Иван Тургенев - Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849

Приди ко мне. Я не беру тебя,
Как многие — с отчаяньем и горем, —
Нет — я тебя беру как друга.
Ты разрешишь мне тайную задачу —
Ты мне откроешь все. О, легче мне
Быть под тяжелым игом вечной скорби,
Чем жить одно мгновенье, как я жил!

Итак, мне будет этот день последним,
Такого дня не стою я. Со мной
Прощается Природа. Но напрасно
Она так щедро расточает
На небо и на землю свет и жизнь…
Меня не может это удержать. Прекрасно
Лазоревое небо надо мной,
Лазоревое море подо мной,
Меня не может это удержать. Прости,
Земля, со всем твоим чудесным,
Прости, прости! О, не сияй мне в очи
Ты, золотое око неба. Всё,
Что я любил, ты мне воспоминаешь,
Прочь! прочь!

Я вижу мою мать. Зачем, скажи, зачем
Ты смотришь с укоризною на сына?
Давно душою умер я. Зачем,
Зачем мне жить в разлуке с нею?
К тебе — к тебе — скорей. Возьми к себе,
О моя мать, твоего Стено!
Чело мое горит… О, этот пламень
Пора на вечность погасить!
Моя душа нетерпеливо ждет —
Я это чувствую — свое освобожденье, —
Ей тесно здесь. Туда, туда ее
Влечет неотразимое желанье.
   Свободы час настал!
Я чувствую, пора стряхнуть мне цепи,
Обнять все тайны мира! Я готов!
Свободен я — тебе привет мой, небо!

О боже, боже! Синьор! он убит,
И нет спасенья — нет! Его чело
Раздроблено. Мой бедный-бедный барин!
Но очи целы, — как он страшен, —
Его глаза закрою я…

     Где Стено?

Вам нужен Стено. Вот он!

    Где он? где он?
А, он меня предупредил!..
. Холодный,
С раздробленным челом лежит он предо мной,
И эта кровь мне шепчет: примиренье!
Холодную возьму я твою руку —
Прости мне, Стено, — мне пора!

Пойти к отцу Антонио.

Под, скалою воет море,
Над скалою я летал —
Тайну мрачную свершал;
И роптало: горе! горе!
Вечно стонущее море!

  Ветер, мой ветер, тучи гони!
  Черными волнами, море, шуми!
Тихо! всё тихо! луна не сияет!
Мрачно! всё мрачно! звезда не блистает.
Отвсюду, отвсюду я тайных зову.
Скорее, скорее, на небе молчанье
  Он найдет, его ждет здесь:
   Вечность! страданье!

Тайна свершилась. Молчанье! Молчанье!

Бывало, я писал стихи — для славы,
И те стихи, в невинности моей,
Я в божий мир пускал не без приправы
«Глубоких и значительных» идей…
Теперь пишу для собственной забавы
Без прежних притязаний и затей —
И подражать намерен я свирепо
Всем… я на днях читал Pucelle и Beppo.

Хоть стих иной не слишком выйдет верен,
Не стану я копаться над стихом;
К чему, скажите мне на милость? Скверен
Мой слог — зато как вольно под пером
Кипят слова… внимайте ж! я намерен —
Предупредив читательниц о том —
Предаться (грязная [85]во мне природа!)
Похабностям [86]различнейшего рода.

Читатели найдутся. Не бесплодной,
Не суетной работой занят я.
Меня прочтет Панаев благородный
И Веверов любезная семья;
Белинский посвятит мне час свободный,
И Комаров понюхает меня…
Языков сам столь влажной, столь приятной
Меня почтит улыбкой благодатной.

[Ну — к делу! Начинайся, пышный эпос, —
Пою попа соседа, попадью,
Ее сестру… Вы скажете: «Нелепо-с
Воспеть попов»… но я попов пою;
Предмет достойный эпоса — не репа-с
В наш подлый век… но что я говорю?
И мне ли, мне ль при жизни Комаришки *
В политику пускаться, вроде Жижки?]

Итак, друзья, я жил тогда на даче,
В чухонской деревушке, с давних пор
Любимой немцами… Такой удаче
Смеетесь вы… Что делать! Мой позор
Я сам глубоко чувствовал — тем паче,
Что ничего внимательный мой взор
Не мог открыть в числе супруг и дочек
Похожего на лакомый кусочек.

Вокруг меня — всё жил народ известный:
Столичных немцев цвет и сок. Во мне
При виде каждой рожи глупо-честной *
Кипела желчь. Как русский — не вполне
Люблю я Честность… Немок пол прелестный
Я жаловал когда-то… но оне
На уксусе настоенные розы…
И холодны, как ранние морозы.

И я скучал, зевал и падал духом.
Соседом у меня в деревне той
Был — кто же? поп, покрытый жирным пухом,
С намасленной, коротенькой косой,
С засаленным и ненасытным брюхом.
Попов я презираю всей душой…
Но иногда — томим несносной скукой —
Травил его моей легавой сукой.

Но поп — не поп без попадьи трупёрдой,
Откормленной, дебелой… Признаюсь,
Я человек и грешный и нетвердый
И всякому соблазну поддаюсь.
Перед иной красавицею гордой
Склоняюсь я — но всё ж я не стыжусь
Вам объявить (известно, люди слабы…):
Люблю я мясо доброй русской бабы.

А моего соседушки супруга
Была ходячий пуховик — ей-ей…
У вашего чувствительного друга
Явилось тотчас множество затей;
Сошелся я с попом — и спился с круга
Любезный поп по милости моей;
И вот — пока сожитель не проспится,
В блаженстве я тону, как говорится.

Так что ж?.. скажите мне, какое право
Имеем мы смеятьсянад таким
Блаженством? Люди неразумны, право.
В ребяческие годы мы хотим
Любви «святой, возвышенной» — направо,
Налево мы бросаемся… кутим…
Потом, угомонившись понемногу,
Кого-нибудь <���…> — и слава богу! [87]

Но Пифагор, Сенека и Булгарин
И прочие философы толпой
Кричат, что человек неблагодарен,
Забывчив… вообще подлец большой…
Действительно: как сущий русский барин,
Я начал над злосчастной попадьей
Подтрунивать… и на мою победу
Сам намекал почтенному соседу.

Но мой сосед был человек беспечный.
Он сытый стол и доброе вино
Предпочитал «любови скоротечной»,
Храпел — как нам храпеть не суждено.
Уж я хотел, томим бесчеловечной
Веселостью, во всем сознаться… но
Внезапная случилась остановка:
Друзья… к попу приехала золовка.