Екатерина Краснова - Шарманщик

— Этого ещё не доставало! — трагически воскликнула её превосходительство из другой комнаты. — Ты с ума сошла, Верочка! Битый час этот негодяй раздирает мне слух своей шарманкою, а ты ещё его поощряешь!

— Да я затем, чтобы он поскорее ушёл, мамаша!

— Прекрасное средство, нечего сказать! — и мамаша с негодованием сама поспешила к форточке, и, угрожая одновременно головою и рукою, потрясавшею носовым платком, энергично закричала на улицу. — К-ш! Убирайся! Не надо, не надо!

Но ничто не помогало, и шарманщик только удваивал своё рвение, к великому негодованию барыни.

Она гневно захлопнула форточку и удалилась в свои апартаменты.

— Корней!

— Чего изволите, ваше превосходительство?

— Ступай сию минуту, скажи этому разбойнику, чтобы он убирался.

— Кому-с?

— Шарманщику!

— Да я посылал давеча Григория, ваше превосходительство, так он не уходит-с.

— Ступай сам. Скажи, чтобы он убирался сию минуту! Это ни на что не похоже — каждый день сюда таскается вот уже целый месяц.

— Шестую неделю-с.

— Скажи, что я его в полицию отправлю!

— Да он по нашему не понимает, ваше превосходительство. Должно, венгерец или итальянец какой: и борода у его кустастая, и цвету как бы не здешнего-с.

— Гони его в шею! Слышишь!?

— Слушаюсь-с. Только осмелюсь доложить…

— Ах, ты, Господи, наказание! Что я тебе говорю? Пошёл.

— Я только к тому, ваше превосходительство, что барышня Вера Петровна-с оченно их приваживают, энтих шарманщиков. Потому и отогнать никак невозможно. Можно сказать, немало целковых перекидали-с. Поминутно в лавочку ходишь, энти самые деньги менять…

В соседней комнате хлопнула форточка, и целый свёрток мелочи полетел на мостовую.

— Верочка, да ты, ей-Богу, с ума сошла! — воскликнула мамаша вне себя.

— Барыня барышне говорят, что ты, мол, рехнулась; оно и точно, что, пожалуй, справедливо, — сообщал Корней в кухне.

— Рехнулись и есть; всё с эстой тоски с любовной, от размышлениев, — проговорила Матрёна, вздыхая.

— Уж вы тоже, Матрёна Фёдоровна! Я чай, она и думать забыла про свою, про эту любовь, — презрительно заметила кухарка. — Теперь дело на свадьбу пошло…

Это было справедливо. Ещё в октябре Верочка и слышать не хотела про барона; но не прошло и месяца, как она весьма спокойно и развязно объявила мамаше, что согласна исполнить её желание и выйти замуж, с тем непременным условием, что свадьба будет отложена до весны, и что до самой свадьбы мамаша обещает не объявлять её невестой официально, чтобы этого никто не знал. Мамаша торжествовала, но торжество её несколько омрачалось условиями, поставленными дочкой, и тем обстоятельством, что, сделавшись невестой, Верочка продолжала обращаться с бароном как с посторонним.

В тот единственный раз, когда он осмелился поцеловать у неё руку, невеста стремительно побежала в свою комнату и вымыла эту руку как можно старательнее. Как хотите, это было странно!

Верочка утверждала, что приличия не позволяют благовоспитанной барышне допускать какие бы то ни было фамильярности со стороны жениха, особенно, задолго до свадьбы.

— К тому же, мамаша, вы знаете, как я застенчива! — прибавила она.

Мамаша прежде этого никогда не замечала; но если так… Что прикажете на это отвечать? Оставалось утешиться приданым и совершенно зарыться в простыни и салфетки.

Кто пришёл в негодование, узнавши о предстоящем событии, так это Жорж.

— О женщины, женщины! Ёще и башмаков не износили! [2] Неточная цитата из У. Шекспир «Гамлет» в переводе Н. А. Полевого. Прим. ред. — воскликнул он, возмутившись и припоминая, что где-то слышал какое-то такое выражение, применённое в каком-то таком случае, — ну, словом, вроде этого.

— Верочка, а я ведь ей-Богу верил, что ты влюблена в Ртищева! — укоризненно сказал он сестре, оставшись с ней вдвоём. — Уж если не за Ртищева, так выходила бы лучше за этого болвана Кривцова: он же так за тобой ухаживает!

В ответ на это братское увещание, Верочка заплакала горькими слезами.

— Душка, не плачь! Плюнь ты на мамашу! Пускай она сама выходит за своего барона, если он ей так нравится.

— Да ведь она уж за-а-мужем, Жорж, за па-па-шей.

— Ну, так я его отколочу, и дело с концом, и не нужно никакой свадьбы… Не плачь, не плачь, Верочка!

Верочка не только перестала плакать, но вдруг даже развеселилась и начала смеяться сквозь слёзы.

— А давно ты его видел, Жорж?

— Кого? Поля? — Третьего дня.

— А как же мамаша запретила тебе к нему ходить? — и она принялась хохотать до упаду.

— Успокойся ты, ради Бога! Что это с тобой!? — с беспокойством проговорил Жорж, совершенно сбитый с толку.

— А что он тебе говорил?

— Кто? Поль? Да ничего особенного.

— Ничего особенного?

— Конечно, ничего. Чему ты так смеёшься? Вера, выпей воды! Честное слово, выпей!

«Не сошла ли она с ума? — мысленно прибавил ошеломлённый Жорж, выходя из комнаты. — Вот поди, разбери их, этих женщин!»

Он махнул рукой и решился отправиться во французский театр, благо вечер был субботний, и время — свободное. По крайней мере, развлечение! Потом выспаться, и завтра всё ясней будет. Но вышло не так, как он предполагал…

Во-первых, вместо того, чтобы сидеть в партере Михайловского театра и скромно созерцать добропорядочную пьесу, он переоделся в штатское платье и украсил своим присутствием Картавовский храм искусства, в котором звонили на этот раз «Корневильские колокола» [3] оперетта композитора Робера Планкетта, 1877 . А во-вторых, встретил там «взрослого» друга, обладателя собственных саней; и так как обратный путь лежал им как раз мимо Бореля, которому они оба уж и без того были много должны, то и оказалось, что мамашин любимец очутился у родительского подъезда очень поздно. При этом шляпа сидела у него совсем на затылке, в голове было немножко странно, и он не очень хорошо отличал правую руку от левой, так что даже нисколько не удивился тому, что швейцарская была ярко освещена в этот поздний час, и там стоял сам толстый Корней, в обществе дворника и околоточного.

— Э, Корней! Как ты поживаешь? — приветствовал его молодой барин из-за густого дыма крепкой сигары, от которой ему было ужас как тошно.

— Беда, Юрий Петрович! Беда у нас стряслась! — отвечал Корней, совсем невпопад.

— Что-о ты, ей-Богу? — с любопытством осведомился юный Жорж, подпирая руки в бока, чтобы стоять покрепче.

— Барышня-то наша! И вот случись же такая напасть!..

— Ну, что ты там болтаешь!?

— Чего мне болтать, своими глазами видел! Опять же и околоточный и дворник… Сами извольте спросить — вот они стоят.

— Да что мне у околоточного спрашивать!? Вот, очень нужно!