Сергей Каледин - Коридор

- Спасибо, дядя Юра.- Ромка положил на стол пистолетик.- До свидания.

- Погоди.- Дядя Юра взял зажигалку со стола и подкинул несколько раз на ладони.- Держи!

Ромка поймал пистолетик и с радостным воем, пока дядя Юра не передумал, помчался вниз. На последнем лестничном пролете он съехал по перилам, чуть не сбив с разгона бронзовую голову Пушкина у гардероба.

По Басманному дул ветер, кувыркая мокрые тополиные листья.

Ромка поглубже натянул фуражку. Из подворотни картонажной фабрики выехала знакомая телега. На козлах сидел Вовка.

- Тпру-у! - сказал он мерину.- Тебя лупили?

- Нет,- виновато ответил Ромка.- Меня не бьют.

- А меня мать выдрала!-похвастался Синяк.

- Мне зажигалку подарили, во!

- Насовсем? - не поверил Вовка.

- Вован, знаешь чего... Она наша общая будет, ага?

- Классно,- сказал Вовка и засунул пистолетик себе в карман.- Может, тебе жалко?

- Да почему,- пожал плечами Ромка.- Пускай у тебя пока побудет. Если хочешь, конечно?

- Хочу. Ты куда сейчас? Ногу, ногу убери, смотри, копытом наступит.

- Лошади на людей не наступают. Они умные. Мне чулки мамины из ремонта на Разгуляе надо получить.

- Другие не наступают, а этот еще как наступит.

Залазь.

Ромка забрался на козлы.

- На,-Вовка сунул другу вожжи.- Но-о!

Пимен жил не только в Вовкином подвале. Второе жилье у него было в голубятне, пристроенной к стене картонажной фабрики, где, возвратившись из колонии, он работал грузчиком неполный день как малолетний. Дел у него на фабрике было совсем немного: вечером вымести бумажные обрезки, а на следующий день загрузить ими телегу.

В голубятне, постоянно сшивались Ромка с Синяком. Иногда в дни получки в голубятню приходил старик возчик. Пока Пимен накидывал в телегу бумажную рвань, старик тихо выпивал под ласковое ворчанье голубей и засыпал на топчане. Тогда Пимен сам отгонял телегу, но не на Малинковку, куда положено, а рядом на Оль-ховку в "Утильсырье" к брату Уляляма. В помощь он брал ребят. По дороге на Ольховку он останавливался возле колонки и наливал в бумажный хлам воды для прибавки веса. Брат Уляляма хмурился на мокрое, но бумагу все равно брал. Пимен курил, а подручные набивали огромные авоськи сырой бумагой и волокли на весы. Брат Уляляма двигал разновесы по заржавленной штанге весов, недовольно бормоча про себя что-то татарское. Затем он со скрипом отсчитывал Пимену деньги. Пимен брал себе основное, а несколько мелких бумажек давал помощникам.

Дядя Юра тоже помогал. Когда в издательстве накапливалась макулатура, он сообщал Ромке, что нужна помощь. Издательская макулатура была самая удобная и выгодная: тяжелые, туго набитые папки с рукописями, списанные книги.

Сегодня, пока старик спал, Пимен разрешил Вовке просто так покататься.

...Вниз по Ново-Басманной мерин прибавил ходу, хотя идти быстрее ему не хотелось. Но телега, набирая скорость, упрямо подталкивала его, и к мастерской, где поднимали петли на чулках, мерин примчался на полном скаку.

- ...Ничего, Липа,- сказала Марья, задула спичку и сунула ее в коробок с нижней стороны.- Ну, мертвый и мертвый... Может, так лучше - куда ей еще ребенок! Танька вон того и гляди сама скоро родит...

- Ты скажи Таньке,- встрепенулся неожиданно дед,- что она в кино каждый день бегает, как колхозница. Нельзя же так, в самом деле. И в коридоре с парнями стоит. Хоть бы в квартиру зашли.

- Ты, Жоржик, не суйся не в свое дело, за хлебом лучше сходи,- осекла мужа Липа.- Так-то оно так, Машенька. Я и сама говорю Люсе: аборт сделай, куда тебе третий? А теперь уж, когда выносила его... Ох! - Липа сокрушенно покачала головой.- Ты, Машенька, прости меня, но ты не знаешь, каково это матери. Люся-то места себе не находит.

- Что верно, то верно,- согласилась Марья.- Не знаю. Да-а... Я тебе денег дала, не забыла? Купи ты ей кофту модную. Китайские есть красивые... Еще что-нибудь... А насчет Таньки... Не нравится мне ваша Танька. Сегодня приехала, сколько уж ее не видела, должна вроде бы радоваться, а она со мной поздоровалась... ну, будто в темноте наткнулась! Злая девка получится. Вот увидишь.

- Всегда тебе, Машенька, плохое видится. Все образуется. Ребенок еще, израстется...

В комнату вошла Люся. В халате, нечесаная. Села за стол.

- Кто израстется?

- Да это мы так, о своем,- залепетала Липа.- Пойдем, Машенька, в переднюю.- Липа разогнала рукой дым.- Люсе это вредно, табак.

- Да глупости это все,- Люся устало махнула рукой.- Ничего мне теперь не вредно. Тетя Марусь, налей чайку.

Марья взяла чайник, прокашлялась.

- Не сливай заварку,- напомнила Липа.- Поняла? Понял?

- А папа где?-- безразличным голосом спросила Люся

- За хлебом спустился.

- Знаешь, мама...- Люся поцарапала ногтем потертую клеенку.- Я вот решила: закрою больничный и буду оформляться на Сахалин. На два года.

- Какой Сахалин?

- Да меня давно еще звали. Строительство жил-объектов. Куратором. Оклад триста, за дальность...- Люся невесело усмехнулась, пригладила волосы.- Как брюхо-то увидали, так, правда, перестали звать, но

сейчас...

- Но у тебя же ребенок, Люсенька!.. Ромочка в таком возрасте...

- Ромочка в таком возрасте,- перебила Люся мать,- когда ему больше всего нужен отец! Мужчина!

- Нашла мужчину! - фыркнула Марья.

- Ну почему...- слабо возразила Липа.- Лева... он...

- Ладно, мама. Лева - это Лева. Какой есть. Отцов не выбирают.

- А Таня?

- Тане я нужна, как собаке пятая нога! Не сегодня

завтра замуж выскочит!

- Так вы что, разводитесь? - Липа посмотрела на

дочь почти умоляюще.

- Ну, что ты притворяешься? - сквозь зубы процедила Люся.- Знаешь же, что я с ним не живу толком. Все ты знаешь. И Левка знает.

- Людмила! - Марья зажгла новую папиросу, спичку снова под низ коробка, затянулась.- Знаешь, Людмила, я в обкоме по личным вопросам. Передо мной столько личных дел проходит, столько судеб...

- Перед тобой - столько, а у меня - одна! Одна судьба! И мне, между прочим, сорок, а не семьдесят! Полжизни себе изгадила с соплей, с киселем этим!.. И все равно - я не хотела. Думала: если его ребенок, если похож на Левку, вернусь! Буду жить, черт с ним. А если на... не похож - все! А сейчас не хочу, ничего не хочу!..

- Люсенька! - жалобно вскрикнула Липа.

- Так ты не знала, от кого беременна? - со зловещим спокойствием негромко спросила Марья.

- Не знала! - ощерилась Люся.- Представь себе, не знала! Что, в твоем обкоме не принято так разговаривать?!

- Марусенька! Люсенька!..

- Значит, так.- Марья ткнула папиросу в блюдце.

Родила неизвестно от кого. Бросаешь сына!.. Да о тебе вопрос надо ставить!..

- Марусенька! Ну, зачем ты так?! Она же Ромочку с собой возьмет или нам с Жоржиком оставит. Школа рядом...

- Роман будет жить у отца, - не поднимая глаз от стола, отчетливо, чуть не по слогам произнесла Люся. - Ты и так его избаловала до невозможности.