Николай Лейкин - Где апельсины зреют

— Николай Иванычъ, ты все-таки постарайся отвернуть свой кинжалъ и вынуть изъ палки, замѣтила мужу Глафира Семеновна.

— Зачѣмъ?

— Да кто ихъ знаетъ! Можетъ быть эти черти бандиты. Видишь, они не отстаютъ отъ насъ, а мы скоро въѣдемъ въ пустынныя мѣста. Вынь кинжалъ.

— Ну, вотъ… насъ съ кучеромъ и кондукторомъ одиннадцать человѣкъ.

— А ихъ больше. Право, я боюсь.

— Господа! Да скоро-ли-же привалъ будетъ! Ѣдемъ, ѣдемъ и ни у какого ресторана не остановились! воскликнулъ Граблинъ. — Я ѣсть хочу.

— Да ни одного хорошаго ресторана еще не попалось, отвѣчалъ Перехватовъ. — Говорятъ, хорошій ресторанъ у станціи канатной желѣзной дороги. Вонъ она чуть-чуть на горѣ виднѣется.

— И до тѣхъ поръ все ждать? Не желаю я ждать.

— Хотите въ шарабанѣ закусить? предложила Глафира Семеновна. — Съ нами и коньясъ, и красное вино, и бутерброды.

— Само собой, хочу. Эти англійскіе мореплаватели не дали мнѣ давеча выпить даже чашку кофею.

Глафира Семеновна достала корзинку съ провіантомъ и начался въ шарабанѣ легкій завтракъ, передъ которымъ, однако, мужчины въ одинъ моментъ до половины выпили бутылку коньяку и окончили-бы ее до дна, но Глафира Семеновна сказала:

— Господа, да предложите вы англичанамъ-то выпить. Неучтиво не предложить… Ѣдемъ вмѣстѣ…

— Мусью! Вулеву тринкенъ? протянулъ Конуринъ пожилому англичанину серебряный стаканчикъ и бутылку.

Англичане не отказались, выпили и въ свою очередь достали корзинку съ провизіей, гдѣ у нихъ былъ джинъ и портвейнъ, и предложили русской компаніи. Выпили и русскіе. Англичанка предлагала всѣмъ тартинки съ мясомъ, протянула тартинку и Граблину.

— Съ бараньимъ сѣдломъ, да пожалуй еще съ бабковой мазью. Нонъ… мерси… замахалъ руками Граблинъ, отшатнувшись отъ нея. — Вишь, съ чѣмъ подъѣхала! Тринкенъ — вуй, а баранье сѣдло — ахъ оставьте.

Завязался разговоръ между русской компаніей и англичанами. Хотя англичане говорили по англійски, а русскіе по русски, но съ прибавленіемъ пантомимъ кой-какъ понимали другъ друга. Пожилой англичанинъ съ любопытствомъ разсматривалъ серебряный стаканчикъ съ чернью и просилъ у Николая Ивановича продать ему этотъ стаканчикъ или промѣнять на дорожный карманный приборъ, состоящій изъ вилки, ножика, штопора и ложки. Англичанка подносила всѣмъ портвейнъ изъ хрустальной рюмки. Конуринъ взялъ отъ нея рюмку и, сбираясь проглотить ея содержимое, крикнулъ:

— Вивъ англичанъ!

— Зачѣмъ? Съ какой стати? Очень нужно! Ну, ихъ къ чорту! дернулъ его за рукавъ Граблинъ и пролилъ портвейнъ. — Англичане самое пронзительное сословіе, а вы за ихъ здоровье…

— Да вѣдь тутъ русское радушіе… началъ было Конуринъ, принимая отъ англичанки другую рюмку.

— Брось, плюнь… Вонъ она тебя еще чернымъ пудингомъ дошкуривать хочетъ. Что такое? Мнѣ предлагаетъ? Нѣтъ, мерси, мадамъ. Мнѣ этотъ черный пудингъ-то и въ гостинницѣ за три дня надоѣлъ! опять замахалъ руками Траблинъ и прибавилъ:- Ѣшь, мадамъ, сама, коли такъ вкусно.

Вино разгорячило путешественниковъ. Въ шарабанѣ дѣлалось все шумнѣе и шумнѣе. Пригородъ Неаполя съ фруктовыми садами и виноградниками остался внизу, экипажъ взобрался уже на большую крутизну, съ которой открывался великолѣпный видъ на Неаполь, на его окрестности, на море и на острова Неаполитанскаго залива.

— Соренто… Капри… Искія… указывалъ кондукторъ на очертанія ихъ въ морѣ.

Ѣхали въ это время по совершенно безплодной мѣстности, покрытой бурой застывшей лавой. Ни куста, ни травы, ни птицы, ни даже какого-либо летающаго насѣкомаго не было видно вокругъ. Воздухъ, пропитанный сѣрой, сдѣлался удушливъ. Толпа проводниковъ, сопровождавшихъ экипажъ, исчезла и только двое изъ нихъ, особенно назойливыхъ, шли около колесъ, поднимали съ дороги куски лавы и совали ихъ путешественникамъ.

Николай Ивановичъ взглянулъ на часы. Былъ двѣнадцатый часъ. Поднимались въ гору уже около трехъ часовъ, а все еще Везувій былъ далеко. Солнце такъ и пекло. Мули, запряженные въ экипажъ, взмылились, потъ съ нихъ такъ и стекалъ, капая съ животовъ, и кучеръ просилъ остановиться и сдѣлать муламъ отдыхъ. На одной изъ террасъ остановились. Англичане тотчасъ-же вынули свои бинокли и начали разсматривать виды на море и на Везувій. Конуринъ попросилъ у одного изъ англичанъ бинокля и тоже взглянулъ на Везувій.

— Ничего нѣтъ страшнаго, сказалъ онъ.- Ѣхалъ я сюда, такъ сердце-то у меня дрожало, какъ овечій хвостъ, а теперь я вижу, что все это зря. Признаюсь, эту самую огнедышащую гору я себѣ совсѣмъ иначе воображалъ, думалъ, что тутъ и не вѣдь какое пламя и дымъ и головешки летятъ, а это такъ себѣ, на манеръ пожара въ каменномъ домѣ: дымъ валитъ, а огня не видно.

— Погоди храбриться-то, вѣдь еще не подъѣхали къ самому-то пункту, отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

— И я совсѣмъ иначе воображалъ, прибавилъ Граблинъ. — Говорили, что теперь на Везувій проѣзжая дорога, на каждомъ шагу рестораны, а тутъ пустыня какая-то.

— А вонъ должно быть вдали ресторанъ стоитъ.

Дѣйствительно на буросѣромъ грунтѣ виднѣлось бѣлое каменное зданіе.

— Такъ что-жъ мы на пустынномъ-то мѣстѣ остановились! воскликнулъ Граблинъ. — Намъ-бы ужъ около него привалъ сдѣлать. Кучеръ! Коше! Ресторанъ… Вали въ ресторанъ… указывалъ онъ на зданіе. — Выпить смерть хочется, а мы и свои, и англійскіе запасы всѣ уничтожили.

— Вольно-же вамъ было съ одного на каменку поддавать, сказала Глафира Семеновна. — Сельтерской воды бутылочка, впрочемъ, есть. Хотите?

— Что-же мнѣ водой-то накачиваться! Я уже теперь на хмельную сырость перешелъ. Коше! Ресторанъ… Скорѣй ресторанъ. На чай получишь. Да переведи-же ему, Рафаэль, чтобъ онъ ѣхалъ!

— Видишь, животины измучились. Дай имъ вздохнуть. Хуже будетъ, какъ на дорогѣ упадутъ.

Сдѣлавъ отдыхъ, стали взбираться выше. Бѣлое зданіе становилось все ближе и ближе, вотъ уже экипажъ и около него.

— Стой, стой, кучеръ! кричалъ Граблинъ, хватая кучера за плечо. — Ребята! Выходите. Наконецъ-то пріѣхали къ живительному источнику.

— Погоди, постой радоваться. Это вовсе не ресторанъ, а обсерваторія, отвѣчалъ Перехватовъ.

— Какъ обсерваторія? Что ты врешь!

— Да вотъ надпись на домѣ. Читай.

— Какъ я могу читать, ежели не по нашему написано! Впрочемъ, obser…. Обсерваторія и есть. Да можетъ быть это такъ ресторанъ называется? Выйди изъ экипажа и спроси, нельзя-ли тутъ выпить коньячишку или хоть краснаго вина.

— Да нѣтъ-же, нѣтъ, это настоящая обсерваторія для наблюденія надъ небесными планетами и звѣздами.

— Тьфу ты пропасть! Подъѣзжалъ, радовался — и вотъ какое происшествіе! Да ты толкнись на обсерваторію-то… Можетъ быть и на обсерваторіи выпить дадутъ.

— Какая-же выпивка на обсерваторіи!