В Слепцов - Трудное время

- А! И ты здесь, чертова перечница! Что же ты сюда нейдешь?

- Он не смеет.

- Я не смею-с.

- Ну, хорошо, братец; стой там, стой! мы тебя после обеда посвятим.

- Посвятим, посвятим...

Купец кланялся.

Подали суп. Стали садиться за стол. Купец лаков тоже взялся за стул.

- Что ж, господа, мне-то можно?

- Садись, чучело, садись, ничего.

Купец сел.

- Эй, половой, подай графин водки!

- За стол водку не подают. Что ты? Разве здесь кабак? - говорили купцу соседи.

- Ну, шампанского. Черт те дери!

- Много ли-с?

- Полбутылки.

- Эх ты! Полбутылки! Мужик! Где ты сидишь, вспомни!

- Что ж такое? Ну, мы полдюжину спросим. Подай полдюжины!

- Слушаю-с.

- Да закусить чего-нибудь, солененького. Проворней! Эх, в рот те шило...

- Лаков, веди себя скромней, - кричали ему с другого конца.

- Я и так скромно.

- Господа, слышали, в Саратове какой случай был?

- Какой?

- Поджигателей поймали 7. Теперь там такое дело... Оказывается, что тут замешаны разные лица...

- Эка штука! У нас мужики двоих поймали; взяли, дурачье, и отпустили.

- А что, позвольте вас спросить, - спросил Рязанова его сосед, уездный учитель, - телеграмму посылать будут 8?

- Я не знаю.

- Что он такое говорит?

- Я говорю-с насчет телеграммы.

- Какой телеграммы?

- То есть от всех сословий, вот теперь, во время обеда. Разве не будут?

- Нет; телеграммы не будет, а вот речь Петр Михайлович произнесет - на латинском языке.

- Ах, в самом деле! Петя, - кричал один посредник, - речь, брат, непременно сегодня речь!

- Уж это после обеда, - отвечал Петя.

- Нет, он на прошлой неделе, - мы с ним на охоте были, - уморил: собрал мужиков и им латинскую речь сказал.

- Ха, ха, ха!

После супа захлопали пробки и стали разносить шампанское.

- Господа, за соединение сословий! Лаков, слышишь, чучело?

- А, дуй вас горой!

- Ха, ха, ха! Однако ты, чертов сын, не ругайся!

- "Устюшкина мать собиралась умирать..." - затянул Лаков.

- Этих свиней никогда не надо пускать, - рассуждали дворяне.

- Вот посадили его за стол, а он и ноги на стол.

- "Умереть не умерла, только время провела". Что ж такое? Я за свои деньги... Ай у нас денег нет?

- Иван Павлыч, ваше здоровье, - чокались через стол помещики.

- Эх, драть-то вас на шест, - кричал между тем Лаков.

- Господа, что же это такое?

- Mais, mon cher, que voulez-vous donc? C'est un paysan 9.

- Эй, послушай, ты, мужик, - говорил Лакову один помещик. - Если ты, скотина, еще будешь неприлично себя вести, тебя сейчас выведут.

- Ты недостоин сидеть с порядочными людьми за столом.

Лаков струсил.

- Будешь смирно сидеть?

- Я смирно. Истинный бог... Подлец хочу быть, - смирно.

- Ну, так молчи же, не ругайся!

- В тринклятии провалиться - не ругался.

- Господа, за процветание клуба, - провозгласил предводитель.

- "Устюшкина мать..." - заревел Лаков. - Ай у нас денег нет? Всех вас куплю, продам и опять выкуплю.

- Нет, это из рук вон. Его нужно вывести.

- Вот они деньги, - получай! Эй! Кто у вас тут получает, - получай! Триста целковых... На всех... Жертвую, раздуй вас горой!..

- Вывести, вывести его! - кричали дворяне.

- Стой, - говорил Лаков. - За четыре бутылки назад деньги подай! Ладно. Ну, теперь выводи!

Через час после обеда дворяне ходили по комнатам, как во сне, все что-то говорили друг другу, кричали, пели и требовали всё шампанского и шампанского. В одной комнате хором пели какую-то песню, но потом образовалось два хора, и уж никто никого не слушал; только и можно было разобрать:

- Кубок янтарный...

- Чтобы солнцем не пекло...

- Полон давно...

- Чтобы сало не текло.

- Господа, это подлость!.. Ура-а - шампанского!.. Пей, пей, пей!.. Позвольте вам сказать!.. Чтобы солнцем... Поди к черту! Ура - шампанского!..

В то же время один помещик, сидя на столе, выводил тоненьким голоском: "Век юный, пре-елестный, дру-у-зья-аа, про-о-ле-етит..." 10

- Во-одки! - вдруг заорал кто-то отчаянным голосом.

В другой комнате происходило посвящение купца Стратонова. Судья, сидя на кресле, произносил какие-то слова, а хор повторял их. Два посредника держали под руки купца Стратонова и заставляли его кланяться судье. Купец кланялся в ноги и просил ручку. Судья накрывал его полою своего сюртука и произносил "аксиос" 11, "аксиос"; хор подхватывал; третий посредник махал цепью, как будто кадилом.

Щетинин с Рязановым вышли на крыльцо. Смеркалось. У ворот клуба их уже дожидался запряженный тарантас. На дворе видно было, как один помещик стоял, упершись в стену лбом, и мучительно расплачивался за обед.

Перед освещенными окнами клуба стояли мальчики и вели между собою следующий разговор:

- Ты туда не ходи! Там мировой.

- Это съезд.

- Он тебя съест.

- Кто?

- А мировой-то. Ишь ты! Ишь! Вон он какой страшный! Глядите, братцы! зубы-то, зубы!..

- Ур-а-а! - ревели в клубе дворяне и кидали в окна пустые бутылки.

По улицам бродили пьяные мужики. Ярмарка кончилась.

- Что ты такое начал рассказывать, когда я приехал, помнишь? - про какое-то социальное дело? - спросил Рязанов своего товарища, когда они выехали в поле.

- Нет, оставь это, прошу я тебя, сделай милость, оставь, - ответил Щетинин.

VI

Щетинин с Рязановым вернулись из города ночью, часу в первом; Рязанов отправился к себе во флигель, а Щетинин прошел прямо в кабинет, разделся, прочел письма, развернул газету и, облокотившись над нею, задумался.

Прошло несколько минут.

- Кушать не будете? - угрюмо спросил его лакей.

- А?

Щетинин как будто очнулся.

- Кушать не будете? - тем же тоном и так же угрюмо повторил лакей.

- Нет, не буду.

Лакей хотел было уйти.

- Постой! Что... А-а... Барыня уж легла, не знаешь? - сбиваясь и разглядывая газету, спросил Щетинин.

- Не могу знать.

- А-а... Здоровы... Здорова она?

- Не могу знать.

Щетинин нахмурился и исподлобья посмотрел на лакея: лакей, заложив одну руку за спину, а в другой держа сапоги, стоял у притолоки и исподлобья смотрел на барина.

- Что это у вас за привычка, - раздражительно начал Щетинин: - "Не могу знать", да "Никак нет"? Черт знает, точно рекруты какие-то.

Лакей переступил с ноги на ногу и продолжал молча смотреть на барина.

- Просишь, кажется, ведь, - нет!

Молчание.

- Последний раз прошу: не говори так, сделай милость!

- Слушаю-с.

Щетинин махнул рукой.

- Ступай! Ступай уж, - говорил он умоляющим голосом.

Лакей ушел...

Щетинин поправил газету, хлопнул по ней ладонью и принялся было читать; но сейчас же забарабанил пальцами по столу и загляделся на подсвечник. Тихо стало; слышно, как на дворе лошадей отпрягают... Вдруг где-то, в дальних комнатах, что-то стукнуло, и зашуршало женское платье... Щетинин вздрогнул, поднял голову и начал прислушиваться: пол заскрипел... Шелест все ближе и ближе... Вот прошла в залу... Задела платьем за стул... Повернула в столовую...