Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 11. Война и мир. Том третий

Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти зa принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок Двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом... принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.

Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого, и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова пожертвовать жизнию,

«Молодец-женщина! Вот что̀ называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время»,

Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.

[словечко.]

Даже и на развод,

Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности,

Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений...

Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я бешусь на него, потому что он мне не сдержал слова. — Графиня, есть милосердие для всякого греха,

Затем молю Бога, да будете вы, мой друг, под святым и сильным Его покровом. Друг ваш Елена.

достославные подвиги

Между нами, мой милый,

Мне, любезнейший, все хорошо известно,

Так и есть,

Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело.

— Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?

Да ничего,

Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот чтó я вам скажу. Блажен кто умеет слушаться!

святых отцов Общества Иисусова?

гобелены

дружок,

— Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот наконец, этот знаменитый город! Пора,

Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность,

царей.

Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.

Приведите бояр,

собраний во дворце царей,

[моей милой, нежной, бедной матери,]

Учреждение, посвященное моей милой матери. Дом моей матери,

[смешным]

— Однакоже надо сказать ему...

— Но, господа...

— Но неловко... Невозможно!

«Москва пуста. Какое невероятное событие!»

Не удалась развязка театрального представления.

Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.

«Вот она чернь, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва»,

Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.

У меня были другие обязанности. [Надо было успокоить народ]. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.

общественного блага,

путь мой был бы совсем иначе начертан.

общественное благо.

удобным случаем

я одним камнем делал два удара;

Чернь, злодей... общественное благо,

пали!

— Уберите это,

Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли в французов. Некоторых из них изрубили и очистили Кремль от их присутствия.

[дикому патриотизму Растопчина;]

— Почтение всей компании!

— Вы хозяин?

— Квартир, квартир. Французы добрые ребята. Чорт возьми, не будем ссориться, дедушка,

— Что ж, неужели и тут никто не говорит по-французски?

— Вы не ранены?

— Кажется нет,

— но на этот раз близко было,

— Кто этот человек?

— Ах, я право в отчаянии от того, что̀ случилось,

— Это несчастный сумасшедший, который не знал, что̀ делал.

— Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,

— Вы спасли мне жизнь. Вы француз,

мосье Рамбаля, капитана 13-го легкого полка

— Я русский,

рассказывайте это другим,

— Сейчас вы мне всё это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?

— Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,

— Когда будет нужно, вас позовут,

— Капитан, у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?

— Да, и вино,

— Француз или русский князь инкогнито,

— Я обязан вам жизнью и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.

— Капитан Рамбаль, 13-го легкого полка, кавалер почетного легиона зa дело 7-го сентября,

— Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле.

— Полноте пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер... штаб-офицер, может быть. Вы служили против нас. — Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно и я весь ваш. Вы дворянин?

— Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это всё, чтò мне нужно.

чудесно, превосходно!

— Да, мой любезный, господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7-го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей Богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать всё снова. Жалею тех, которые не видали этого.