Лев Овалов - Двадцатые годы

Доехали до оврага, он был полон грязи, внизу бурлила Озерна.

- Может, отпустишь? - искательно попросил Левочкин.

Ознобишин соскочил с грядки, потрепал мерина по лоснящемуся крупу, кивнул своему спутнику, зашагал вниз.

- Ладно, бывай...

Речка разлилась, мутная вода обманчиво кружила на перекатах, он глазами поискал прячущиеся под водой камни, ступил в воду, сразу вымок до щиколоток и пожалел - зачем отпустил Левочкина.

Заглянул по пути в исполком, за дверями молчание, все, должно быть, в разъезде, и заспешил домой.

В галерейке столкнулся с Верой Васильевной. Она всплеснула руками.

- Сейчас же разувайся!

Велела надеть шерстяные носки, дала шлепанцы.

- Сейчас нагрею чаю...

У нее нашлось даже малиновое варенье.

- Почему так долго пропадал?

- Сеял.

- Но ведь не ты же сеял? Петя, тот действительно...

Петя вместе с Филипповичем третий день жил в Дуровке, сеял на хуторе овес.

Слава напился чаю, прикорнул на маминой постели...

Ночью проснулся, и ему показалось, что он все еще в Корсунском, потом сообразил, что он дома, что Корсунское позади, и все равно, куда от него уйдешь?! Третий год оно с ним. С той злосчастной поездки, когда застрелили Алешу Корсунского. Почему он его вспомнил? Потом ездил открывать в Корсунском школу. Дом в сугробах, белый зал, полыхающий камин, бренчанье расстроенного рояля...

Он сделал в Корсунском все, что ему было поручено. Роздал семена, проследил за севом. Но это еще не все: семена, люди, тягло.

Смутно он ощущал, что за эти дни он приобрел что-то и для самого себя.

В комнате натоплено, как зимой, а снег на улице уже сошел, даже под кустами растаяли ледяные корочки. Слава приоткрывает форточку. Сильно пахнет землей, только-только проклюнувшейся травой, набухающими почками.

Наутро Слава идет в исполком. Как всегда, с утра там полно людей. Быстров отчитывает Данилочкина за то, что в Журавце затянулся сев, диктует Дмитрию Фомичу распоряжение сельсоветам взять на учет все косилки и одновременно читает какое-то предписание из уездного исполкома.

Слава останавливается перед Быстровым.

- Ну как? - только и спрашивает тот у Славы.

- Отсеялся, Степан Кузьмич...

Ему хочется рассказать обо всем поподробнее, но Быстров говорит:

- Вот и ладно, а теперь иди, занимайся своими делами.

13

Время шло, сирень отцвела раньше времени, и уже в мае солнце припекало землю так беспощадно, что в парке, даже в тени, потрескались все дорожки.

Лето выдалось жестокое, поля не сулили ничего доброго, редкие, тощие, серые от пыли колосья торчали прямые, как свечечки, не от чего им было клониться, зерна посохли, не успев налиться, рожь перемежалась с лебедой.

То не рожь, а лебеда,

Батя, не омманывай

Пришла, девоньки, беда,

Нетути приданова,

пели девки по вечерам на выгоне.

Свадьбы расстраивались, надежды рушились, Быстров метался по волости.

- Сена, сена накашивайте сколько можно!

Голос его срывался, он багровел и заходился в кашле.

- Жарко? - спрашивал то одного, то другого коммуниста. - А вы о зиме, о зиме думайте, думайте, как скот до будущей весны сохранить!

И волком, и уком то и дело напоминали о предстоящей зиме, до холодов еще ой как далеко, но - готовь сани летом... Слава приезжал то в одну деревню, то в другую, и, выполняя директивы волкома, собирал молодежь - в школу, в избу-читальню, а то так и просто где-нибудь в проулке, - настойчиво втолковывал:

- Заготавливайте корма, ребята, траву: солому, турнепс, надерите веников...

Обязательно кто-нибудь усмехался:

- А веники на что, коров парить?

- Сена не будет, и веники сожрут, - терпеливо объяснял Слава. - С Деникиным покончили, теперь нужно справиться с голодом.

Как марево, наплывали жуткие слухи: в Поволжье голод, порезали всех лошадей, люди мрут...

Тем временем, худо ли, хорошо ли, у всех складывалась и своя семейная жизнь.

Можно ли было считать астаховскую семью семьей Славы и Пети Ознобишиных? Да, можно, покуда был жив Федор Федорович, а теперь ничто не связывало Ознобишиных с Астаховыми. Ни Федора Федоровича, ни Пелагеи Егоровны, которая все-таки доводилась Вере Васильевне свекровью, не было уже на свете, остался один Павел Федорович, но и он уже не тот Астахов, каким был два года назад. Марья Софроновна все больше прибирала его к рукам, теперь уже не существовало астаховской семьи: две и даже три разных семьи жили под одной крышей.

Федосей и Надежда тоже отдельная семья, ели уже не за общим столом, им не доставалось ни мяса, ни масла, хорошо, хватало картошки, наварят чугунок и мнут по утрам с солью.

Дом Астаховых распался.

Однако судьбы дома, ставшего пристанищем Ознобишиным, мало заботили Славу, - да что там дом Астаховых, самозабвенно отдаваясь общественной деятельности, он не замечал даже, как живут его мать и брат. Слава любил Петю, но вот проявить к нему повседневный интерес, вникнуть в его жизнь у Славы не находилось времени.

Однажды, в начале лета, у Славы произошел примечательный разговор с Данилочкиным.

Тот сидел в земотделе и с помощью обыкновенной канцелярской линейки проверял работу приезжего землемера по размежеванию успенских деревень.

Слава забежал в земотдел разжиться бумагой, там хранились старые и лишь наполовину исписанные инвентарные книги.

Увидев Данилочкина, Слава хотел шмыгнуть прочь, Данилочкин скуповат, сам он бумаги не даст, но он задержал Ознобишина:

- Постой-ка, парень! Кто у вас в комитете занимается батраками?

- По какой линии? Политическим просвещением или...

- Вот именно "или". Просвещение само собой, а вот кто охраняет их материальные интересы, следит, чтоб кулаки их не очень эксплуатировали?

- Экправ.

- Чего?

- Экономически-правовой отдел. Саплин у нас заведует экправом.

- И как у него по этой части?

- В общем, кулаки у нас под контролем.

- А не в общем?

- Батраки на учете, хозяева расплачиваются с ними вовремя, если возникает конфликт, тут же обращаются...

- Молодцы!

В тоне, каким высказана была эта похвала, Слава уловил насмешку.

- А что, мы что-нибудь проглядели?

- О том и разговор.

- В Каменке?

- При чем тут Каменка, можно и поближе.

- Где это?

- Да хоть в Успенском или в Дуровке.

- Здесь у нас порядок.

- Ой ли! Ты брата своего часто видишь?

- Не так чтобы часто...

- Про то и разговор, батраков по всей волости выявляешь, а то, что собственного брата в батрака превратили, это тебе не видно?

- Почему в батрака?

- А кто же он, как не батрак? С утра до ночи пашет на вашего Павла Федоровича, а расплатиться с ним тот и не думает.

Такой упрек вроде пощечины, Слава считал, что работа Пети в хозяйстве Астаховых в порядке вещей.

- Но ведь он член семьи?

- Дай срок, попрет Астахов этого члена семьи вместе с твоей матерью напрочь...