ты? - жалобно выкрикивала она.- Де-да-а!..

Она заглянула в уборную, вышла на лестницу. Потом побрела в кухню. По дороге она потеряла в темноте один тапок и до кухонной двери доскакала на одной ножке.

- Де-да-а...

Кухня молчала. Входить туда Аня боялась из-за тараканов, но надо было обязательно найти дедушку, и она, зажмурив глаза, толкнула дверь. В кухне было пусто, только тараканы быстро ходили по стенам и потолку. Дверь на черный ход была распахнута. Оттуда надвигалось недовольное бормотанье Глаши:

- ...Восемьдесят лет, а вино жрать - конь молодой...- Глаша закрыла за собой дверь и присела отдышаться.- Чего стоишь, простынешь вся. Тапьки где? Кому сказала!

На подоконнике ворчали голуби. Аня потянулась к ним:

- Гули, гули...

- Этих только здесь и не хватало! - Глаша сердито замахала на голубей.Кыш! Кыш! Тесто тут, а они ходят...

Аня уже поняла - с дедушкой случилось то, что иногда случалось: дедушка ушел пить вино. Она оделась, позавтракала и пошла во двор. Если дедушка ушел рано, он мог уже вернуться...

Конец двора упирался в старый каретный сарай: ночью там стояли пустые пролетки без лошадей. Днем под навесом было пусто, только одна сломанная коляска, накренившись, зарылась пустой осью в землю. Иногда дедушка, попив вина, забирался в нее поспать. Девочка заглянула внутрь пролетки: пусто.

Она уперла руки в бока, как это делала Глаша, и сказала сварливым голосом:

- И так одного глаза нет, а все ходит...- Сказала и задумалась: и почему Глаша, когда бранится, всегда говорит, что дедушка ходит куда-то, ведь он ходит не куда-то, ходит пить вино.

Ее раздумья прервал звонкий шлепок по крыше сарая, Аня вздрогнула: дедушка с Глашей выскочили из головы, потому что наверху проснулись бельчата. Она на цыпочках, крадучись, выглянула из-под навеса. По земле бегали крохотные рыженькие бельчата, задрав пушистые хвостики. Аня взглянула вверх: из скворечника, прибитого к палке над сараем, высунувшись наполовину, торчали два бельчонка, мешая друг другу выбраться. Они упрямо пыжились до тех пор, пока Аня не засмеялась. Бельчата внизу в страхе замерли на мгновенье и, прошуршав россыпью по стене сарая, с разгона затолкнули упрямую родню внутрь скворечника. И тут же застряли сами, беспомощно царапая скворечник и друг друга коготками длинных лапок.

- ...Все гуляешь,- ровно ворчала Глаша, как будто не переставала ворчать все время, пока Аня гуляла. Руки у Глаши были в тесте.- Гуляй-гуляй, один вон уже с утра гуляет... Поди-ка глянь лучше, кто приехал!

Тетя Маруся стояла перед трюмо и причесывалась. Длинные рыжеватые волосы закрывали всю спину.

Через несколько минут, обцелованная теткой, Аня сидела за столом и, урча, ела грушу. Груша была почти с ее голову; Аня с трудом удерживала ее двумя руками,

Сок капал на платье, но тетя Маруся стояла спиной и безобразия не видела.

- А дедушка где?

- Вино пить ушел, наверное,- сказала Аня. Тетя Маруся резко повернулась, ошарашенная спокойной интонацией племянницы.

- Не говори глупости, Аня! Да ты все платье закапала!- Тетя Маруся достала из сумочки душистый носовой платок и за косички небольно оторвала племянницу от груши.- Ну-ка встань. Господи!..

- Ничего... Я другое одену.- Аня положила недоеденную грушу на стол, облизалась.

Тетя Маруся подошла к трюмо, взглянула в зеркало и снова обернулась:

- Ну-ка. У тебя пальчики маленькие, выдерни-ка,- она дотронулась указательным пальцем до двух маленьких родинок на губе и подбородке. На каждой родинке рос тоненький, еле заметный прозрачный волосок,ноготками...

В комнату вошла Глаша.

- Нет, ты глянь! - всплеснула она руками.- Все платье изгваздала!..Глаша подошла к шкафу, на дверце которого деревянная цапля на одной ноге держала в длинном клюве виноградную гроздь с растрескавшимися ягодами, достала белое блюдо и, недовольная Аней, а еще больше беззаботностью Марьи Михайловны, поджала губы.

Тетя Маруся сделала строгое лицо, подтверждающее ее солидарность с домработницей, но как только Глаша вышла из комнаты, напомнила племяннице:

- Ноготками и - сразу, а то больно, ну...

Управившись с волосками, тетя Маруся взяла с подзеркальника шпильки. Она туго зачесала волосы и воткнула в голову широкий гребень. Пучок получился огромный. Тронула стеклянной палочкой за ушами, провела по шее...

- Зачем? - спросила Аня, снова въедаясь в грушу.

- Ты почему не переодеваешься? - спросила тетя Маруся.- Это лаванда.

- Как духи?

Ответить тетя Маруся не успела, потому что в дверь позвонили. Так звонил только Михаил Семеныч: нажимал кнопку и держал, пока не откроют.

Тетя Маруся тяжело вздохнула и пошла открывать. Аня с грушей -за ней.

Михаил Семеныч Бадрецов переступил порог как обычно: руки за спину, картуз на бровях.

- Здравствуйте, папаша,- почтительно сказала тетя Маруся и поцеловала отца в щеку, для чего ей пришлось немного вывернуть голову и пригнуться мешал картуз, а подставляться под поцелуй поудобнее, упрощать встречу Михаил Семеныч не желал.

- Почему сама дверь отворяешь, где прислуга? - строго спросил он и только теперь снял картуз, подал дочери. К внучке он присел на корточки: целуя ее, испачкался соком груши, но сердиться не стал, потянул из кармана брюк носовой платок, такой большой, что одним концом он вытирал лицо внучки, а другой еще глубоко сидел в кармане.- Здравствуй, Марья,- только теперь сказал он, распрямившись.

Дочь, опустив голову, приняла в сторону, уступая ему

дорогу.

Михаил Семеныч бросил сердитый взгляд в угол, как бы ища икону, хотя прекрасно знал, что здесь ее нет и

быть не может.

"Нарочно себя растравляет",- мысленно отметила Марья, вслед за отцом войдя в комнату. Михаил Семеныч перекрестился двумя пальцами по-староверски, достал из внутреннего кармана пиджака маленькую металлическую иконку, поцеловал ее и снова спрятал в карман.

- Аграфена!-крикнул он.- Ты где? Аграфена! "Нарочно из комнаты орет, чтобы на кухне слышно не было",- подумала Марья и шепнула Ане:

- Глашу позови.

- Тощая-то чего какая, не ешь, что ли, ничего? Тридцать лет бабе - и никак тела не нагуляешь!

- Какая есть.

Примчалась Глаша. Поздоровалась и молча встала на пороге. Михаил Семеныч дал ей выстояться перед ним в покорности и лишь тогда неспешно произнес:

- С извозчиком рассчитайся, у меня мелочи нет.

Поклажу сюда!

- Чаю поставить, папаша? - смиренно спросила

Марья.

- Она поставит,- отец махнул головой вслед Гла-ше.- Пока кипятку дай холодного, жарко...- Он подошел к Ане, короткопалой широкой ладонью поводил по ее затылку, как бы очищая его для поцелуя, и еще раз поцеловал.Подросла. А сестра твоя где?