Иван Крылов - Том 3. Басни, стихотворения, письма

   Змея Юпитера просила.
   Чтоб голос дать ей соловья.
«А то уж», говорит: «мне жизнь моя постыла.
   Куда ни покажуся я,
    То все меня дичатся,
     Кто послабей;
    А кто меня сильней,
   Дай бог от тех живой убраться.
Нет, жизни этакой я боле не снесу;
А если б соловьем запела я в лесу,
   То, возбудя бы удивленье,
Снискала бы любовь и, может быть, почтенье.
И стала бы душой веселых я бесед».
Исполнил Юпитер Змеи прошенье;
Шипенья гнусного пропал у ней и след.
На дерево всползя, Змея на нем засела,
Прекрасным соловьем Змея моя запела,
И стая, было, птиц отвсюду к ней подсела;
Но, возряся в певца, все с дерева дождем.
  Кому понравится такой прием?
   «Ужли вам голос мой противен?»
   В досаде говорит Змея.

  «Нет», отвечал скворец: «он звучен, дивен,
Поешь, конечно, ты, не хуже соловья;
  Но, признаюсь, в нас сердце задрожало,
  Когда увидели твое мы жало:
   Нам страшно вместе быть с тобой.
  Итак, скажу тебе, не для досады:
   Твоих мы песен слушать рады —
  Да только ты от нас подале пой».

  Волк из лесу в деревню забежал,
   Не в гости, но живот спасая;
   За шкуру он свою дрожал:
Охотники за ним гнались и гончих стая.
Он рад бы в первые тут шмыгнуть ворота,
     Да то лишь горе,
   Что все ворота на запоре.
   Вот видит Волк мой на заборе
      Кота
И молит: «Васенька, мой друг! скажи скорее,
   Кто здесь из мужичков добрее,
Чтобы укрыть меня от злых моих врагов?
Ты слышишь лай собак и страшный звук рогов!
Всё это ведь за мной». — «Проси скорей Степана;
Мужик предобрый он», Кот-Васька говорит.
«То так; да у него я ободрал барана».—
   «Ну, попытайся ж у Демьяна».—
  «Боюсь, что на меня и он сердит:
   Я у него унес козленка».—
   «Беги ж, вон там живет Трофим».—
«К Трофиму? Нет, боюсь и встретиться я с ним:
Он на меня с весны грозится за ягненка!» —
«Ну, плохо ж! — Но авось тебя укроет Клим!» —
«Ох, Вася, у него зарезал я теленка!» —
«Что вижу, кум! Ты всем в деревне насолил»,
    Сказал тут Васька Волку:
«Какую ж ты себе защиту здесь сулил?

Нет, в наших мужичках не столько мало толку,
Чтоб на свою беду тебя спасли они.
   И правы, — сам себя вини:
   Что ты посеял — то и жни».

   В саду у барина в пруде,
   В прекрасной ключевой воде,
     Лещи водились.
Станицами они у берегу резвились,
И золотые дни, казалось им, катились.
      Как вдруг
К ним барин напустить велел с полсотни щук.
«Помилуй!» говорит его, то слыша, друг:
   «Помилуй; что́ ты затеваешь?
   Какого ждать от щук добра:
Ведь не останется Лещей здесь ни пера.
   Иль жадности ты щук не знаешь?» —
    «Не трать своих речей»,
Боярин отвечал с улыбкою: «всё знаю;
   Да только ведать я желаю,
С чего ты взял, что я охотник до Лещей?»

Кипящий Водопад, свергаяся со скал,
Целебному ключу с надменностью сказал
(Который под горой едва лишь был приметен,
Но силой славился лечебною своей):
«Не странно ль это? Ты так мал, водой так беден,
А у тебя всегда премножество гостей?
Не мудрено, коль мне приходит кто дивиться;
   К тебе зачем идут?» — «Лечиться»,
   Смиренно прожурчал Ручей.

   Когда уж Лев стал хил и стар,
То жесткая ему постеля надоела:
В ней больно и костям; она ж его не грела,
И вот сзывает он к себе своих бояр,
Медведей и волков пушистых и косматых,
  И говорит: «Друзья! для старика,
  Постель моя уж чересчур жестка:
Так как бы, не тягча ни бедных, ни богатых,
    Мне шерсти пособрать,
   Чтоб не на голых камнях спать».—
  «Светлейший Лев!» ответствуют вельможи:
  «Кто станет для тебя жалеть своей
    Не только шерсти — кожи,
И мало ли у нас мохнатых здесь зверей:
   Олени, серны, козы, лани,
   Они почти не платят дани;
   Набрать с них шерсти поскорей:
   От этого их не убудет;
   Напротив, им же легче будет».
И тотчас выполнен совет премудрый сей.
Лев не нахвалится усердием друзей;
Но в чем же то они усердие явили?
   Тем, что бедняжек захватили
    И до-чиста обрили,
А сами вдвое хоть богаче шерстью были —
Не поступилися своим ни волоском;
Напротив, всяк из них, кто близко тут случился,
   Из той же дани поживился —
И на зиму себе запасся тюфяком.

Три Мужика зашли в деревню ночевать.
Здесь, в Питере, они извозом промышляли;
   Поработа́ли, погуляли
И путь теперь домой на родину держали.
А так как Мужичок не любит тощий спать,
То ужинать себе спросили гости наши.
   В деревне что́ за разносол:
Поставили пустых им чашку щей на стол,
Да хлеба подали, да, что́ осталось, каши.
Не то бы в Питере, — да не о том уж речь;
   Всё лучше, чем голодным лечь.
   Вот Мужички перекрестились
    И к чаше приютились.
  Как тут один, посме́тливей из них,
Увидя, что всего немного для троих,
Смекнул, как делом тем поправить
(Где силой взять нельзя, там надо полукавить).
«Ребята», говорит: «вы знаете Фому,
Ведь в нынешний набор забреют лоб ему».—
«Какой набор?» — «Да так. Есть слух — война с Китаем:
Наш Батюшка велел взять дань с Китайцев чаем».
Тут двое принялись судить и рассуждать
  (Они же грамоте, к несчастью, знали:
Газеты и, подчас, реляции читали).
  Как быть войне, кому повелевать.
Пустилися мои ребята в разговоры,
   Пошли догадки, толки, споры;
  А наш того, лукавец, и хотел:
  Пока они судили да рядили,
    Да войска разводили,
Он ни гугу — и щи, и кашу, всё приел.

   Иному, до чего нет дела,
О том толкует он охотнее всего,
Что́ будет с Индией, когда и от чего,
    Так ясно для него;
   А поглядишь — у самого
   Деревня между глаз сгорела.

У Саввы, Пастуха (он барских пас овец),
   Вдруг убывать овечки стали.
     Наш молодец
    В кручине и печали:
  Всем плачется и распускает толк,
   Что страшный показался волк,
  Что начал он овец таскать из стада
   И беспощадно их дерет.
  «И не диковина», твердит народ:
  «Какая от волков овцам пощада!»
   Вот волка стали стеречи.
  Но отчего ж у Саввушки в печи
То щи с бараниной, то бок бараний с кашей?
   (Из поваренок, за грехи,
  В деревню он был сослан в пастухи:
Так кухня у него немножко схожа с нашей.)
За волком поиски; клянет его весь свет;
Обшарили весь лес — а волка следу нет.
Друзья! Пустой ваш труд: на волка только слава,
    А ест овец-то — Савва.