Борис Можаев - Мужики и бабы

- Поди, по пьянке угодил под мост, - усмехнулся Сима.

- Почему? - спросил Андрей Иванович. - Это клад не дался в руки. Могло и хуже кончиться.

- А я вам говорю - слово знать надо, чтобы клад взять, - настаивал Ванятка.

- А нам весной дался в руки один клад, - сказала со смехом Надежда. Расскажи, Андрей, как ты багром зацепил его в колодце?

- Ну тебя!

- Что за клад? - недоверчиво спросил его Ванятка.

- Да-а... - махнул рукой Андрей Иванович. - Шинкарей трясли по весне. Вот Слепой с Вожаком и надумали в колодце богатства свои схоронить. А у меня, как на грех, ведро оторвалось. Опустил я багор, щупаю... Что-то вроде зацепил. Потащу - мешок какой-то. Тяжелый! Чуть над водой приподыму - он плюх опять в воду. Мешковина рвется. Что за чудо? Изловчился я, зацепил за узел. Вытащил. Развязал мешок - а там одни медяки: пятачки да семишники. Ну, ясно, чей клад. После обеда, смотрю, - Вожак бежит с багром. Уж он буркал, буркал возле колодца... до самого вечера. А вечером ко мне приходит: "Андрей Иваныч, ты, говорят, ведро ловил багром?" "Ловил, говорю". - "А ты еще ничего не поймал?" - "Поймал деньги в мешке". - "Это наши деньги". - "А я их в милицию отнес, говорю. Мне сказали, если хозяин найдется, сообщите нам. Так что идем в милицию". Эх, как он задом от меня шибанул в дверь и наутек. "Не наши деньги, кричит, не наши!" Так и пришлось мне самому тащить к ним этот мешок с медяками. Да еще дверь не открывают. Не берут. Вот так клад!

Все дружно рассмеялись, а Царица мотнула головой и сказала:

- Нет, мужики... хотите верьте, хотите нет, а деду Пеле знамение было. Потому как он у нас самый старый на селе, ему и сподобилось. Быть туче каменной и мору великому, говорит дед Пеля. Кабы война не разразилась?

- Упаси бог, - сказала Надежда.

- Говорят, что Чемберлен нам какой-то все время грозит.

- Вота спохватилась, милая, - отозвался Андрей Иванович. - Чемберлен отгрозил свое. Теперь в Англии правит Макдональд.

- А хрен редьки не слаще, - сказал с уверенностью Ванятка.

На кровати в горнице кто-то заворочался и хриплым голосом попросил:

- Пить подайте.

- Вроде больной у вас? - спросил Ванятка.

- Сережа заболел, - Надежда встала, пошла в летнюю избу, загремела кружкой о ведро.

- Дак в больницу надо, - сказал Сима.

- Мы с ним только сеодни из лугов приехали, - сказал Андрей Иванович.

- А что ваша больница! - вступилась Царица. - Трубку деревянную приставят к брюху и слушают. Болезнь не кошка, когтями не царапает, ее не услышишь. Она дух человеческий поражает. Ее изгонять надо. Я вот послала Федьку за водой из-под трех шумов. Наговорю водицы, окроплю Сереженьку - и вся лихоманка пройдет.

- Ну, мне пора... Совсем засиделся, - Сима встал и начал прощаться. Спасибо за угощение! В Сергачеве будете - милости просим к нам.

- Сами заходите почаще! - отозвалась Надежда от кровати. - Когда на базар заедете... Когда и просто по пути.

- Спасибо, спасибо! - Сима вышел.

- Андрей Иванович, что-то мне тут не курится. Вон Сережка больной, сказал Ванятка, подмигивая хозяину. - Давай на вольном воздухе потянем.

- Пойдем, потянем.

Они вышли на подворье, уселись на завалинке, закурили.

- Актив у нас готовится, - вроде бы между прочим начал Ванятка.

- Какой теперь актив? Страда только лишь начинается.

- Будем выдвигать на индивидуальное обложение. Список уже подработан. Вчера мне Зенин показывал. Говорит - согласован в РИКе.

- Сколько человек? - без видимого интереса спросил Андрей Иванович.

- Шестнадцать душ.

- Многовато. Кто именно?

- Шесть лавочников. Молзаводчики. Шерстобитчик Фрол Романов. Колбасник. Калашники. Трактирщик и Скобликов.

- А чего Скобликова обкладывать? За то, что ободья гнет своими руками? За это?

- Ну, ты сам знаешь за что... Все-таки из бывших.

- Н-да, жаль Скобликова.

- Ему все равно этой кутерьмы не миновать. Месяц раньше, месяц позже. Какая разница?

- Помногу обкладывают?

- Кого по пятьсот рублей, а кого и на тыщу.

- Да-а...

- Ну, это еще по-божески. Вон в Тимофеевке Костылина на полторы тыщи обложили. И то, говорят, платит.

- У того лавка богатая... Мастерские.

- Я ведь тебя предупредить пришел...

- О чем? - резко вскинул голову Андрей Иванович.

- Кроме этих обложений, будут излишки начислять по сену. Это пойдет по списку середняков. И такой список тоже составляется.

- Постой, излишки начисляем мы, комсод и сельсовет... Вы не имеете права.

- Зенин говорит - будто бедноте передают такое право.

- По скольку же начисляют сена?

- Кому по тридцать пудов, кому по сорок. А тебе сто пятьдесят пудов записали.

- Кто записал? На каком основании?

- Говорю тебе, пока это прикидывают лишь в узком кругу. Основание нашли. Зинка от вас ушла? Ушла. Вот она и сделает заявление на активе свой пай по сену отдает государству. За твой счет, конечно. И с тебя его вычтут, будь спокоен.

- Да разве ж на ее паю столько накосишь? Это ж четверть всего сена! Они что, обалдели? - взорвался Андрей Иванович.

- Тише, ты не на собрании. В своем они уме или нет, я их не проверял.

- А Якуша был там... на этом самом вашем узком кругу?

- Был.

- Он что, тоже согласен?

- Говорит, раз член семьи за - у него возражений нет.

- Друг называется... Ну, погоди же! Не на того напали.

- Смотри, меня не выдавай. А то сам знаешь - по головке за такое не погладят.

- Ну, ну, давайте, старайтесь... Мать вашу...

- Ты чего на меня-то?

Андрей Иванович обернулся к нему, недовольно запыхтел:

- А ты что скажешь там, на активе?

- Что я скажу? Моя сказка ничего не изменит. А все ж таки хоть и двоюродным, но братом тебе довожусь. Сам понимаешь, как на это смотрят. Если Зенин выступит, да еще от имени жены потребует сена, то его могут поддержать. Так что учти. Свяжитесь как-нибудь с Зинкой, уговорите ее.

- Ну что ж, спасибо на добром слове. Но эта вошь на мне зубы поломает. - Андрей Иванович кинул окурок и растер его сапогом.

Проводив Ванятку, поднялся в летнюю избу хмурый и злой.

За столом сидел Федька.

- А ты чего тут сидишь? - спросил Андрей Иванович.

- Воды принес, - кивнул тот на поставку, стоявшую на столе. - Как наказывали - из-под трех шумов! Сперва зачерпнул возле плотины синельщика, потом на перепаде в Пасмурке, за Выселками, а за третьим шумом аж на Сосновку бегал.

Не слушая его, Андрей Иванович прошел в горницу и остановился на пороге: в переднем углу горела лампада, перед иконами, упав на колени, горой громоздилась Царица, наговаривала воду, налитую в обливную чашку.

- Стану я, раба божия Аграфена, благословясь, перекрестясь, пойду из дверей в двери, из ворот в ворота в восточную сторону, в восточной стороне есть окиян-море, на том окиян-море есть остров, на острове том есть святая православная церковь; в церкви той стоит стол-престол, на престоле том стоит божья матерь. Подойду я, раба божия Аграфена, поближе, поклонюсь пониже; поклонюсь, помолюсь, попрошу ее милости: сними с раба божия Сережи все скорби и болезни, уроки и призорья...