Валерий Попов - Стоп-кадр

Вместе со снегом я съехал во двор. Василий Зосимыч и Любовь Гордеевна так и стояли, глядя вверх.

- Вот так... всё ясно? - подражая механику, сказал я.

Руки саднило, лицо одеревенело, по щекам катились едкие слёзы.

Но дело было сделано!

Дальше всё было вообще элементарно!

Ещё до этого люди выходили, заинтересованные, и вот уже собралась среди улицы небольшая толпа.

- Чего это там?

- Да антенны убирают. Кино приехало. Кино будут снимать.

- А чем им антенны-то наши помешали?

- Да говорят, кино-то про довоенное время. Антенн-то тогда ещё не было, понял?

- А-а-а. Ясно. Ну что ж, пойду подготовлю всё, раз такое дело.

А я-то готовился к борьбе, и вдруг оказалось всё так легко!

Уже в полном упоении я переходил из дома в дом и только показывал людям, куда убрать антенны, чтоб их не было видно.

Через каких-нибудь два часа я стоял посреди улицы, смотрел: антенн по всей улице не было.

Всем домам по этой улице обломали, можно сказать, рога!

Потом мы вернулись обратно в киногруппу.

- Готово! - сказал Зиновию механик.

- А как наш юный друг? - спросил Зиновий.

- Этот? Нормальный парень... Хорошо мне помог.

Это ещё вопрос, кто кому помог!

- Ну, поехали, посмотрим, - сказал Зиновий. - Яков Борисыч, поедете смотреть точку?

Зиновий, Яков Борисыч и оператор пошли к автобусу.

- А мне можно? - спросил я.

- Садись, садись! - подтолкнул меня Зиновий.

Мы расселись в автобусе и поехали, но почему-то не на улицу, на которой снимали антенны, а вниз по извилистой дороге, к реке.

Автобус съехал на лёд и покатил посередине. Справа поднимался обрывистый берег.

- Стоп! - сказал вдруг Яков Борисыч.

Автобус остановился, все вылезли, подняли головы. Оператор вытащил камеру, поставил, пригнулся к глазку.

Над обрывом виднелись крыши домов - тех, с которых мы только что сняли антенны. Выше всех казался старенький дом Василия Зосимыча, потому что он стоял к обрыву ближе других. Белый дым вертикально поднимался из труб. Все смотрели вверх, и белый пар струями поднимался между поднятых воротников.

- Ну что ж... годится! - сказал оператор, распрямляясь!

Годится!

Я ликовал. Ведь это я убрал антенны, которые могли всё испортить, именно я, пускай об этом никто почти не знает!

- Так. Где делаем прорубь? - Яков Борисыч вышел вперёд.

- А есть уже прорубь, - неожиданно для себя проговорил я.

Все посмотрели на меня.

- Там, за этим мысом. - Я махнул.

- Поехали, - подумав, сказал Яков Борисыч.

Мы обогнули мыс и подъехали к проруби. Все вылезли снова, оператор вытащил свою камеру, треножник, согнулся, подвигал вделанную в камеру маленькую поперечную ручку.

На обрыве был виден дом Василия Зосимыча и ещё два дома с этой улицы.

В трёх шагах от нас дымилась чёрная прорубь.

- Нормально! - откидываясь, сказал оператор.

- Молодец, мальчик! - Яков Борисыч положил мне руку на плечо.

Мы сели в автобус. Я был горд. Я посмотрел на Зиновия - и он мне дружески подмигнул.

Вернувшись обратно, Яков Борисыч, Зиновий и оператор ушли в комнату совещаться. Я, ожидая их решения, ходил в коридоре. Наконец Зиновий вышел.

- Ну... что? - спросил я.

- С тобой пока неясно... Надо поговорить.

- Так давайте - поговорим!

- Да? - Зиновий посмотрел на меня. - Ну, пошли.

Мы вошли в комнату Якова Борисыча.

- Вот, Яков Борисыч, - сказал Зиновий, - предлагается на роль Стёпы.

Яков Борисыч долго смотрел на меня.

- Ну-ка... подвигайся чуть-чуть, - сказал Яков Борисыч.

- Как?

- Ну, станцуй что-нибудь! - сказал Зиновий.

- Вальс! - закричал я.

- Стоп, стоп! - сказал Яков Борисыч, когда я случайно чуть не сшиб телевизор.

Они с Зиновием пошептались.

- Ну, покажи что-нибудь... какую-нибудь мимическую сценку.

- Мимическую?.. Борьба с удавом!

Я стал показывать.

- Стоп!.. Стоп!.. - закричал Яков Борисыч. - с Удавом ты вообще весь дом нам разнесёшь.

Они ещё пошептались.

- Ну, прочти что-нибудь.

- "Бородино"!

- Не надо! - сразу сказал Яков Борисыч.

Они снова шептались, потом Зиновий взял меня за плечи и вывел в коридор.

- Ну как? - спросил я.

- Понимаешь, - сказал Зиновий, - основная твоя сцена - с лошадьми. Боится он, что ты с лошадьми не справишься!

- Кто?.. Я?!

Не одеваясь, я выскочил во двор, задыхаясь, добежал до конюшни, промчался мимо удивлённого Жукова, взнуздал и вывел из денника породистую Красотку, с перегородки залез на неё, проехал по коридору, ногой открыл обе двери и выехал на мороз.

Два круга я объехал рысью, потом заставил Красотку скакать и резко поднял её у крыльца, на котором - я уже видел - стояли Зиновий и Яков Борисыч.

Яков Борисыч что-то сказал Зиновию и ушёл, хлопнув дверью.

- Молодец... далеко пойдёшь! - сказал Зиновий, кладя руку мне на плечо.

После обеда было собрание - и Яков Борисыч представил меня группе.

- Вот... прошу любить и жаловать... новый исполнитель роли Степана.

- А Чудновский?

- Чудновский отпал, - сказал Зиновий.

Я встал, насмешливо поклонился. Я не хотел показывать, что это такая уж для меня радость - участие в их фильме... Не хотел показывать, но всё-таки, наверное, показал.

Мы вышли из красного уголка с Зиновием.

- Да-а-а, - задумчиво говорил Зиновий, - всё-таки суровая это вещь сцена в проруби!

- В какой... проруби?

- Ну, "в какой", "в какой"!.. Которую ты нам показал!

- А какая там сцена?

- Обычная. Герой бросается в прорубь и тонет.

- А зачем? - Я разволновался.

- Ну, совесть его замучила. Понимаешь?

- А когда мне нужно будет это делать?

- Тебе? А кто сказал, что тебе? Это главный герой! А ты разве главный герой?

"Не я... Но всё равно - зачем?!"

- А нельзя по-другому?

- Как по-другому? - недовольно спросил Зиновий.

- Ну, заменить. Чтоб он не гибнул...

- А на что заменить? На борьбу с удавом? - Зиновий усмехнулся.

- Точно! - обрадовался я.

- Или, может, на "Бородино"? - сказал Зиновий. - Добегает до проруби, читает с выражением "Бородино" - и идёт обратно!

- Хорошо бы! - сказал я.

- Нет уж! - сказал Зиновий. - Будем снимать так, как в сценарии написано. Ты ведь и понятия-то ещё о жизни не имеешь! Понятия не имеешь о человеческих переживаниях!

- Имею! - вдруг сказал я. - Однажды, летом ещё... смотрел я на улицу из окна. Вдруг - скрип! - "Москвич" резко останавливается, тормозит. Из него выскакивает водитель и двумя ударами - бац, бац! - того человека, который перед капотом "Москвича" оказался. Тот упал, а этот сел, дверцу захлопнул и уехал! А тот - поднялся так медленно и долго-долго пиджак отряхивал, глаз не поднимал. Боялся, что увидели все, как избили его.

- Так, - сказал Зиновий.

- А летом тоже... в Петергофе... садится в автобус девушка, очень некрасивая, с отцом. И думает, что все думают про неё: что все, мол, гуляют, кто с кем, а она - с отцом! И вот посидела она так неподвижно, потом вдруг достаёт - со вздохом - шоколадку, выдвигает из обёртки. Мол, если всё так плохо, хоть шоколаду поем.