Николай Лейкин - В родном углу

— Надо черезъ полицію получать… Прямо ребромъ ставить вопросъ, Сергѣй Владимірычъ, — замѣтилъ докторъ.

— Ахъ, пробовали! Напишешь бумагу въ станъ, поѣдутъ, выпьютъ, закусятъ и уѣдутъ ни съ чѣмъ.

Родимцевъ махнулъ рукой.

Сухумовъ слушалъ и, наконецъ, сказалъ:

— А въ самомъ дѣлѣ… Вѣдь вотъ я не знаю… Не въ недоимкѣ-ли и я у васъ состою?

— И даже в ъбольшой, — отвѣчалъ Родимцевъ. — Я недавно пересматривалъ списки.

— Странно… Отчего-же мой управляющій не платилъ? — удивился Сухумовъ и покраснѣлъ.

— А кто-жъ его знаетъ! Онъ ученикъ вашей покойницы бабушки, а та посылала иногда въ казначейство, когда ей вздумается, грошевую уплату, а полицію съ окладными листами и совсѣмъ къ себѣ на дворъ не пускала. Простите, но старушка была съ характерцемъ.

— Не зналъ я, не зналъ этого… — бормоталъ Сухумовъ, еще болѣе краснѣя. — Постараюсь на дняхъ вамъ все внести, что съ меня слѣдуетъ. Я поговорю съ управляющимъ и прикажу ему.

— Вотъ намъ и есть на поправку амбулаторіи! — радостно воскликнулъ докторъ.

Подали кофе. Родимцевъ заторопился уѣзжать и велѣлъ подавать лошадей.

— А когда-же ваша свадьба, Леонидъ Платонычъ? — спросилъ онъ Сухумова. — Въ этомъ мясоѣдѣ вѣнчаться будете или отложите до послѣ Пасхи на Красную Горку?

— На дняхъ, на дняхъ. И чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше, — отвѣчалъ Сухумовъ. — Вѣдь свадьба будетъ какая? Обвѣнчаемся при законныхъ свидѣтеляхъ и въ Петербургъ поѣдемъ.

Родимцева проводили.

— Ну, какъ онъ вамъ понравился? — спросилъ докторъ Сухумова. — Неправда-ли, пріятный человѣкъ?

— Да, совсѣмъ прекрасный человѣкъ, — отвѣчалъ Сухумовъ. — Но знаете, докторъ, я вообще трудно схожусь съ людьми. Но если ужъ сойдусь — меня выстрѣлами не отгонишь.

Онъ взялъ руку Раисы и крѣпко пожалъ ее.

— На бывшей нашей земской женатъ… На женщинѣ-врачѣ, Любови Михайловнѣ Штернъ женатъ, которая состояла у насъ земскимъ врачемъ, — продолжалъ докторъ, — хорошая спеціалистка по глазнымъ болѣзнямъ. Когда-то была у насъ въ земствѣ и много пользы принесла. Вѣдь здѣсь есть деревни, гдѣ грудные ребята чуть не поголовно бленорреей глазъ страдаютъ. Да и вообще съ глазными болѣзнями приходится бороться. Грязь, невѣжество, вонючія тряпки… Ахъ!

Докторъ сморщился и. махнулъ рукой.

— А ужъ теперь не лѣчитъ? — задалъ вопросъ Сухумовъ.

— Куда!.. Народила кучу ребятъ. Впору своими заниматься. Поможетъ, не откажетъ, если какая-нибудь баба съ ребенкомъ придетъ, но чтобъ профессіонально — нѣтъ. Да и боится, чтобы своимъ дѣтямъ какой-нибудь болѣзни не занести.

Сухумовъ теперь совсѣмъ оживился и спросилъ себѣ кофе, отъ котораго раньше отказался.

— Ну, что-жъ, разсказывайте, разсказывайте скорѣе! Когда свадьба? — обратилась весело къ нему и Раисѣ жена доктора, подавая чашку съ кофе.

— Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Думаю на будущей недѣлѣ обвѣнчаться при законныхъ свидѣтеляхъ, — далъ отвѣтъ Сухумовъ. — Никакого бѣлаго платья у невѣсты нѣтъ для вѣнца, ну, да я думаю, можно и безъ него обойтйсь.

— Сдѣлаемъ мы, сдѣлаемъ бѣлое платье изъ кашемиру! Въ три-четыре дня сдѣлаемъ! — воскликнула Раиса. — Я сама… жена учителя Иванова поможетъ. Кромѣ того, у насъ на деревнѣ дѣвушка-портниха найдется… Училась когда-то въ городѣ. Не сможемъ шелковое, съ какими-нибудь вычурами сшить, а простое-то сможемъ.

— Раиса, но вѣдь это, другъ мой, предразсудокъ. Можно въ какомъ-нибудь вѣнчаться, — замѣтилъ Сухумовъ.

— Нѣтъ, нѣтъ… Тетенька въ ужасъ придетъ, если въ черномъ вѣнчаться, а у меня ничего другого нѣтъ. А что въ селѣ-то, что въ приходѣ будутъ говорить! Вы не безпокойтесь. Завтра мы поѣдемъ въ уѣздъ, купимъ кашемиру, ботинки, вуаль, цвѣты — и черезъ три-четыре дня все будетъ готово честь-честью.

— Не смѣю спорить… Не хочу тебя обижать… проговорилъ Сухумовъ, пожимая плечами. — Но Бога ради старайтесь скорѣе.

— Да если что очень экстренное, то намъ пришлите. Моя баба поковыряетъ иголкой, — сказалъ докторъ. — Ей отъ ребятъ отлучиться невозможно, а дома она на что хотите искусница.

— Нѣтъ, нѣтъ, докторъ. Ничего не надо. Все въ Петербургѣ сдѣлаютъ. Я ужъ такъ рѣшилъ. Обвѣнчаемся и прямо на поѣздъ и въ Петербургъ.

— Какъ въ Петербургъ?! — удивленно воскликнулъ докторъ. — Да что вы, другъ мой! Вѣдь это убійственно подѣйствуетъ на ваше здоровье.

— На какое здоровье, если я совсѣмъ здоровъ! — закричалъ въ свою очередь Сухумовъ, вскочилъ со стула и заходилъ по комнатѣ.

— Ну, положимъ, что еще далеко не совсѣмъ. Вѣдь я въ крещенскій сочельникъ васъ осматривалъ. И сердце… и нервы… печеночка тоже повылѣзла изъ-подъ ребра… селезенка была набухши слегка… И я даже выслушалъ у васъ перебойчики въ сердцѣ.

— Позвольте! А какъ-же вы при встрѣчѣ со мной назвали меня даже молодцомъ! — сердился Сухумовъ.

— Вѣрно, правильно! Вы совсѣмъ молодецъ сравнительно съ тѣмъ положеніемъ здоровья, съ которымъ вы пріѣхали, но вполнѣ здоровымъ васъ назвать никакъ нельзя. Я принимаю въ соображеніе даже ваше душевное состояніе въ сочельникъ, ваше волненіе передъ тѣмъ рѣшительнымъ шагомъ, который вы сбирались сдѣлать… Помните… Но…

— Ну, пошли! Поѣхали! Теперь ужъ васъ и не удержишь! — сердито говорилъ Сухумовъ.

— Не горячитесь. Вамъ вредно… Выслушайте вы меня внимательно. Вѣдь уже и самые сборы къ женитьбѣ, вѣнчаніе будутъ происходить въ волненіи… Это такъ естественно… Безъ этого обойтись нельзя… Такъ и успокойте себя потомъ здѣсь въ деревнѣ… А вы хотите сразу въ Петербургъ ѣхать. Не даю благословенія.

Сухумовъ схватился за грудь.

— Не могу я… Не могу, докторъ… Я долженъ хоть на двѣ, на три недѣли съѣздить! Я вернусь потомъ… — восклицалъ Сухумовъ.

— Боже! Даже на три недѣли!

— А какъ-же иначе? Раньше двухъ-трехъ недѣль приданаго не могутъ сдѣлать. Вѣдь у моей невѣсты ничего нѣтъ. Все надо сдѣлать, все!

Богъ съ нимъ и съ приданымъ, если вы тамъ въ Петербургѣ опять совсѣмъ отреплетесь! Снова сюда чиниться вернетесь въ тихую пристань? Нѣтъ, ужъ вторая-то починка куда труднѣе придется. А главное, сейчасъ-то ѣхать опасно. Но Сухумовъ былъ непреклоненъ.

Посидѣвъ у доктора еще съ полчаса, Сухумовъ сталъ сбираться домой. Докторъ опять началъ уговаривать его не ѣздить въ Петербургъ.

— Повремените хоть мѣсяцъ, другой… Дайте себѣ вконецъ окрѣпнуть здѣсь. Доведите себя до степени нормально-здороваго человѣка, — говорилъ онъ, чтобы сколько-нибудь задержать его въ деревнѣ. — Вѣдь я у васъ слышалъ перебой въ сердцѣ.

Но Сухумовъ оставался непреклоненъ и отвѣчалъ:

— Да я, докторъ, чувствую себя совсѣмъ хорошо, а вполнѣ здороваго, идеально здороваго человѣка, а думаю, и не бываетъ.

— Ну, какъ не бывать! А здѣсь мы говоримъ о здоровьѣ все-таки относительномъ. Успокойтесь послѣ вѣнчанья мѣсяца полтора — ну, я и не буду васъ удерживать. Вѣдь и женитьба передряга. Я, кажется, говорилъ вамъ объ этомъ.