Николай Каронин-Петропавловский - В лесу

Раздумывая все это, я не замѣтилъ, какъ подъѣхалъ къ мѣсту. Лошадь моя поднялась на увалъ, и передо мной внезапно выросла болотная заросль; здѣсь и было начало обширной топи. Я направилъ лошадь въ самую середину. Дорожекъ не было, приходилось пробираться цѣликомъ, по кочкамъ и кустамъ. Страшная тишина царила въ лѣсу. Не слышно было ни пѣнія птицъ, ни другого какого звука; все живое, вѣроятно, избѣгало этого мрачнаго мѣста. Но за то слышалось безпрерывное гудѣнье отъ пѣнія мошекъ и комаровъ, которые тучами носились въ спертомъ воздухѣ.

Я проѣхалъ съ полверсты отъ опушики въ глубь и остановился, дальше безумно было ѣхать. Лошадь то и дѣло стала проваливаться по брюхо въ жидкую грязь, и я съ трудомъ держался на сѣдлѣ. Принужденный спуститься на землю, я привязалъ лошадь къ дереву и принялся пѣшкомъ изслѣдовать странное явленіе, поражавшее воображеніе мѣстныхъ жителей. Подъ моими ногами дѣйствительно была бездонная топь, прикрытая тонкою корой земли. Эта-то кора и поддерживала еще растущій здѣсь лѣсъ. Но уже повсюду видны были слѣды того, какая судьба ожидаетъ всѣ эти толстые стволы березъ; было даже ясно, какъ они погибнутъ. Нѣкоторыя, самыя тяжелыя деревья на сажень уже погружены были въ жидкую почву. удерживаясь на поверхности только своими вѣтвями, цѣплявшимися за вѣтви сосѣднихъ деревьевъ, медленно утопая, они, казалось, хватались за своихъ сосѣдей. Другія деревья были уже на половину поваленыя лишенныя корней, сгнившихъ въ жидкой массѣ. Третьи, наконецъ, совсѣмъ уже лежали мертвыми на землѣ и быстро разлагались, смѣшиваясь съ болотною массой. Недалеко время, когда весь этотъ зеленый мохъ сгніетъ и потонетъ въ вонючей грязи.

Какъ произошло это странное болото на верху увала и почему до сихъ поръ здѣсь стоятъ еще густые ряды молодыхъ побѣговъ, я почти объяснилъ себѣ. Вся мѣстность представляетъ громадную котловину, въ которой застаивается вода. Раньше котловина имѣла стоки для водъ, и почва оставалась только сырою. Но современемъ стѣнки котловины отъ неизвѣстной причины перестали пропускать наружу лишнюю влагу, произошла закупорка всѣхъ путей, сквозь которые вода просачивалась, и котловина быстро стала превращаться въ топь. Лѣсъ продолжалъ стоять на своемъ мѣстѣ, но почва подъ нимъ дѣлалась все тоньше и тоньше, и тяжелыя деревья по одному стали тонуть въ грязное озеро. И немного уже осталось крупныхъ породъ. Только нѣкоторые великаны еще стоятъ твердо, удерживаясь своими далеко протянувшимися корнями, да молодыя поколѣнія, не требующія много почвы, продолжаютъ безпечно рости густыми рядами.

Простой дренажъ могъ бы спасти эту мѣстность, но кто возьметъ на себя такую заботу?

Едва-ли часъ я пробылъ здѣсь. Дальше оставаться не было силъ. Облака мошекъ и комаровъ облѣпили мнѣ лицо, залѣзли въ уши, въ носъ, въ ротъ, и я сталъ выбиваться изъ силъ. У меня звенѣло въ ушахъ, и немудрено, если здѣсь слышатъ стоны и вопли. Смрадный воздухъ душилъ меня. Подъ моими ногами кочки погружались въ глубь, а на поверхность, при каждомъ шагѣ, всплывали съ бурчаніемъ радужные пузыри, наполненные затхлыми газами. Я еле добрался до лошади, которая также обезумѣла въ борьбѣ съ облѣпившими ее насѣкомыми. Когда я выѣхалъ на чистый воздухъ и снова на опушкѣ увидалъ яркій солнечный свѣтъ, мнѣ показалось, что я вылѣзъ изъ подземелья.

Вѣтерокъ, дувшій на открытомъ мѣстѣ, разогналъ послѣдніе остатки проклятыхъ мучителей, и мы съ конемъ успокоились.

Но этотъ памятный день не кончился такъ благополучно; худшее и неожиданное ожидало меня еще впереди.

Спустившись съ увала на луга, я шагомъ пустилъ лошадь и отыскивалъ глазами на берегу рѣки, извивавшейся впереди, удобное мѣсто для купанья. Скоро я проѣхалъ весь лугъ и очутился опять на томъ мѣстѣ, гдѣ меня оставилъ Колотушкинъ и съ котораго я видѣлъ, какъ онъ полѣзъ за раками въ воду. Бросивъ взглядъ на берегъ, я замѣтилъ дымокъ, поднимавшійся изъ костра, надъ нимъ котелокъ, повѣшенный на таловымъ прутѣ, и возлѣ — спавшаго Колотушкина. Но меня удивила неестественная поза бродяги. Онъ лежалъ такъ, какъ лежатъ молящіеся въ церкви: поджавъ подъ себя ноги, съ разставленными руками, онъ уткнулся лбомъ въ землю, по направленію къ костру.

Я крикнулъ его по имени, но онъ не слыхалъ такъ далеко.

Тогда я свернулъ съ дороги и направился къ берегу. Подъѣзжая къ костру, я еще разъ крикнулъ:

— Колотушкинъ! ты спишь?

Бродяга молчалъ.

Я совсѣмъ близко подъѣхалъ, слѣзъ съ лошади, подошелъ къ нему, притронулся рукой до его спины и хотѣлъ разбудить его, но тѣло его уже застыло. Съ правой стороны его затылка запеклась кровь, окрасившая и всю шею черною нассой. Нѣсколько минутъ я не могъ двинуться съ мѣста и тупо осматривался по сторонамъ.

Костеръ слабо курился. Надъ нимъ на прутѣ висѣлъ котелокъ съ варенымъ картофелемъ. Тутъ же неподалеку на травѣ кучкой лежали красные, сварившіеся раки, а подлѣ нихъ лежала развернутая тряпочка съ солью. Совсѣмъ бѣдняга приготовился пообѣдать. Но въ это мгновеніе изъ-за дальняго куста, сквозь вѣтки, протянулась чья-то твердая рука съ винтовкой, прицѣлилась и прекратила всѣ желанія стараго бродяги. Какъ жилъ онъ по-заячьи, такъ и умеръ по-заячьи, неожиданно и безслѣдно.

Еще не зная, что я буду дѣлать, я вскочилъ на лошадь и поскакалъ въ ближайшую деревню. Тамъ я поднялъ на ноги всѣхъ, кто только ни былъ въ полѣ. Но большая часть мужиковъ равнодушно и подозрительно выслушала мой разсказъ, и никто изъ нихъ не пожелалъ пойти на мѣсто. Отыскали только сотскаго. Въ толпѣ, собравшейся возлѣ меня, раздавались вялые вопросы и отвѣты: «Какой Колотушкинъ? Бродяга!.. Нищій!… Вишь раковъ ловилъ… Не нашелъ больше мѣста-то!… Мало ли ихняго брата, жулябія, таскается тутъ!… Картошку, слышь, варилъ!… Сотскій! Ступай, ставь караулъ! Держи, робята, теперь карманы! Сотни три вылетитъ! Это ужь какъ есть!… Экъ его окаянный дернулъ въ ето мѣсто раковъ-то ловить!»

Я слушалъ все это, и волненіе, вызванное кровавымъ происшествіемъ, понемногу улеглось во мнѣ. Равнодушіе толпы было такъ полно, что перешло и на меня. «А въ самомъ дѣлѣ, - думалъ я, — зачѣмъ я-то кипячусь?»

Когда караулъ былъ варяженъ, я отправился домой въ городъ, да нельзя утомленный впечатлѣніями дня.

По пріѣздѣ въ городъ, въ первыя минуты негодованія я хотѣлъ донести на того крестьянина, у котораго обрѣзали жулики хвосты лошадямъ; я былъ увѣренъ, что онъ застрѣлилъ Колотушкина, но день ото дня я откладывалъ дѣло, пока отъ моей рѣшимости не осталось и слѣда.

И хорошо, что я не сдѣлалъ этого. Зачѣмъ бы я погубилъ мужика? Если даже и дѣйствительно онъ застрѣлилъ Колотушкина, то сдѣлалъ это съ такою слѣпою и неумолимою необходимостью, какъ онъ убилъ бы встрѣтившагося волка. Это поступокъ неразумнаго существа, слѣпое дѣло. Темно здѣсь кругомъ. Посторонняя сила толкнула два враждебные класса въ одно мѣсто, и они слѣпо истребляютъ другъ друга, какъ ненавистные другъ другу звѣри, посаженные въ одну клѣтку.