Елизавета Михайличенко - И-е рус,олим

-- Что она рассказывала? Тоже что-то историческое?

-- Ничего. Она вообще была похожа не на человека, а на... на молчаливую голограмму.

Лея вздохнула и провела ладонью по моим губам:

-- Это шизофреническая ассоциация. Голая -- голограмма. Прекрати шизовать.

-- Есть!

Я прекратил шизовать. В конце концов, в данный момент моя миссия -делать то, что должен делать нормальный мужчина с нормальной женщиной.

Мы снова стали спать вместе совсем недавно, потому что в больнице Лея пробыла почти два месяца. Собственно, я до сих пор не уверен, что все окончательно зарубцевалось. На вид -- да, но когда она сказала, что хочет меня, я не то, чтобы не обрадовался, но никак не мог уговорить себя, что Лея уже здорова. И был очень бережен. Даже слишком, конечно, потому что Лея все время напоминала, что ей уже не больно. Кажется, это все было пародией на подслушанную в детстве историю про фронтовой госпиталь.

Но ничего с собой сделать я не могу. Вернее, могу, но мне сложно каждый раз повторять себе, что Лея здорова. Что нет на ней рваных ран. Что она в сознании. Что влажный блеск зубов -- это улыбка, а не закушенный от боли рот. И что я, соприкасаясь с ней, не пропитываюсь, как салфетка, кровью из ее прошлых ран.

Шрамов осталось много, но большинство видно только когда нет одежды. И я начал выключать свет, когда мы проникаем друг в друга. Тогда я могу быть более жестким, более нормальным. Но иногда, именно в темноте, мне начинает казаться, что раны лишь подернулись слабым слоем кожи...

Главное в ране -- это не то, что видно, а то, что не видно -- насколько глубока, куда проникает, что задето. Наверное, со всем болезненным так. А эта встреча в лесной пещере была, конечно же, болезненной, причем для нас обоих, если не для всех троих. Почему я не попытался потрогать эту женщину, чтобы узнать, правда ли она -- привидение. Из-за какого-то страха, конечно же. И если понять природу этого страха, то можно будет определить, кем она мне представлялась на самом деле. Вряд ли это был мистический страх, что рука пройдет сквозь нее -- мне такой страх не свойственен. Не будь она раздетой, я бы ее коснулся. Значит, это был страх прикосновения к полуголой чужой и чуждой женщине, вернее страх того, что это прикосновение будет истолковано определенным образом. Значит, я не поверил, что она -привидение. Впрочем, не поверил лишь потому, что бомж не казался мне реальнее иевусейки. А его реальность как бы не подвергалась сомнению. Вот если бы она ответила: "Сам ты призрак!" -- тогда бы я обязательно притронулся к кому-то из них.

Это мощный метод -- анализировать причины, по которым ты что-то не делаешь. Если его правильно использовать, то многое можно понять. И не только о себе. Причины, удерживающие нас от действий, гораздо глубже и тоньше острых стимулов для активности.

Вот и мои нынешние умолчания, когда я рассказывал Лее о Гроте -- они, наверное, могли бы поведать о многом. Допустим, что-то я утаил, боясь показаться психом, но ведь я не сказал ничего и о такой безобидной детали, как псевдоперевернутая смоковница у входа. Значит, я не желаю, чтобы кто-то, даже Лея, мог это место найти. Если бы то, что я там увидел было бы моей галлюцинацией, мое подсознание не скрывало бы это место. Значит, я заявляю какие-то эксклюзивные права на эту пещеру, неправильно, но не случайно, названную Гротом.

И про стихотворение из урны я ничего не рассказал. А ведь Лея знает (C) и ей было бы интересно про них услышать. Да и само стихотворение я ведь тоже запомнил и, конечно, мог бы Лее прочитать. Ей было бы забавно, а я с детства люблю демонстрировать хорошую память. Получается, что я знаю вот что -- в стихе закодировано не только указание спуститься в пещеру-грот, но и еще что-то, что должен знать только я, и что мое внутреннее знание жадно укрывает от всех. Наверное, это должно быть связано с концовкой. "Где кошка под диваном ревнует человека". Ревность подразумевает треугольник. Кошачья ревность к человеку? А если это Городской Кот? К кому он может ревновать? К Городу. К Всевышнему. Пожалуй, что так, больше вариантов нет... Это слишком значимо, чтобы думать об этом сейчас, здесь. Я должен подумать об этом потом, спокойно... А сейчас... как там, во второй строчке: "Прибой веселой страсти"... Ну конечно! Вот моя ошибка с Леей! Страсть должна быть весела! И тогда все будет получаться легко и естественно! "Я буду нежен с каждой, любой дворовой масти"! Потому что во мне будет полыхать трезвое и безумное веселье. И это будет хорошо для Леи.

-- Лея? Лея!

Она фальшиво и немного обиженно отозвалась:

-- Я думала, ты уже уснул.

-- Ну что ты! Я подумал знаешь что? Что если бы у меня появился сын, я бы назвал его Ицхак.

-- Появился? Ну да, у евреев же как -- Давид родил Ицхака. А почему именно Ицхак?

-- Чтобы жизнь была веселее и проще.

Она облегченно рассмеялась. И прибой веселой страсти вернул нам игру наших первых встреч.

Лежа в полумраке чужой квартиры, охраняя мерное дыхание спящей Леи, я думал о том, что мужчина и женщина становятся невинны после совокупления. Истинно невинны. Потому что исчезает похоть. Следовательно, чтобы стать Адамом и Евой, надо согрешить. Чтобы обрести свой рай, пусть недолгий и умозрительный.

.

5. ТОЧКА РУ

Давид

Я решил, что должен каждую ночь проверять, как ловушки, нет, как посты взятые у (C) ссылки. Да, как посты! Проверять появившиеся там посты Кота, ибо не было у меня другого канала, по которому мог бы я принимать не морзянку из Центра, как обязательно бы выразился, будь я сумасшедшим (впрочем, и это не повод для радости, кто знает, не грядут ли времена, когда нормальные будут завидовать душевнобольным), но расшифровывать, распутывать, угадывать, как сшивается из постов это неожиданное электронное Послание от Кота.

В эту ночь Аллерген охотился на Миню. Миня был главным редактором сетевого юмористического журнала "Сирано". Почему-то, он принял навязанную ему роль мышки. И я почти физически ощущал, как главред читает гостевую собственного сайта, подолгу не решаясь высунуться.

Рационально объяснить происходящее было невозможно. Повод был пустяковый. "Сирано" проводил какой-то поэтический конкурс. Миня обругал чью-то работу, Аллерген заступился, и тут началось!

Внешне это выглядело случайным флэймом двух столкнувшихся в гостевой лбов. Хотя, конечно же, ни о какой случайности тут и речи не могло быть. На поверхности было название вызвавшего свару стихотворения -- "Пророк". Я и до этого задумывался о соотношении понятий "пророк" и "Иерусалимский Кот", какая-то связь между ними, наверное, существовала, и это могло привлечь внимание Аллергена, но в то же время было явно недостаточным для того, чтобы прийти на сайт и напасть на его хозяина.

В эпицентре флэйма оказалась строчка: "И лопнут мозоли в загаженный посох". Это было выше моего понимания. Допустим, в строке чудилось что-то страшное, мол, если этот мир загадили настолько, что и посох пророка -нечист, то быть ему залитым гноем волдырей, лопнувших от бесполезности пророчеств. Но при чем здесь Миня? А спор неуклонно переходил со стихотворения на самого Миню, Кот играл с ним, как с мышкой, дразнил, цеплял, как будто ему зачем-то нужна была эта странная добыча.