Иван Лажечников - Беленькие, черненькие и серенькие

Любил Илья Максимович тешить себя и честолюбивую невестку рассказами о связях своих с тогдашними знатными господами, о том, как они живут, да как убраны у них палаты, как он обращался с ними уважительно, да и себя не ронял, а тех, которые вышли из подьячих да зазнались, дразнил игрою своего миллиончика или намёком на нечистое дельце. Гордился он очень знакомством своим с графом Алексеем Григорьевичем Орловым [110] ... с графом Алексеем Григорьевичем Орловым... так поневоле хватаешься за шапку — А. Г. Орлов-Чесменский (1737 — 1808), сподвижник Екатерины II, известный московский богач и хлебосол. Современник вспоминал: «Какой рост, какая вельможная осанка, какой важный и вместе добрый, приветливый взгляд! Такое-то почтение привлекал к себе любезный москвичам боярин, щедро наделённый всеми дарами: и красотой, и силой разума, и силой телесной» (П. И. Страхов). Лажечников упоминает наиболее яркие увлечения графа — кулачные бои на льду Москвы-реки, разведение почтовых голубей. С именем А. Г. Орлова связано благоустройство Нескучного сада в Москве, где находилось имение графа, развитие отечественного коннозаводства (создание особой породы орловских рысаков). .

— Вот русский боярин! Алмаз-боярин! — говаривал он. — Посыпьте перед ним дорожку золотом, да по грязи — не захочет замарать рук своих, чтобы подбирать их. Не то что какой-нибудь шематон [111] Не то что какой-нибудь шематон ... — прощелыга, фат, пустой человек. , изроет целую навозную кучу, чтоб достать червончик, да ещё подумает, нельзя ли из навозу сделать золота. И осанкою, и мощью, и духом — всем взял! Стоит на кулачном бою промеж чёрного народа, а тотчас видно, что боярин! Кажись, ласков и с малым ребёнком, а глазами поведёт, так поневоле хватаешься за шапку.

— А знаешь ли, Прасковья Михайловна! — прибавил Илья Максимович. — В прошедшем лете не погнушался в гости к моему Гаврюшке. (Тут указал он на Ларивонова старшего брата, остриженного в кружок, в чуйке [112] ... в чуйке из зелёного порыжелого бархата ... в галстуке... — Чуйка — длинный суконный кафтан халатного покроя (с косой горловиной), полы которого глубоко заходили одна за другую. Чуйка — типично купеческая одежда — и дворянский аксессуар галстук много говорят об их хозяине. Повязывать галстук Гаврила, естественно, не умел. из зелёного порыжелого бархата с цветочными дорожками, в галстуке, затянутом наподобие ошейника.) Проведал как-то граф, что у него диковинный голубь — турман [113] ... диковинный голубь — турман ... — голубь-вертун. что ли, пёс их знает, — да и приехал с приятелями посмотреть. «Я, — говорит, — не к Илье Максимовичу, а к Гавриле его». Уж и потешил Гаврюшка мой важного гостя! Понёсся голубь воронкой всё выше и выше, забил крылышками, словно двумя серебряными листиками, потом стал в небе пятнышком не более гроша [114] ... пятнышком не более гроша ... — То есть медного двухкопеечника. да и пропал… Навели трубу, и в неё не видать! Думал я, уж не ястреб ли скушал. А голубь вдруг замелькал в высоте поднебесной и стал, словно клубочек, разматываться, разматываться — да как падёт сверху кувырком, примером сажен пятьдесят, и бряк оземь, прямо к ногам его сиятельства. Все диву дались и захлопали в ладоши. Граф вынул из кошелька штук пять золотых, отдал их этому дураку да погладил его по голове. Да вот и возгордился Гаврюшка, — прибавил Илья Максимович, — надел ныне бархатную чуйку. Подарил ведь с плеч своих. Кажись, будни.

— Для Прасковьи Михайловны, батюшка Илья Максимович, — сказал человек, остриженный в кружок.

— Чай, своя! Смотри, брат, не заламывайся; знаешь, не люблю мотовства. У меня, Параша, вот какой обычай. Припадёт кому из них охота до чего — возьми у меня, сколько угодно, на развод; да только чтоб впрок шло, и назад долг отдай. Гаврюшка к голубям пристрастился: на, купи, брат, голубей, да чтоб не были дрянь, отборных. Вот и купил, и богат стал от голубей, и долг отдал. Так и мельнику-бандуристу дал на струмент и дурацкую одёжу [115] ... дал на струмент и дурацкую одёжу. — На музыкальный инструмент и шутовской костюм. : впрок пошло — молчу и по головке поглаживаю. А зашалит да замотает, так у меня разом полетит на завод нюхать серу. А кстати, Гаврюшка, из какой заморской стороны добывают много серы?

— Цыцыла, — отвечал Гаврила.

— Ха-ха-ха, Цецилия [116] Цыцыла, Цецилия — остров Сицилия в Средиземном море, где находятся известные со времён Древнего Рима месторождения самородной серы. По всей видимости, серный завод купца Пшеницына перерабатывал заграничное сырьё, которое было значительно дешевле добываемого в России (серный завод в Самарской губернии работал на собственной сере, в Ярославле, Кадоме и Елатьме производство основывалось на привозной). , говорил я тебе; Цецилия, дурак! Ведь я сам, Параша, учился, неравно спросит по серному заводу матушка императрица.

И Прасковья Михайловна, чтобы угодить на случай старику, твердила про себя имя заморской страны Цецилии, откуда добывают много серы.

На конце первой недели Великого поста Илья Максимович, чувствуя себя гораздо лучше, так что мог бродить по комнатам, и заметив по лицу Прасковьи Михайловны, что в гостях хорошо, а дома лучше, благословил её на возвратный путь. Собрались уж после обеда. «Смотри, душа моя, ночуй в Люберцах, — говорил он, провожая невестку, — а то в Волчьих Воротах шалят» [117] ... ночуй в Люберцах... а то в Волчьих Воротах шалят. — В селе Люберцы находился постоялый двор. Волчьи Ворота Лажечников упоминает в романе «Последний Новик»: «В теснине Волчьих Ворот, поперёк дороги, лежит сосна, взъерошившая свои мохнатые сучья и образовавшая из них густой частокол. Ищу в лесу место, где бы мне перебраться на дорогу, как вдруг из-за кустов прямо на меня несколько молодцов с дубинами и топорами...». Примечание Лажечникова: «Так называется и доныне место в лесу, по Коломенской дороге, в двадцати трёх верстах от Москвы. За несколько ещё десятков лет оно было заставою разбойников». Волчьи Ворота — глухие места между Жилином и Балятином (нынешним посёлком Октябрьским), окружённые со всех сторон непроходимым лесом и болотами, чем и пользовались разбойники. .

Кто езжал по холоденской дороге, тот не мог не заметить на возвышенной равнине, за двадцать вёрст с небольшим от Москвы, несколько вправо от дороги, одинокую сосну, вероятно, пережившую целый век. Так как окрестные жители искони хранят к этому дереву особенное благоговение и не запахивают корней его, то оно свободно раздвинуло кругом на несколько сажень свои жилистые сучья, из которых образовалась мохнатая шапка. В тени её могут укрыться несколько десятков человек. Видно, она стала тяжела старому богатырю, и он к верху несколько согнул под нею свой стан. Это дерево подало Мерзлякову мысль написать известную песнь [118] Это дерево подало Мерзлякову мысль написать известную песнь... — Алексей Фёдорович Мерзляков (1778 — 1830) — русский поэт и литературный критик, профессор Московского университета; его лекции усердно посещал И. И. Лажечников, подражавший ему в своих юношеских стихах. Романсы и песни Мерзлякова пользовались большой популярностью. Самая известная песня — «Среди долины ровныя...» (1810) на музыку Д. Н. Кашина. :