Борис Можаев - Саня

Саня ринулась к пожарным:

- Что же вы не тушите? На поглядки приехали?

- Чем? Воды-то нет, - отвечал усатый пожарный, картинно стоявший на крыле автомашины.

- А багры на что! Растаскивайте! Я вам приказываю! - надрывно кричала Саня.

- Чего там растакивать? - невозмутимо произнес тот же пожарник, видимо старший. - Чуть тронешь - все рассыпается. Гнилье.

- Ах, так! Отказываетесь?.. - Саня подбежала к своим сослуживцам. - А вы что любуетесь? Кино вам бесплатное, что ли? Берите багры и растаскивайте стены!

- Напрасно волнуешься, дочка, - ответил кто-то из толпы, Саня не разобрала, чей голос. - Кассу вынесли в сохранности, а всякая лобуда пусть горит, ей и цена-то копейка.

- Как это - пусть горит? - опешила Саня, чуть не плача от бессилия и гнева.

Перед ней стояли словно не те люди, что сегодня с таким усердием рыли ямы, месили грязь, таскали столбы.

- Чего горевать, он уже и так отслужил, отстоял свое.

- Новый скорей построят.

- С чего же в огонь-то лезть? - раздавались из толпы голоса, и Саня все больше и больше накалялась от ярости.

Кто-то подбежал к толпе и крикнул:

- Ребята! Чеботарев с литовкой бежит сюда. Пьяный. Жену разыскивает. Кабы не порезал кого... Берегись!

- Он, сердечный, пьяным только на ней, ведьме, и отыгрывается, заметил кто-то сочувственно.

- Зато уж наутро, тверезому, она ему задаст, - произнес кто-то злорадно.

- Пошли, ребята, своя жизнь дороже...

И толпа стала быстро таять. Это еще сильнее подстегнуло Саню.

- Своя, значит? Своя! А это чужое? Пусть горит? - пыталась она остановить толпу, но ее никто не слушал.

- Пошли, пошли отсюда, - тащил ее за рукав Валерий. - Долго ли до беды. Тебе дело говорят Новый скорей поставят. Закон!

- Ах и ты туда же! Я знаю - для тебя все чужое, все... Только шкура своя дорога... Вот он, твой закон. - И все накипевшее на душе, все, что западало от мерзкой людской расчетливости и давило, - все это взметнулось острым языком пламени, перехватило горло, сдавило дыхание. - Прочь от меня! Уходи отсюда!

- Ты что, ополоумела? - Валерий отпрянул от нее, но, увидев огненно-рыжую, словно горящая головешка, голову Чеботарева и за его плечом в медном отблеске пожара широкое лезвие косы, бросился наутек. А Саня с криком: "Бить их! Бить... всех, всех!.." - налетела, как коршун, на Чеботарева и била его по щекам до тех пор, пока не упала на землю в слезах, в исступлении. Чеботарев, в минуту протрезвевший, бросил косу, растерянно стоял перед ней.

- Вот оно как обернулось, - бормотал он. - Виноват... Нарушил, значит.

Потерявшую память Саню отнесли к Настасье Павловне. Потом приехал на велосипеде из Звонарева милиционер и забрал Чеботарева, чтобы посадить его в подвал, приспособленный участковым для вытрезвиловки.

8

На расследование пожара в Касаткино приехал начальник отдела кадров Софрон Михайлович Косяк. Это был человек солидной наружности и деликатного обхождения; крупные рыжеватые кудри и седые виски придавали ему артистический вид; у него все было округлым: и широкий скошенный подбородок, и розовые, как свежеиспеченные пирожки, щеки, и мясистый глянцевитый нос. Более двадцати лет прослужил он в армии, дошел до майора, однако выше должности инструктора политотдела дивизии не поднялся. При первом же сокращении его уволили в запас. В отделении дороги он работал уже третий год и успел заслужить авторитет объективного и беспристрастного человека.

Софрон Михайлович, понаторевший во всевозможных комиссиях, сразу приступил к делу. Он решил начать с опроса "противной стороны", то есть тех людей, с которыми Саня сталкивалась по службе. "Объективность - прежде всего, - рассуждал он, - а искать ее надо в столкновениях". Поэтому и вызвал первой кассиршу.

Он принял ее в буфете, спешно оборудованном под кабинет.

- Садитесь, пожалуйста, Вера Григорьевна, - мягко пригласил Косяк.

Верка церемонно поджала губу и осторожно присела на краешек стула.

- Что вы можете сказать нам по вопросу пожарных обстоятельств? - Косяк снова мягко улыбнулся.

Верка повела плечом:

- Это про какие же обстоятельства?

- Иными словами, то, что было до пожара.

- А что ж было? Ставили столбы, потом плескались возле дежурки. Пиво пили. Потом совхозные пришли, пьянствовали. А когда пожар случился, приехали пожарники тушить - воды не оказалось.

- А куда же вода делась?

- Так я же вам сказала: после работы плескались - всю израсходовали.

- А кто же дал указание на расход воды?

- Начальница наша, Курилова.

- Так, так... А можно было бы, скажем, отвести людей на помывку сапог куда-нибудь в степь? Болота есть в степи?

Кассирша внимательно посмотрела на Косяка и согласно улыбнулась.

- Сколько хочешь.

- Понятно. Значит, товарищ Курилова проявила в этом вопросе недомыслие? Вы согласны?

- Конечно, согласна! - с радостью подхватила она, догадываясь, куда клонит Косяк.

- Хорошо, так и запишем.

Он вдруг подался к Верке и быстро спросил:

- А за что вас отстранила Курилова от работы?

- Билет незаконно приказывала выписать. А я отказалась, - с достоинством отвечала кассирша. - Тогда она сама выписала. А ей за это начет сделали. Да уж если говорить начистоту, беззаконие здесь на каждом шагу. - Она наконец поняла, что от нее требуется, и разошлась. - Здесь все держится на сделках. Курилова держит на работе сторожем бывшего начальника станции, а деньги выплачивает его дочери, потому что ему не положено, он полный пенсионер. А возле главного пути совхозные построили незаконно склад. У них документов на разрешение постройки нет. Я все знаю! Бывшего начальника они за это угостили водкой, а Курилова с ихним десятником-строителем вроде за жениха с невестой. Он ей и столбы поставил, уж наверно за что-нибудь, не задаром же. А я честный человек, я скрывать ничего не стану.

Косяк быстро записывал и согласно кивал головой.

- Интересно очень... Спасибо вам, спасибо, - сказал он, потирая руки. А не смогли бы вы пригласить ко мне того строителя из совхоза? Ну, скажем, после работы.

- Отчего ж нельзя? Приглашу. Он придет. - Верка, довольная и радостная, встала из-за стола. - Курилова замуж думает за него выйти! Но по секрету вам скажу ничего у нее не выйдет. Да! Она тут во время пожара такую истерику закатила. Обзывала всех, и его тоже, с кулаками лезла. Так неинтеллигентно! Он с той поры на глаза ей не попадается. Я все знаю, все...

- Так, так, - кивал головой Косяк, любезно провожая свою посетительницу до двери.

Он вызывал к себе и Крахмалюка, и Шилохвостова, и Кузьмича - всех, и даже глухую Полю. Но неожиданно для себя он не встретил со стороны этих людей активной поддержки своего расследования; они либо отвечали нехотя, одними и теми же фразами: "Нет, не видал...", или - "Чего не знаю, того не могу сказать...", либо вовсе отмалчивались.