Лариса Матрос - Социологический роман

Инга Сергеевна, извинившись перед семьей и немного обиженной на нее Анютой, стала быстро прощаться с Нонной. Нонна крепко обняла подругу и тихо сказала:

-- Я рада, что могла сказать тебе, что моей вины перед вами нет. Я люблю вас всю жизнь.

Глава 9. Кто есть who?

Крайняя физическая и эмоциональная усталость сразу дала о себе знать, как только Инга Сергеевна села в кресло самолета. Она тут же погрузилась в тяжелый сон, который был прерван, когда самолет приземлился в аэропорту первой остановки. Выйдя из самолета, советские пассажиры устремились в расположенные в здании аэропорта магазинчики, чтобы купить подарки на оставшиеся доллары и центы. Инга Сергеевна по инерции также устремилась за всеми, но тут что-то остановило ее. Раньше всегда, когда она возвращалась Из-за границы, она в таких магазинчиках покупала что-то не очень нужное, но доставлявшее радость детям. Ощущение сиротливости оттого, что сейчас не для кого купить эти не необходимонеобходимые подарки и то, что она возвращается туда, где не осталось ни одной родной души, навеяло тоску, и она вяло предложила мужу выждать время стоянки в уголке за столиком возле стойки, где пассажирам как бесплатное приложение к билетам выдавали прохладительные напитки в металлических баночках. Скучно и неинтересно скоротав время, она с мужем быстро устремилась к самолету при первых словах объявления о посадке. Когда она села на свое место, крайнее у прохода, мимо нее, направляясь в первый салон, вызывающе вертлявой походкой манекенщицы прошла, задев ее и не извинившись, стройная девица, лица которой Инга Сергеевна не успела разглядеть. Толчки по спине, плечам, голове, отдавливание ног не только без извинений, но иногда сопровождаемые руганью, оскорблениями, столь привычные для образа жизни советской женщины, значительная часть жизни которой проходит в очередях и давке, не выделяли девицу чем-то особенным. И все же Инга Сергеевна не могла отделаться от желания увидеть ее лицо. Поэтому на следующей стоянке уже в европейском аэропорту она попыталась не пропустить выход девицы из самолета. Но ей так и не удалось с ней пересечься. Самолет плавно приземлился в Шереметьево и, когда всюду зазвучала русская речь, Ингу Сергеевну охватило ощущение свободы. "Вот, что оказывается означает это "сладкое, сладкое слово "свобода!", -- подумала она с волнением. -Оказывается свобода -- это там, где тебя окружает твой родной язык!" Ни многолюдье, ни грубость обслуживающего персонала не могли затмить радостного ощущения этой свободы и твердости почвы под ногами, которую внушал звучащий всюду родной язык и наличие Москвы за стеной здания аэровокзала.

Когда они с мужем, пройдя таможню и получив багаж, протискивались к выходу сквозь толпу встречающих, она заметила с волнением устремленное навстречу двигающимся к выходу пассажирам их рейса лицо хорошо знакомого мужчины, которое лишь через несколько шагов идентифицировалось с лицом Олега. Мгновенное чувство радости от первой встречи с приятелем на родной земле после десятидневного отсутствия вызвало желание окликнуть Олега, но тут же воспоминания о Лине остановили ее. Она вслед за мужем направилась к стоянке такси. Вдруг противоестественного смысла догадка вселилась в ее сознание, и она, сказав мужу, что ей нужно в туалет, свернула к двери здания аэропорта и тут же увидела спину той девицы, которая проявила невежливость к ней в самолете, в объятьях Олега. Чтоб не быть замеченной Олегом, Инга Сергеевна отошла за колонну, и, когда оказалась со стороны лица обнимаемой Олегом женщины, ее охватил озноб. Она увидела молодое, только еще более отточенное и совершенное в своей божественной красоте лицо Нонны. "Но объективно скажу, -- красавица она писаная", -- вспомнила Инга Сергеевна слова Нонны о дочери. Ася, словно почувствовав, что кто-то на нее смотрит, отпрянула от Олега и осмотрелась, но, никого не заметив, сияя от восторга, снова прильнула к излучающему счастье Олегу. Никого и ничего не видя, Олег, надев на плечо ремень дорожной сумки, взял в одну руку чемодан, другой обхватил тонкую талию спутницы и направился в сторону поджидавшей их машины. Опомнившись, Инга Сергеевна быстро вернулась к стоянке такси, очередь на которое не сократилась за время ее отсутствия. Она встала рядом с мужем, опустив голову, погруженная в себя, и вдруг слезы, неожиданные внешне, но как естественный результат внутренних бурь, пережитых за время пребывания в Америке, охватившего ее одиночества от осознания оторванности от детей, протеста против несправедливости судьбы по отношению к подруге, дискомфорта от беспросветности стояния в этой очереди за такси, хлынули у нее из глаз, вызвав растерянность у мужа. -- Ничего, ничего, -- сказал Александр Дмитриевич нежно, стараясь сохранить спокойствие. Ведь ты же в своей любимой Москве! Посмотри, какая прекрасная погода! И скоро полетим домой. Там придешь на работу, и все станет на свои места. -- Вам куда ехать, девушка? Она убрала руки от лица и увидела, что вопрос ей задал немолодой, полноватый мужчина с добродушным выражением лица. -- Расстраиваться не надо, поехали, подвезу. Возьму не больше, чем таксист. Я вот, сегодня восемнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто первого года проводил навсегда за океан своего лучшего друга, -- сказал водитель, тяжело вздохнув. -- Грустно. "Летят перелетные птицы в осенней дали голубой. Летят они в жаркие страны, а я остаюся с тобой...", -- помните такая песня была? -- И вы кого-то провожали в эмиграцию? -- спросил он, как только они сели в машину. -- Нет, -- ответила коротко Инга Сергеевна. -- Кого-то не встретили? -- не унимался, желавший, очевидно, растворить тоску в разговорах водитель. -- Да нет, вот мы только сами приехали, -- ответила она неохотно. -- Так вы вдвоем Из-за границы? А откуда, если не секрет? Чувствуя себя обязанными за избавление от безнадежного поиска транспорта из аэропорта, Инга Сергеевна с мужем не решались прервать навязчивого водителя и неохотно отвечали. -- Мы приехали из Штатов... -- Правда? Вы супруги? -- Да, супруги, -- ответила без эмоций Инга Сергеевна.

-- Были вдвоем и вернулись? Зачем? Все стараются любыми путями только перескочить границу ТУДА, а вы -- вдвоем, уже были там и вернулись? Зачем? Здесь ничего хорошего все равно не будет, будет только хуже, -- говорил словоохотливый водитель, поглядывая на своих пассажиров в зеркальце заднего обзора, -- ведь никто же не работает! Все только митингуют и болтают. И нас, кооператоров, скоро разгонят. Все кричат, что мы спекулянты, что у нас все дорого, что жулики, мол, покупаем рублевые футболки, печатаем на них картинки и продаем в десять раз дороже. Так они, дураки, не понимают, что здесь действует простой закон: завтра я бы уже не был кооператором и разорился, если б мои футболки не покупали. А раз покупают, значит, это "комунибудь нужно!" -- помните, как у Маяковского? Значит, мы удовлетворяем хоть какой-то потребительский спрос. Но люди не хотят понять, что мы приносим пользу. Им не это важно. Важно другое, что кто-то начинает выкарабкиваться из нищеты и жить лучше. Вот этого у нас не любят больше всего. Да что говорить... Расскажите лучше об Америке. Инга Сергеевна закрыла глаза, делая вид, что уснула, чтоб не вести разговоры, а Александр Дмитриевич односложно и поверхностно что-то говорил, с нетерпением ожидая завершения этой утомительной поездки. x x x