Георгий Марков - Сибирь

Старик даже опешил, а Маша и Лука засмеялись.

- Старая это погудка, дед. Теперь, когда в России много сознательных рабочих, есть у них своя партия, по-новому говорят; не хочешь быть больше батраком у барина, объединяйся с такими же, как ты, бери собственную судьбу в собственные руки. Но для этого смелость нужна, решимость...

- Многонько их, этих смельчаков-то, по Иркутскому тракту прогнали хвать, а от многих и косточек не сыщешь, - сказал старик, и в тоне его что-то задело Катю. Показалось ей, что старик произнес эти слова не с сочувствием, а с язвинкой. Отметили это про себя и Маша и Лука.

- А разве убавилось число борцов за новую жизнь?

Нет. Никакие кары не остановят людей, если они сознательно решили создать Россию социалистическую, без царей, без фабрикантов и помещиков.

- А кто ж править народом будет? - не унимался старик.

- Сам народ собой править будет. Именно поэтому-то большевики и призывают солдат, рабочих и крестьян кончать кровопролитную войну, повернуть оружие против своих врагов внутри страны, заключить мир, фабрики передать рабочим, землю - крестьянам...

И тут и Маша и Лука почувствовали, что Катя увлеклась, забыла об осторожности. Маша отчаянно шевелила пальцами руки, прижатой к боку Кати. Но, увлекшись беседой, Катя не догадывалась, о чем ей таким способом сигналит Маша. И только взглянув на Луку, Катя спохватилась. Солдат одним глазом подмигивал ей, а вторым выразительно косил в сторону ямщика. Черт его знает, этого бородатого краснобая и зубоскала! Вроде бы с виду и по ухватке крестьянин, ямщик по найму, но уж больно запанибрата держится со всякой полицейской сволочью, раскиданной по трастовым селам. Не ровен час, сболтнет что-нибудь лишнее тому же Карпухину, и начнут мытарить девчат по следствиям и судам.

С первых Катиных слов Лука понял, что эта остроглазая девица не простая типографская работница, да и та, с больной рукой, тоже. Вспомнился Луке госпиталь в городе Рязани. Лежал он там еще по первому ранению. Повадились ходить в праздничные дни к раненым рязанские девчата с ситценабивной фабрики.

Под диктовку неграмотным и обезрученным письма писали, незатейливые подарочки вручали, как могли веселили фронтовиков. А только однажды нашел Лука у себя под подушкой листок бумажки с воззванием к солдатам. Пробежал его и обмер: солдатская фронтовал жизнь поднялась как вздыбленная. Ни царю, ни главнокомандующему дядюшке его императорского величества, ни офицерам - никому в том воззвании пощады не давалось. Вспомнил Лука о военно-полевом суде в своем полку, смял бумажку и показывать никому не рискнул. А только в этом и надобности никакой не было - листовки оказались под подушками у всех раненых. Но не все так поступили, как Лука. Некоторые начали обсуждать листовку вслух, спор затеяли.

А известно ведь, что бог лес не уровнял, а людей тем паче. Нашлись и среди фронтовиков дЪносчики. Налетела на госпиталь стая начальства. Нескольких солдат перевезли прямо из госпиталя в тюремную больницу в Москве, а девушек Лука уже не дождался. И всем стало тогда ясно, кто принес в госпиталь и разложил под подушки раненых эти взрывные листовки, напечатанные тусклым шрифтом на серой бумаге. И теперь, приглядываясь к своим спутницам, прислушиваясь к их говору, Лука давно уже про себя думал: "Ей-богу, сродни они тем рязанским девчатам... О, проговорятся, натворят себе бед... И как это они так рисково...

Ну-ну, видать, хваткие девчата, не из робкого десятка, и умишком бог не обделил, особо эту бойкую говорунью". Если честно сказать, Лука втайне гордился девчатами, но и тревога за них вспыхнула в его душе жарким пламенем: уберечь... предупредить... Опасность может оказаться не за горой. В деревне Михайловке, до которой от города всего-то пятнадцать верст, они остановятся чаевать на постоялом дворе, может случиться, что Карпухин со своим мрачным связчиком тоже будет там. Возьмет этот бородатый хрыч и болтанет насчет их разговоров в кошевке. Не уйти девчатам от ответа, Карпухин не упустит случая, чтоб выслужиться перед начальством, тем более что в последние дни в городе царит какая-то непонятная суматоха. Полицейские как с ума сошли: рыскают по улицам, останавливают людей, проверяют документы, кого-то ищут, ищут...

Лука в уме и себя ругнул: зря не сдержался и употребил резкие слова о жизни, о войне. Девчата сразу угадали: свой не свой, но своим может стать, завели разговор, кинулись в воду, а брод не испробовали...

- Ну, про все это, сестрица, давно газеты расписывают. Счас, мол, труба, а если то да се, будет не жизнь - малина, - стараясь ослабить впечатление от Катиных слов, сказал Лука. - Ты вот что скажи: как там на_ фронте-то? Сильно немец теснит наших? Или опять к позиционным боям перешли?

Катя поняла ход мысли Луки, который все еще подозрительно косил глаз в сторону ямщика. Она принялась пересказывать газетные сообщения, хотя и были они не самые свежие. Но тут выручила Маша. Она припомнила все, что рассказывала сестра. Возвращаясь утром с ночной смены, Дуня по обыкновению пересказывала содержание телеграмм, которые ей приходилось набирать для очередного номера газеты.

Слушал Лука и все больше убеждался, что девчата сродни тем, рязанским. Слушал их и старик, слушал внимательно, чтоб запомнить и пересказать мужикам в деревне. Хоть был он зубоскалом, доносчиком он не был, и если порой лез к полицейской сволочне, то лез с единственным желанием разнюхать, куда там у начальства ветер дует, как норка свистит, и все узнанное при случае употребить не во зло, а на пользу своих односельчан в родных Семилужках. Ни Лука, ни Катя с Машей ничего этого не знали и, поглядывая теперь на старика с опаской, разговаривали о всякой пустяковине. Чужая душа - потемки. Ах, если б было на свете иначе, как бы легче и проще жилось!..

3

На постоялом дворе в Михайловке пусто. А самовар на столе. Не заглох еще. В глазок на крышке струится пар. В окошечки решетки поблескивают незагасшие угольки. Кто-то, видать, недавно согревал свое бренное тело чайком.

- Енералы, Силантий, у самовара грелись? - спросил у хозяина ямщик, входя вместе с девушками и Лукой в дом.

- У самовара сидели, а грелись другим. Бона какую посуду высосали и не поперхнулись. - Хозяин постоялого двора, большеносый хромой мужик, ткнул длинным пальцем в угол. На лавке синеватым стеклом отливала пустая бутылка из-под водки. - Велел сказать Карпухин, что ждет всех вас у Василисы Хребтовой на постоялом, - добавил хозяин.

- Эка куда хватанул! К самой шинкарке, - развел руками старик и повернулся к девушкам: - Это он, кобель бесхвостый, из-за вас, девки, старается. Видать, гульнуть сегодня хочет.

Девушки переглянулись, и Маша со смешком сказала:

- Знать бы раньше! Не отказались бы. А теперь не выйдет. К тетке нам на хутора надо завернуть. У нее ночевать будем.