Николай Каронин-Петропавловский - В лесу
- Название:В лесу
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Николай Каронин-Петропавловский - В лесу краткое содержание
КАРОНИН, С., псевдоним, настоящее имя и фамилия Петропавловский Николай Елпидифорович, известен как Н. Е. Каронин-Петропавловский — прозаик. Родился в семье священника, первые годы жизни провел в деревне. В 1866 г. закончил духовное училище и поступил в Самарскую семинарию. В 1871 г. К. был лишен казенного содержания за непочтительное отношение к начальству и осенью подал заявление о выходе из семинарии. Он стал усердно готовиться к поступлению в классическую гимназию и осенью 1872 г. успешно выдержал экзамен в 6-й класс. Однако учеба в гимназии разочаровала К., он стал пропускать уроки и был отчислен. Увлекшись идеями революционного народничества, летом 1874 г. К. принял участие в «хождении в народ». В августе 1874 г. был арестован по «делу 193-х о революционной пропаганде в империи» и помещен в саратовскую тюрьму. В декабре этого же года его перемещают в Петропавловскую крепость в Петербурге. В каземате К. настойчиво занимается самообразованием. После освобождения (1878) К. живет в Петербурге, перебиваясь случайными заработками. Он продолжает революционную деятельность, за что в феврале 1879 г. вновь был заточен в Петропавловскую крепость.
Точных сведений о начале литературной деятельности К. нет. Первые публикации — рассказ «Безгласный» под псевдонимом С. Каронин (Отечественные записки.- 1879.- № 12) и повесть «Подрезанные крылья» (Слово.- 1880.- № 4–6).
В 1889 г. К. переехал на местожительство в Саратов, где и умер после тяжелой болезни (туберкулез горла). Его похороны превратились в массовую демонстрацию.
В лесу - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Не успѣла эта мысль ясно выразиться во мнѣ, какъ во мнѣ явилась рѣшимость покончить съ глупымъ положеніемъ; я моментально выпрыгнулъ изъ телѣги и выхватилъ изъ кармана игрушечный «лефоше». Лошадь остановилась. Мой противникъ также соскочилъ съ телѣги и мрачно смотрѣлъ на револьверъ. Мы стояли другъ передъ другомъ. Но теперь уже превосходство было на моей сторонѣ, и мнѣ стало смѣшно.
— Послушайте… я знаю, что вы недоброе затѣяли противъ меня. Но я не боюсь васъ. Что я дѣйствительно ни боюсь васъ — смотрите вотъ!… И съ этими словами я швырнулъ въ кусты револьверъ. — А теперь скажите, за что вы ненавидите меня? Я знаю, зачѣмъ вы завезли меня сюда — не отказывайтесь, но чѣмъ я провинился?
Крестьянинъ былъ сильно взволнованъ, онъ не сводилъ съ меня мрачнаго взгляда, но я замѣтилъ, какая нерѣшительность вдругъ овладѣла имъ; видимо, онъ недоумѣвалъ, что дѣлать и что сказать. За другимъ крестьяниномъ, моимъ извозчикомъ, мнѣ некогда было наблюдать, но, какъ казалось, онъ былъ въ сильнѣйшемъ перепугѣ и все старался, насколько я помню, напялить шапку до самыхъ плечъ. Бѣдняга съ минуты на минуту ожидалъ, что вотъ мы бросимся другъ на друга.
— За что вы ненавидите меня? — повторилъ я.
— Уходи отъ насъ… Нечего тебѣ дѣлать здѣсь! — проговорилъ, наконецъ, мрачно крестьянинъ.
— Я не самъ пріѣхалъ къ вамъ, а посланъ охранять вашъ лѣсъ. Какъ же я уйду?
— А если не можешь уйти, такъ не мути насъ! — съ еще большею злобой возразилъ мужикъ.
— Какъ же я могу мутить васъ?
— Запрещаешь рубить дрова!.. хватаешь по базарамъ!… отымаешь топоры!… берешь деньги за наши же дрова!… Смутьянишь!… Штрахи взыскиваешь!…- говорилъ мужикъ и, высчитывая мои преступленія, отчеканивалъ каждое слово.
Мнѣ вдругъ сдѣлалось такъ обидно, больно, что я забылъ и объ опасности. Недоразумѣніе было столь подло, что кого угодно могло привести въ отчаяніе. Какъ мнѣ убѣдить этого и другихъ крестьянъ, что запрещаю я портить лѣса не изъ-за своихъ выгодъ, что преслѣдую порубки не ради вымогательства, что плату за билеты и штрафы кладу не въ свой карманъ? Я смотрѣлъ на этого, по недоразумѣнію озлобленнаго человѣка и нѣсколько минутъ не могъ слова выговорить.
А онъ продолжалъ:
— Вотъ мы и задумали… чтобы ты уѣхалъ. Ей-ей, худо тебѣ будетъ, ежели не уѣдешь! Больно озлившись наши мужики супротивъ тебя!
Крестьянинъ говорилъ грубо и не считалъ нужнымъ церемониться, но меня возмутилъ не тонъ его, а смыслъ.
— Если бы я имѣлъ дѣло съ умными людьми, а не съ дураками, меня бы тогда поняли… Развѣ, запрещая вамъ безобразничать въ вашихъ лѣсахъ, я для своей пользы стараюсь? Развѣ вы подумали когда-нибудь, что нужно беречь этотъ Божій даръ, а не топтать его ногами? Пойдемъ со мной! — вскричалъ я, схватилъ за руку изумленнаго мужика и потащилъ его къ тому мѣсту, откуда видны были обезображенные лѣса.
Я тащилъ за руку сопротивляющагося мужика и запальчиво объяснялъ ему, почему я преслѣдую порубки и какія послѣдствія можно ожидать отъ истребленія лѣса. Черезъ нѣсколько минутъ мы очутились на опушкѣ заросли, и передъ нами развернулась картина опустошенія во всемъ своемъ безобразіи. На обширномъ пространствѣ, куда только хваталъ взоръ, виднѣлись груды валежника и гніющихъ деревъ, откосы овраговъ были изрыты весенними водами и, лишенные растительности, обнаженные, выглядѣли подобно бокамъ падшей и ободранной скотины. Чахлыя березки низкорослый осинникъ, толстыя и кривыя сосенки заживо были обречены на валежникъ. Только кое-гдѣ, на огромныхъ разстояніяхъ другъ отъ друга, возвышались отдѣльные стволы березъ, какъ одинокіе свидѣтели безумнаго истребленія, которое недавно здѣсь совершилось. Только огонь могъ очистить это безобразное мѣсто.
— Бога вы не боитесь, если творите такія дѣла! — сказалъ я. — Лучше бы вамъ зажечь съ четырехъ концовъ свои лѣса и спалить ихъ дочиста.
— Это куштумскій лѣсъ… куштумскіе мужики тутъ нагадили! — съ замѣшательствомъ возразилъ крестьянинъ.
— Да развѣ вы всѣ не то же дѣлаете?
— Мало-ли есть, которые гадятъ… — возразилъ слабо крестьянинъ.
Я видѣлъ, что мои слова произвели впечатлѣніе. Роли наши перемѣнились, вмѣсто того, чтобы нападать, крестьянинъ теперь защищался.
Торопясь воспользоваться побѣдой, я продолжалъ объяснять все невѣжество человѣка, уничтожающаго лѣсъ… При этомъ мы незамѣтно возвратились къ телѣгѣ, гдѣ возница мой, нѣсколько приподнявъ шапку, робко прислушивался къ нашему спору.
Я, между прочимъ, говорилъ:
— Я знаю, что вы меня хотѣли убить… не отказывайтесь — я все знаю! Но не боюсь васъ, потому что ничего худого не сдѣлалъ вамъ. Вы озлобились на меня за штрафы и взысканія, но этимъ я только и могу защитить ваши лѣса отъ васъ же самихъ. Сами своего добра вы не жалѣете, не жалѣете дѣтей, у которыхъ послѣ вашего хозяйства ничего не останется, не боитесь Бога, надъ даровъ котораго вы надругаетесь, не жалѣете и себя. Здѣсь прежде было привольны, а теперь здѣсь будто непріятель прошелъ съ огнемъ и мечемъ. Ничему вы не учитесь и ничего не бережете. Если бы пустить сюда нѣмца, онъ это мѣсто превратилъ бы въ садъ, а вы сдѣлали изъ него пустыню. Гдѣ еще недавно были дремучіе лѣса, тамъ теперь вонючія болота; гдѣ были луга, тамъ теперь выжженныя солнцемъ плѣшины… Вы не хозяева, а разбойники!
— Эка что сказалъ! Постой, погоди, господинъ! — перебилъ меня съ волненіемъ крестьянинъ, но я, не слушая его продолжалъ.
— Лѣтъ черезъ пятнадцать вы все разграбите. Земля ваша перестанетъ кормить васъ, рѣки обмелѣютъ, луга засохнутъ. Ободранные кусты, если вы и ихъ не успѣете срубить, не будутъ доставлять вамъ дровъ. Разгнѣванное солнце будетъ сжигать ваши посѣвы, и земля потрескается отъ жгучихъ лучей его, ничѣмъ не прикрытая. Тучи будутъ ходить по небу, но онѣ пройдутъ мимо васъ… Среди лѣта у васъ будетъ идти снѣгъ, посреди зимы вдругъ польетъ дождь. Озера и рѣки ваши, берега которыхъ вы разграбили, на половину пересохнутъ, а вешнія воды смоютъ послѣдній остатокъ чернозема, и земля ваша обратиться въ пустыню. Вотъ ваше хозяйство. Вы ничему не учились среди богатства, а только грабили его, и дѣтямъ вы не оставите ничего, кромѣ голаго скелета. Проклинать будутъ они васъ. Потому что вы не хозяева, а наемники, не крестьяне, а разбойники. Вы грабите землю, на которой живете… А теперь затѣяли убить меня за то, что я не позволяю вамъ издѣваться надъ природой!
Я былъ сильно возбужденъ, когда говорилъ это, но мой противникъ положительно не находилъ мѣста отъ волненія. Онъ былъ въ сильнѣйшемъ замѣшательствѣ и, по мѣрѣ того какъ я говорилъ, жестокое лицо его смягчалось, въ глазахъ показалась грусть, и вся фигура его выражала воплощенную растерянность.
— Постой, господинъ, подожди! — нѣсколько разъ перебивалъ онъ меня.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: