Владимир Шпаков - Билет без выигрыша

Но вначале надо было отдохнуть, потому что ноги предательски подгибались. Не ходите, дети, в Азию гулять! Живите в Европе, на родном Ленинградском вокзале: тоже местечко не подарок, к примеру, сумку могут увести, зато здесь тузиков не жарят на кострах! Вот и коробочки картонные, на которые можно присесть! Не возражаете, мадам? Сидевшая на раскладном стульчике тетка с мясистым лицом смотрела на меня как-то странно, но молчала, что я принял за согласие. Коробка слегка продавилась, потом почувствовалось что-то плотное. И замечательно: хорошее местечко для отдыха! Я курил, тетка продолжала странно смотреть, и тут... "Вот шайтан-арба!" подумал я и, вскочив, раскрыл коробку. Там лежало маленькое тело: свернутое калачиком, в рубашке и штанах, оно посапывало во сне (слава богу!) и, как я понял, даже не проснулось, когда я присаживался.

- Сиротки... - хрипло проговорила тетка. - Никому не нужны, только я их пригреваю...

Употребленное множественное число заставило с подозрением оглядеть стоящие рядом коробки. Я раскрыл соседнюю: то же самое, только ребенок не лежит, а сидит, спрятав белобрысую голову между колен. В третьей же коробке обнаружились тонкие косички на девичьей щеке...

- Опять, Зинка, за свое?! - закричали из окошка ночного ларя. - Опять детишек воровать подучаешь?! Погоди, я вот сейчас милицию вызову!

Выскочившая женщина в белом халате замахнулась на мясистую полотенцем, потом кинулась к коробкам.

- Сироток пригрела, - хрипела тетка. - А меня ж и ругают! Правильно говорят: не делай добра, не получишь зла!

- Нет, вы посмотрите на эту заразу! Добро она делает, надо же! "Сникерс" купит, а потом воровать посылает этих бездомных!

- Мы не бездомные, - пробормотал белобрысый, зевая. - Мы просто из дому сбежали... И вообще - чего вы тут орете? Дайте поспать, башка болит!

Женщина потрогала его голову и тут же отдернула руку.

- Господи, да он же горит весь, его в больницу надо! Эй, Саш! Сашка, мать твою, брось эту дурацкую лотерею, иди сюда!

Пребывая в ступоре, я не сообразил, что имя - тоже знакомое и что при желании я мог бы вспомнить, как "лотерейный" голос когда-то читал: "И выезжает на Ордынку такси с больными седоками..." "Ну вот скажи, - удивлялся затем Сашка Климов, - почему с "больными"? С какой радости? А вместе с тем чувствуешь, что именно это слово нужно и никакое другое! Потому что Бродский - гений!" Читались и плоды собственного вдохновения, только сейчас, понятно, было не до стихов литинститутского приятеля и собутыльника.

Сашка тоже меня не узнал: он внимал хозяйке ларя, мол, сбегай к телефону, вызови "скорую", а я пока твои билеты постерегу! Узнавание состоялось позже, когда врачи были вызваны, а Зинка получила-таки полотенцем по морде.

- Правильно, но бесполезно! - говорил Климов спустя полчаса, разливая за встречу. - Я тут и не такое видел: вначале волосы дыбом, а потом привыкаешь. Ты вот сказал, издательство пропало? Ерунда, тут недавно вагон пропал, причем с проводниками, - не нашли! Зато нашли противопехотную мину в камере хранения, хорошо, без взрывателя! В общем, "довели страну до ручки, дай червонец до получки"! Бродский - гений, давай за него!

В плексигласовом цилиндре лежали кучкой билеты: я машинально крутил цилиндр, и виртуальное счастье в виде блестящих прямоугольников перекатывалось передо мной, создавая иллюзию беспредельных возможностей. Здесь Жора обретал верную супругу, с пачкой заработанных денег возвращался домой Иона, а Сильвия в компании с Богданчиком ела вареники, а потом они вмести чего-нибудь "спивали". А я тут есть? Ну конечно: вот он, нашедший, наконец, издательство и заключивший очень выгодный договор! Вытащив счастливый билет, Малеев уезжал в свой Устюг, и Дед Мороз журил его: что ж ты старика позоришь? Не воруй больше, а то заморожу, на фиг! А Сашка получал Нобелевку, и вот уже его цитируют молодые поэты, а он только автографы раздает...

Увы, хозяин счастливой кучи имел впалые щеки, был небрит и снимал комнату где-то в Бирюлеве, причем вскоре его должны были оттуда согнать. По окончании Литинститута он работал сторожем дачи в Переделкино, торговал книгами на Новом Арбате, дошло до того, что читал в переходе стихи Асадова (за Бродского, сказал Сашка, плохо подавали). Несколько раз порывался уехать домой, на Алтай, но там разве лучше? Издательства, где он пытался издавать сборники, тоже исчезали; и жена исчезла, не выдержав жуткого темпа московской жизни, и остался только этот гребаный вокзал и эта траханая лотерея...

- Не хочешь, кстати, билетик? "Жизнь - она как лотерея. Вышла замуж за еврея"...

- Знаю: Бродский - гений. Но у меня, наверное, на твой билет не хватит.

- Тебе - по дружбе - бесплатно!

Вытащенный кусочек пластика игриво поблескивал, обещая горы райского блаженства, но, когда я стер защитный слой, взгляду открылось: "Билет без выигрыша". Вот она - Москва в чистом виде. Свесив живот через пояс кольцевой дороги, Москва наскоро припудривается и смотрит на бегу в зеркало: ладно, сойдет! Потом навешивает сбоку короб и, как приснопамятный сеятель, щедрой рукой раскидывает лотерейные билеты - берите, не жалко! Отталкивая друг друга, приехавшие на девять вокзалов жадно хватают брошенное, затем судорожно стирают защитный слой: что под ним? Хрен на блюде! - гогочет столица и топает дальше, кидая в "бразды" фиктивное счастье...

- А вообще кто-нибудь выигрывает?

- Мелочевку - да, а по-крупному - никто и ни разу. Ладно, давай еще по одной, и я сворачиваю лавочку. Перекантуюсь в вагоне-гостинице, а потом домой, отсыпаться до вечера. Не хочешь в вагон?

- Спасибо, но у меня есть койко-место.

Казалось, эта ночь никогда не кончится. Как ни странно, она кончилась; и вскоре я увидел Ольгу с чашкой кофе, спящего Жору, Малеева, после чего провалился в зыбкий сон. Разбудил дикий ор: "Выметайся, козел, чего мое место занял?!" Вытаращив глаза, надо мной нависала фурия, одетая в рваный балахон: то ли бомжиха, то ли цыганка. Стоящая снаружи Ольга закрывала рот рукой, давясь от смеха, меня же бесцеремонно скидывали с нар: вали отсюда, это мое место!

- Эй, Бусыгина! Полегче, он и так потерпевший!

Бомжиха свирепо расхохоталась.

- Потерпевший?! Тогда оставь его на полчасика, я утешу!

Я вскочил, испугавшись: а вдруг и впрямь оставят?! К счастью, меня потребовали к следователю.

- А где Жора? - спросил я.

- Не знаю. Наверное, еще кого-нибудь выручать отправился. А задержанного в СИЗО увезли: думаю, недолго посидит - дело-то ясное, как ясный день.

За окном действительно был день, пусть и не очень ясный. Чувствуя боль в голове, я выхлебал предложенную Ольгой чашку кофе и поплелся на второй этаж.

Следователь оказался мужчиной с испитым лицом и недовольным взглядом. То, как он меня спрашивал (резкий тон, отрывистые вопросы) должно было, наверное, показать мою ничтожность перед ЗАКОНОМ, который продолжал свое неумолимое, как ход небесных светил, движение. "Не иначе, - думал я, - ты хочешь быть "стрелочником" в этом процессе. Что ж, хочешь - будь..." На вопросы я отвечал вяло, долго искал место, где подписаться, пока сердито не ткнули носом: здесь!