Степан Злобин - Остров Буян

— Отче Пахомий! — обрадовался Иванка и кинулся к яме.

— Здоров, сыне! Ты, что ли, у дураков ватаманом ходишь?

Старцу спустили жердь. Он легко вскарабкался наверх, еще продолжая браниться.

— Нево я для того тебя вызволял из владычня подвала, чтобы ты разбойничьим ватаманом стал! — отозвался монах. — Опять коней по дорогам хватать?!

Иванка засмеялся:

— Я не разбойник, батя, я — человек ратный города Пскова, а коня твоего нам не надо.

— А чего же ты тутенька деешь, коль ратный ты человек? Пошто подорожничаешь да людей хватаешь? Пошто твои ратные люди с дубьем на прохожих скачут, да руки вяжут, да коня отымают?

— Не слухай, Иван, он сам на нас наскочил с дубьем! — воскликнул один из дозорных.

— Невиновны робята, отче Пахомий, — сказал Иванка. — У нас наказ земского старосты грамоты глядеть у проезжих, чтобы боярам с Москвой не ссылаться.

— Я на Москве с боярами не прощался и грамот не брал, а голову наскоре уносил.

— Что с бачкой, отче Пахомий? — спросил Иванка, усадив монаха на куче хвороста в шалаше.

— Худо, свет, худо. Таить не стану, как худо! Видал я его в Посольском приказе. Кремяный твой бачка. Пытали его, отколь письма к заводу мятежному, — слова не молвит. Велел тебе завет его снесть. «Чует сердце, — сказал, — не отпустят бояре меня живым из-под пыток. Вели Ивану Кудекушу помнить, а коли придет его час, то помстился бы за меня над дворянами вдосталь и больших посадских людей не забыл бы».

— Уж я не забуду, отче… Спасибо тебе за бачкино слово, — сказал помрачневший Иванка. — Огнем бачку жгли?

— При мне, свет, не жгли — кнутьем секли. Опосле, может, — не знаю.

— А прочие где челобитчики псковские, батя? — спросил Иванка.

— Прочие, светик, воры-изменщики: на бачку на твоего, на Томилу Иваныча, на Гаврилу и на Ягу боярам сказывали, что от них весь завод во Пскове. Они меня обогнали тут недалече. Боярских застав они не страшатся, поехали прямо в Хованского стан с боярскою грамотой из Москвы, что в ответ на псковское челобитье. Страшусь, придут они раньше во Псков — и люди верить им станут. Отпустил бы ты меня поскорее в город.

— Днем не пролезешь, батя, — сказал Иванка. — Днем схватят тебя и к боярину поведут. А как стемнеет, то мы тебя сами проводим…

— А мне с теми не по пути, — сказал старец, — на курью нашесть кречета не садят. Изменщицки мыслят те воры, и я от них розно иду.

— Пошто же не прямой дорогой, а лесом? — вмешался старик крестьянин, вооруженный рогатиной и одетый в кольчугу поверх холщовой рубахи.

— Не тебе бы, старый, спрошать: прямо сорока летает, а сокол кругами ходит! На прямой дороге бояре стоят, а я до боярской ласки не падок. Грамоты проходной, вишь, взять позабыл, уходить от боярской ласки поторопился. И вы меня, голуби, чем на дороге держать, пустили бы в город скоря — в Земскую избу.

— Ладно, — сказал Иванка, — посиди тут до вечера. Днем заставы боярской не минешь. Что там у царя? Видал ты его в глаза?

— Молодой он, не плоше тебя, свет, и умом живет не своим — изо рта у бояр смотрит, то и беда! — сказал старец.

В лесу послышались голоса, перекоры, топот коней. Столпившиеся вокруг старца крестьяне вмиг рассыпались, похватали оружие и завалились в кусты, выглядывая в сторону приближавшихся голосов. Иванка тоже насторожился. Сквозь шум леса он узнал скоро голос Печеренина.

— Товарищ мой ворочается из гостей — ко дворянам ездил обедать, — сказал он шутливо.

Но Павел приехал не от дворян: пересекая большую Новгородскую дорогу, он встретил трех всадников, которые назвались псковскими челобитчиками, ездившими в Москву.

— Я челобитчиков псковских не знаю, да коли вам не в боярский стан, то едем со мной, а вечор мы вас в город проводим, — сказал Печеренин.

Встречные заспорили, но их было всего трое, а с Павлом был целый десяток не хуже вооруженных людей. Павел их окружил и повел к себе силой. Едучи поневоле в лес, всадники перекорялись с мужицким атаманом:

— У нас царская грамота. Никто нас держать не мочен!

— И держать не стану, да как вас пущу на беду — вдруг боярские люди вас схватят да грамоту изолживят продажно, — убеждал их Печеренин.

— Не смеют того бояре: до псковских градских ворот подорожный лист у нас писан от государя — смотри.

— Я в грамоте чего смыслю — не дворянин! — ответил им Павел. — А есть у меня человек книжный в товарищах — тот доглядит.

Они подъехали к стану.

Взглянув на них, Пахомий, присевший было возле Иванки, вскочил.

— Во-от они, светы-голуби, хари продажные! Радетели сиротские! — громко воскликнул старец. — От их злобы бежал из Москвы, — указал он на всадников. — В Новегороде Истому-звонаря испродали митрополиту да воеводе.

— Пес бешеный, мутосвет, пошто брешешь! Трепал на Москве нелепы слова про государя да про властей духовных, за то и на нас опалу навлек. Сам убег, окаянный, а нас на дороге погоня схватила, — мол, кой тут из вас Пахомий? Чуть палачам не кинули! — громко обращаясь ко всем, сказал казак Федор Снякин.

— То бы вам по заслуге, лагодам боярским! Не то-то упословали вы у царя! Чай, милостей царских в гостинец везете всяких чинов псковским людям! За то вас весь город любити да жаловать станет!

— А ты не шпыняй напрасно. Городу рассудить нас, — вмешался товарищ Снякина, стрелец Рузувай.

— Не тот-то городу служит, кто языком торговую площадь метет. Нас город к царю посылал с челобитьем, а ты, беспрочный каркун, полетел середь площади по всему народу звонить. Напусти бог смелости, а ума у соседа взаймы спрошу!.. Дура старая! — разошелся Снякин.

— Ну, буде лаять, не дома! — прервал его Павел. — У нас на деревне люди темные — стариков почитаем и в обиду другим не даем… Сказали бы лучше, гости любезные, чего на Москве у царя слыхали. И нам, крестьянишкам, ведать бы.

— Нам царской грамоты не распечатывать до мирского схода! — ответил третий челобитчик, стрелец Коновал, слезая с седла.

— А подлинно ль царская грамота с вами? Может, бояре лжою писали? — вмешался старик в кольчуге. — Сказывают, государь от боярской лихости в Литву съехал и там войско собирает против бояр.

— Грамоту от государя из рук приняли, — ответил казак. — На Москве государь во своем дворце.

— Каков же собой государь? — спросил кто-то из окружающих.

И все тесно сдвинулись вокруг челобитчиков, усевшихся у костра.

— Ну-ка, братцы, «призвал в гости, так сади за стол». Подавайте-ка чего бог послал закусить да поболее выпить! — весело крикнул Павел Печеренин, обращаясь к своим.

— Да не всем, смотри, ухи развешивать, а которы в дозоре, стоять накрепко и вина не касаться! — напомнил Иванка.

Казак Снякин взглянул на него и только теперь узнал.

— Ты тут, малый, отколе? Сын звонарев? — спросил он.